Я взял у Хедьги золотое ожерелье и поднял его на острие меча.
– Вот ожерелье Попокаситлальина, – сказал я громко, так что все услышали. – Он дал его мне в залог того, что он убьет Ицтейакатля и сам станет правителем, и будет во всем слушать моих советов. Пусть будет правителем Попокаситлальин! Пусть Попокаситлальин сдержит свое слово и теперь же вынесет на крыльцо дома правителя голову Ицтейакатля!
Тогда астеки с удвоенной силой стали теснить стражу и прижали ее к воротам. Несколько десятков стражников повернулись и вошли в дом. Кто-то в толпе крикнул:
– Они убьют Попокаситлальина! Держи их!
Сигрид сказала:
– Зачем ты, Эрлинг, ведешь опасную игру и рискуешь нашими головами, когда можно действовать наверняка? Что, если Попокаситлальин струсит или не сумеет сдержать слово?
Я сказал:
– Мне все это и вправду кажется игрой. Науа просты, как дети, и управлять ими так же легко, как стадом овец. Куда труднее было покорить Вестрибюгд, хотя здесь людей не меньше ста тысяч, а там и двух тысяч не набралось бы.
Стражники тем временем собрались с духом и отбросили толпу от дома. У ворот осталось лежать сто или более трупов. Сигрид сказала:
– Сейчас народ разбежится, и наше дело будет проиграно.
Торхалль сказал:
– Пускай разбегаются, от них все равно никакого проку. Если бы они так не толкали и не теснили нас, мы могли бы сами вступить в бой, и тогда стражникам пришлось бы туго.
Над главным входом в дом правителя была другая дверь, которая вела в верхние покои. Под ней было подобие каменного крыльца из трех ступеней. Нижняя ступень нависала над воротами. Когда толпа обратилась в бегство, из этой верхней двери выступил правитель Ицтейакатль. Его легко было узнать по причудливому одеянию и пестрой шапке из разноцветных перьев. У него были толстые губы и нос, а во рту не хватало половины зубов. Он указал рукой на меня и крикнул стражникам:
– Убейте этого чужеземца! Он не Кецалькоатль. Он самозванец. Убейте всех его спутников, кроме женщины с белыми волосами. Женщину приведите ко мне.
– Легче сказать, чем сделать! – крикнул Хельги. Толпа разбегалась, и стражники подступали к нам. Мы обнажили мечи и встали плечом к плечу. Наши рабы-науа стояли по обе стороны от нас с оружием наготове. Но я понимал, что их мужества не хватит надолго.
Стражники бросилсь на нас всей гурьбой, размахивая обсидиановыми палицами. Мы выдержали первый натиск и убили пятерых, но наши рабы разбежались.
– Убейте их! – снова крикнул Ицтейакатль. – Но не трогайте женщину с белыми волосами!
– Замолчи, ты, старая беззубая собака! – ответила ему Сигрид. – Ты меня не получишь! И тем лучше для тебя, потому что я вырвала бы все янтарные кольца из твоих пухлых губ, а потом задушила бы тебя голыми руками.
Стражники окружили нам и теперь нападали сразу со всех сторон. Мы защищались стойко и убили многих врагов, но было ясно, что в конце концов они одолеют нас числом.
– Похоже, наш друг Попокаситлальин упустил случай стать конунгом, – сказал Кетиль.
Ицтейакатль громко вскрикнул, раскинул руки и упал ничком на ступени, так что его голова свесилась над главными воротами. В тот же миг на спину ему вспрыгнули два мальчика лет семи от роду. В руках у них были обсидиановые топорики.
Один из мальчиков отсек голову Ицтейакатля и показал ее людям на площади.
– Ицтейакатль умер! – крикнул он. – Теперь правителем будет Попокаситлальин!
Стражники перестали нападать на нас, опустили оружие и теперь во все глаза смотрели на мертвого конунга и его юных убийц. Разбежавшиеся астеки вернулись к дому тлатоани, так что теперь вся площадь снова была заполнена народом.
