Глава IV. ДВОЙНИКИ
На следующий же день я отказался от своего решения.
Снова направился на Калье дель Обиспо и снова разглядывал окна дома.
Как и накануне, жалюзи были опущены, и меня снова ожидало разочарование.
Приходить еще раз?
Такой вопрос задал я себе на третий день.
Сначала я уже готов был дать отрицательный ответ. Мне казалась бессмысленной и бесполезной роль, которую я вынужден был играть.
К тому же роль эта опасна. Я мог заблудиться в лабиринте, из которого не так легко найти выход. Был уверен, что смог бы полюбить женщину, увиденную в окне. Глубокое впечатление, которое произвели те несколько секунд, говорило о том, что может произойти при более близком знакомстве.
А что, если мне не ответят взаимностью? Чистейшее тщеславие — питать хотя бы слабую надежду на нее! Лучше отказаться, не ходить больше на улицу, где я встретил прекрасное видение, попытаться забыть о нем.
Таковы были мои рассуждения на третий день после прибытия в Город Ангелов. Но только утром. До наступления сумерек произошли изменения. Я сказал себе, что в двух предыдущих случаях неверно выбрал время, забыв, когда смуглые красавицы обычно показываются на балконах. Возможно, именно поэтому мне не удалось увидеть ту, что так меня заинтересовала.
Я решил попытаться еще раз.
Когда солнечные лучи окрасили розовым цветом снежную вершину Орисабы, я снова направился на Калье дель Обиспо.
И тут меня постигло третье разочарование, пожалуй, еще более сильное, чем в двух прошлых случаях. Час я выбрал верно. Девушка, о которой я думал все три дня, которая снилась мне ночами, была на том же месте, где я впервые ее увидел. Но одного взгляда было достаточно, чтобы все очарование меня покинуло.
Ее нельзя было назвать некрасивой. Она была хорошенькая, приятной внешности, но и только. Где же великолепная красавица, которая произвела на меня такое впечатление? Я больше не испытывал благоговения, как в тот раз в её присутствии. Теперь я мог спокойно смотреть на нее.
В конце концов, все можно легко объяснить.
Шесть недель провели мы в горах, в полевом лагере, так далеко от цивилизации, что только изредка услаждали свой взгляд видом прекрасных поселянок. Мы привыкли к простым деревенским девушкам и непричесанным, грубым скво ацтеков. По сравнению с ними эта девушка с Калье дель Обиспо — поистине ангел.
Возможно, этот контраст и ввел меня в заблуждение.
Что ж, это урок на будущее: не влюбляться так быстро. Я часто слышал утверждение, что обстоятельства играют большую роль в зарождении нежного чувства. Казалось, мой нынешний опыт это подтверждает.
Я испытывал сожаление, обнаружив, что ангел моего воображения — всего лишь хорошенькая женщина. Это сожаление еще больше усиливалось при воспоминании о трех далеких прогулках, которые я предпринял, чтобы увидеть ее, не говоря уже о бесчисленных переживаниях, сомнениях и надеждах… Все оказалось напрасно.
Меня даже взяла досада, что я так легко расстался с украшением своей сабли. Но утешало сознание, что теперь мое душевное состояние не находится в опасности.
Мне было почти все равно, что подумает обо мне эта женщина. И меня совсем не тревожило возможное отсутствие взаимности, о котором я столько думал.
Испытывая такие противоречивые чувства — легкое раздражение и одновременно облегчение, я отвел взгляд от сеньориты. Она смотрела на меня удивленно и, как мне показалось, даже с негодованием.
Причиной могло послужить мое бесцеремонное разглядывание, граничащее с грубостью. Я это понимал, и уже собирался торопливо покинуть это место, но что-то заставило меня еще раз взглянуть на окно. Возможно, так я хотел распрощаться со своей несбывшейся мечтой.
Я собирался бросить только беглый взгляд. Но его словно приковали. Приковали и зачаровали! Женщина, которая три секунды назад казалась мне всего лишь хорошенькой — эта женщина снова превратилась в ангела! Это та самая, которую я видел. И, несомненно — самая прекрасная женщина на земле!
Что могло вызвать такую перемену? Неужели это иллюзия, какой-то обман зрения и чувств?
Если у леди были основания считать меня бестактным раньше, то теперь дли этого было вдвое больше причин.
Я стоял, словно пригвожденный к месту, неотрывно глядя на нее, не только глазами — всей душой. Все мое сознание словно сосредоточилось в этом взгляде.
Она, казалось, не так хмурилась, как раньше. Я не мог этого объяснить, как не мог объяснить и другие перемены. Достаточно того, что я подумал: не зря я расстался со своим шнурком от сабли!
Некоторое время я оставался во власти удивления. Но загадка скоро разъяснилась. У окна теперь стояли две женщины! Одна — та самая хорошенькая скромница, которая едва не прогнала меня с улицы, вторая — прекраснейшее создание природы, которое привлекло меня сюда!
С одного взгляда я понял, что они сестры. Сходство читалось во всем — и в осанке, и в чертах лица. Обе смуглы, с мавританско-испанским оттенком кожи, с большими выразительными глазами, с прекрасными черными волосами. Обе высокие, с роскошными фигурами.
И все же, несмотря на все сходство, они разные. Та, которую как будто оскорбило мое поведение, — просто красивая женщина, вполне земное существо. Ее сестра — божественное создание, чей дом — только Небо!
Глава V. ВЕЧЕРНЯЯ ВЫЛАЗКА
С этого дня каждые сумерки заставали меня на Калье дель Обиспо. Солнце не обязательней заходило за снежные вершины Кордильер, чем я шел по улицам к дому Мерседес Вилья-Сеньор.