Сигрид спросила на языке науа:
– Кто этот мальчик, что отсек голову правителя?
Ей ответил стражник, стоявший неподалеку. Только что он пытался ударить Сигрид палицей, а она закрывалась щитом. Теперь они уже не были врагами. Стражник сказал:
– Это Ицкоатль, сын Попокаситлальина.
Катла сказала:
– Теперь понятно, почему мешкал Попокаситлальин: он отдал все свое мужество сыну.
Я сказал:
– Я возьму этого мальчика в ученики. Я сделаю из него настоящего правителя.
Второй мальчик тем временем распорол убитому спину и вытащил сердце. Он протянул его Ицкоатлю с такими словами:
– Великий бог Уицилопочтли забрал жизнь Ицтейакатля. Птичка колибри прилетела с юга и унесла его душу в Миктлан. Возьми это сердце и съешь его, Ицкоатль!
Ицкоатль принял сердце и начал рвать его зубами. Кровь текла по его щекам. Народ на площади громко кричал от радости.
– Кто этот второй? – спросил я.
– Тлакаэлель, сын жреца Уицилопочтли, – ответили люди.
– Его я тоже возьму в ученики. Он станет главным жрецом и верным помощником Ицкоатля.
В тот же день Попокаситлальин был провозглашен конунгом астеков. Я стал его первым советником, и не было случая, чтобы он поступил наперекор моему совету. Я взял в обучение Ицкоатля и Тлакаэлеля. С тех пор минуло много зим. В Анауаке ход времени не так заметен, как у нас на севере, потому что зима здесь немногим отличается от лета.
Мои ученики возмужали. Ицкоатль не уступит теперь в бою мне самому. Скоро он станет конунгом и завоюет всю страну от Западного моря до Восточного. Я не буду больше задерживаться здесь в ожидании его побед, потому что они уже неминуемы. Анга ведет меня дальше на юг.
РЕЧИ ТЛАКАЭЛЕЛЯ
Тдакаэлель сказал:
– Свет Анги озаряет меня. Он превращает мой разум в чистую мудрость, мой дух – в чистую волю. Мне ведомо все. Я всесилен.
Эрлинг сказал:
– Похоже, тебе не нужны больше мои уроки.
– Мне не нужно более ничего ни от людей, ни от богов. Я вижу весь свой путь и путь моего народа. Я вижу его ясно до самого конца.
– Скажи, что будет с тобой и с твоим народом.
– Астеки погибнут, но погибнут не так, как другие племена, покоряемые сильнейшими соседями. Астеки примут смерть спокойно, так, словно она ничего не значит для них. Они будут готовы. Астеки уйдут в Миктлан молча, в потоках крови и в сиянии Анги.
– Как ты добьешься этого, Тлакаэлель?
– Я велю построить огромный храм, и на вершине его я принесу в жертву богам сорок тысяч человек. Это будут лучшие из лучших, достойнейшие из достойнейших, гордость и слава Мешико. Сто шестьдесят помощников будет у меня, и они будут вспарывать тела жертв и бросать их сердца и печенки вниз, в толпу ликующего народа. Я сделаю так, чтобы лучшие из нас погибли, а остальные дрались за право сожрать их потроха. И все астеки украсят свои головы венками из омытых кровью цветов. Я совершу еще много подобных дел. И когда из-за Восточного моря придут беспощадные христиане, им достанутся только тела, но не души астеков. Ибо души их будут мертвы задолго до того дня. Кровавые реки унесут их в Миктлан, и они сольются с Ангой в невидимом страшном сиянии.
– Многие назовут тебя безумцем, Тлакаэлель, услышав такие речи.
– Только не ты, тольтекатль!
– Только не я, мой ученик.
НАПУТСТВИЕ ТЛАКАЭЛЕЛЯ
Эрлинг сказал:
– Я ухожу сегодня, прощай.
Тлакаэлель сказал:
– Куда ты пойдешь, учитель?