Мне нетрудно было узнать имя девушки и другие сведения о ней. Каждый встречный прохожий мог рассказать, кто живет в величественном доме с фресками.
— Дон Эусебио Вилья-Сеньор, рико, с двумя дочерьми. «Мучачас муй линдас» — очень красивые девушки! — таков был ответ первого, к кому я обратился за разъяснением.
Далее мне сообщили, что дон Эусебио испанского происхождения, хотя родился в Мексике. Что в венах его дочерей только чистая андалузская кровь. Что дон Эусебио — один из самых знатных жителей Пуэбла.
Как я и предполагал, вскоре меня подхватил вихрь страсти, и при этом я даже словом не обменялся с той, что вызвала эту страсть! У меня не было никакой возможности поговорить с ней. Американским офицерам не разрешалось вступать в контакт со знатными горожанами, за исключением сухих формальностей в некоторых официальных делах. Но всеми официальными делами занимались мужчины. Сеньориты оставались за закрытыми дверями. Их так тщательно прятали от посторонних взоров, словно каждый дом превратился в гарем.
Но такие досадные препятствия не уменьшили мое восхищение. Мне удалось несколько раз увидеть предмет моего обожания, правда, на расстоянии.
Вряд ли можно было не понять мои взгляды, с их пылкой страстью. Мне казалось, что они не остались незамеченными, и что в ответных взглядах сквозит не простое любопытство.
Меня переполняли надежда и радость. Любовное приключение, казалось, приближается к благополучной развязке. Но тут в поведении жителей Пуэбла произошли перемены, которые я уже описал, и они стали относиться к нам с гораздо большей враждебностью.
Вряд ли нужно говорить, что новое положение мне не понравилось. Мне по необходимости пришлось прекратить свои вечерние прогулки. В тех редких случаях, когда удавалось их совершить, я больше не видел Мерседес Вилья-Сеньор!
Ее тоже, несомненно, вынудили удалиться в отшельническое заключение: теперь все сеньориты так жили.
Моя страсть зашла так далеко, что никакие соображения об опасности не могли меня остановить. Я не пропускал ни одной возможности украдкой выбраться из казармы и направиться на Калье дель Обиспо. За один взгляд прекрасных очей я с радостью рисковал своим жалованьем, должностью и жизнью.
Но все напрасно. Мерседес я больше не видел. Неопределенность скоро превратилась в пытку, и больше я не мог выносить ее. Тогда я решил попытаться связаться с девушкой.
Счастливы влюбленные, потому что могут передать свои мысли бумаге! Я решил написать письмо и адресовать его «донье Мерседес Вилья-Сеньор».
Переслать ей это письмо представлялось довольно трудной задачей.
В доме есть слуги-мужчины. Они постоянно заходят и выходят через большие ворота. Кто из них не выдаст меня?
Вскоре я сосредоточил свое внимание на кучере — высоком малом в бархатных штанах. Я видел, как он выводит сытых лошадей и запрягает их в карету. В его внешности было достаточно от «пикаро», как здесь называют плутов и пройдох, и я уверился, что сумею его подкупить.
Вначале я решил испытать его. Если дублон окажется достаточной платой, мое письмо будет доставлено.
В своих вечерних прогулках, часто затягивавшихся до ночи, я заметил, что этот слуга выходит, по-видимому, получая разрешение отправиться в таверну. Я решил подстеречь его во время одной из таких вылазок.
В тот день, когда я написал письмо, дежурным офицером был мой друг. Это не было случайностью: я специально выбрал именно этот день. Поэтому мне нетрудно было узнать пароль и отзыв. Закутавшись в теплый плащ — не для защиты от холода, а чтобы скрыть свой мундир, — я отправился навстречу приключениям.
Ночь была подходящая — черная, как смоль. Все небо затянулось густыми грозовыми тучами. Было еще не настолько поздно, чтобы горожане исчезли с улиц. Их были сотни, они прогуливались взад и вперед, в основном мужчины низших сословий. Не видно было ни одного солдата. Только время от времени попадался часовой на посту: его присутствие свидетельствовало, что поблизости расположена казарма. Не было даже обычных групп полупьяных мужчин в мундирах. Страх перед неожиданным нападением и смертью оказался сильней склонности к выпивке, даже в тех частях, которые состояли исключительно из соплеменников святого Патрика note 6 .
Чужак, оказавшийся на улицах, даже не заподозрил бы, что город занят американцами. Никаких признаков оккупации. Жители были шумливы и веселы. Под влиянием пульке note 7 , местного крепкого напитка, постоянно вспыхивали ссоры и перебранки. Простонародье, больше не опасающееся своих властей, старалось воспользоваться свалившейся на них свободой. Несколько раз ко мне грубо приставали, не потому, что на мне американский мундир, а из-за моего плаща: меня принимали за аристократа. Но оскорбления были только словесные. Если бы узнали, кто я такой, насмешками не ограничились бы.
Однако, даже если опасность была бы в десять раз больше, я не отступился бы от намеченного предприятия.
Придерживая плащ, чтобы он не распахнулся, я продолжал идти вперед. Хорошо, что я догадался прикрыть голову мексиканским сомбреро вместо своей форменной шляпы. А что касается золотых полосок на брюках, то такие же носят мексиканские франты.
Минут через двадцать я оказался на Калье дель Обиспо. По сравнению с другими улицами эта казалась пустынной. В свете тусклых масляных ламп, развешанных на большом удалении друг от друга, видно было несколько прохожих. Одна из ламп горела как раз перед домом Вилья-Сеньор. Не раз служила она мне маяком, помогла и сейчас. По другую сторону улицы находился еще один большой дом с портиком. В тени этого портика я занял позицию и стал ждать появления кучера.