– Я пойду дальше на юг.
– Как далеко ты намерен идти?
– Насколько хватит жизни.
– Ты хочешь и другие народы этой земли подготовить к гибели?
– Только самые достойные.
– Ты многому научил меня, тольтекатль. Я в долгу перед тобой, и поэтому дам тебе один совет. Мудрость, которую я открою тебе, не менее истинна, чем та, что ты открыл мне.
– Говори же.
– Ты учил меня, что Анга объемлет весь мир, и весь мир – это Анга, и все сущее – игра лучей Анги. Ты говорил, что Анга – это Омейокан, где сливаются и неразличимы свет и тьма, любовь и ненависть, жар и холод. Ты пришел с севера из холодной страны, покрытой льдом, который не тает даже летом. Двигаясь на юг, ты заметил, что зимы становятся короче и теплее, а летнее время – длительнее и жарче. Но наш мир – это Анга. Ты пойдешь дальше на юг, и попадешь в еще более жаркие страны. Но когда-нибудь – такой день неизбежно придет – жар станет настолько велик, что начнет превращаться в холод. Таково тайное знание, которое я хотел открыть тебе, Эрлинг. Если идти очень долго на юг, в конце концов попадешь на север. Ибо наш мир – это Анга. Он подобен шару. Так ты сможешь вернуться в свою страну.
– То, что ты сказал, похоже на правду, Тлакаэлель.
– Не менее, чем то, что ты говорил мне.
– Я пойду на юг и буду идти до тех пор, пока не приду в Гренландию. Тогда мой путь охватит весь мир кольцом, словно змей Йормунганд из древних сказаний. Вот поистине замысел, достойный сына Анги! Я благодарен тебе за совет, мой ученик. Ты превзошел мудростью своего учителя.
– Прощай, брат мой Эрлинг. Анга зовет тебя в путь.
IX
Сегодня я ухожу на юг в Гренландию. Я непременно приду туда, потому что мир – это Анга. Тлакаэлель прав. Эту рукопись я отдам ему, чтобы он спрятал ее в надежное место. Он дал мне в дорогу горшок с сушеным грибом теонананкатль, что значит «пиша богов». Эта пища проясняет зрение колдунам, и она поможет мне не сбиться с пути. Я всегда буду видеть свой путь, прочерченный Ангой. Со мной пойдут Сигрид, Хельги и Торхалль, а также семеро астеков. Кетиль останется в Мешико. Он сдружился с Тлакаэлелем и не хочет покидать его. Он стал жрецом в храме Уицилопочтли. Катла умерла три зимы тому назад. Это случилось во время священного обряда, когда она прорицала перед народом, выкурив четыре трубки толченого гриба теонананкатль. На этом кончается моя сага.
Слава узревшим
в сумрачном небе,
во тьме бездонной
испепеляющий,
грозный, невидимый
Анги огонь,
в котором зло
и добро едины,
жар или холод,
жизнь или смерть –
не все ли равно вам?
Хеймдалля горн
давно отзвучал,
боги мертвы,
Анга сияет.
Пора мне идти
дорогой огня
в Омейокан –
южным путем –
в северный край,
к Эйрика детям,
мрущим от голода –
глаза слепящим
черным лучом
Анга герою
путь прочертила,
круг земной
кольцом опоясала.
Птицей лечу,
змеем стремлюсь –
Кецалькоатлъ –
навстречу сиянию,
круг замыкая,
сам стану огнем,
стану Вселенной,
Я – Анга.
***
Губернатору в собственные руки
По делу о латинских буквах
Вы правы, сеньор, это не по-испански и даже не по-латыни. Подозреваемые сознались в измене и казнены. Манускрипт уничтожен.
Диего
Р. S. Из достоверных источников мне стало известно, что некоторые богатые бездельники в Кастилии интересуются мешикскими книгами. Эти каракули здорово подскочили в цене. Возможно, следует унять пыл уважаемых святых отцов и не жечь все подряд. Мы теряем деньги, мой сеньор.