А пока… Пока полковник Нечаев, прощаясь с Костенко, твердо заверил:
— Задание выполним. Будем принимать все меры к захвату «Ромба» живым.
Два полковника разошлись по домам поздно. Алексей Андреевич долго не мог заснуть. Новое сложное и ответственное задание не давало ему покоя. Все двадцать с лишним лет службы в органах госбезопасности он постоянно находился на переднем крае, лицом к лицу с врагами.
За его плечами не один десяток рискованных и сложных операций по захвату и разоблачению фашистской агентуры, по ликвидации вооруженных банд. Но особенно памятна для него была проведенная в первые месяцы Отечественной войны операция по выводу группы украинских чекистов из вражеского окружения. Два месяца продолжался этот маневр в тылу врага. Все чекисты без потерь, с оружием и документами вырвались из вражеского кольца.
Родина высоко оценила заслуги Алексея Андреевича. Грудь его украшали шесть боевых орденов — высокое свидетельство беззаветной верности делу народа, символ самоотверженности и отваги, мужества и героизма в военное и мирное время. Каждая большая или малая операция — это предельное нервное напряжение, бессонные ночи. Вот и сейчас, ворочаясь с боку на бок, он отрабатывал в уме и раскладывал по полочкам различные варианты подхода к шпионам. «Их надо обязательно перехватить на подходе к «Северу» или «Петру», — сверлила мысль.
Логика и факты подсказывали, что «Ромб» будет идти к ним. На фоне хорошо известной полковнику обстановки отчетливо вырисовывались и будущие действия его группы. «Заманить в ловушку… заманить в ловушку…» С такими мыслями заснул полковник.
С восходом солнца Нечаев был на ногах. Наскоро выпиз стакан крепкого горячего чаю, он поспешил в гараж, а в начале десятого был уже в Болехове, прохаживался по двору райотдела, поджидая сотрудников, вызванных на совещание. Оно началось ровно в десять. Заслушав сводку за последние дни, Алексей Андреевич известил собравшихся о выброске парашютистов и поставил задачу:
— «Ромба» надо заманить в ловушку и взять живым. Необходимо принять решительные меры к розыску оставшегося охвостья, с которым могут связаться шпионы….
Вопросов не последовало. Не задерживаясь, чекисты разъехались по местам.
Работа продолжалась с удвоенной энергией и напряжением.
…Лето вступало в свои права. На полях колосились хлеба. Цвели розы. В садах дозревали вишни, наливались яблоки и груши. На полонинах готовились к сенокосу.
Борьба на незримом фронте не утихала. Как мелкие горные ручейки, сливавшиеся в один поток, так и отдельные отрывочные, порой, казалось, малозначительные факты и весточки, поступавшие с разных концов, стекались в Болехов, анализировались, сопоставлялись. Результат обобщения раскрывал многое.
…Раннее августовское утро. Группа бойцов истребительного батальона, растянувшись в одну линию, медленно движется берегом быстрого горного ручья. Впереди с автоматом на груди, в полевой форме, без знаков отличия — невысокая, плотная фигура старшего лейтенанта Птицына. Он ступает тяжело, медленно. Ночь, проведенная в засаде, дает о себе знать.
Не успел Птицын приблизиться к густым зарослям кустарника, где ручей круто сворачивает и скрывается в хаотическом нагромождении камней, как оттуда наперерез ему вышел средних лет мужчина, одетый в белые полотняные брюки и такую же рубаху. В руках у него коса, а за поясом болтается чехол для бруска.
— Кто из вас будет старший? — спросил он, поравнявшись с Птицыным.
— Буду я, — ответил тот, дав знак бойцам присесть.
— Из села Брязы я, — представился незнакомец. — В войну в полковой разведке служил. Слышал, что вы ищете бандитов.
— Ищем, — подтвердил Птицын, с любопытством рассматривая собеседника. — Вы что-нибудь знаете о них?
— Так, поэтому искал встречи с вами.
— Тогда рассказывайте.
— Два дня тому назад недалеко от полонины, где я косил сено, прошло их восемь вдоль потока в сторону Слободы Болеховской.
— Приметы помните?
— Помню. Особенно запомнил одного. У него широкие, черные, лохматые брови, большой нос с горбинкой, седина на висках…
— Ясно. Как был одет?
— На нем френч зеленого цвета. Автомат не наш и не немецкий, немецкие-то я хорошо знаю…
Расспросив о приметах других бандитов и поблагодарив незнакомца, который тут же исчез в кустах, Птицын с досадой сказал:
— Опоздали.
По приметам, рассказанным бывшим разведчиком, — а он, видимо, неплохо умел схватывать главное, — было ясно, что в группе бандитов был «Ромб». Приметы второго совпали с приметами «Севера».
Прибыв в райотдел, Птицын прямо с порога доложил Нечаеву:
— Опоздали мы, Алексей Андреевич!
— Что случилось? — заволновался тот.
Птицын подробно доложил о встрече с местным жителем, бывшим фронтовиком. Полковник долго ходил из угла в угол, молчал, о чем-то раздумывал, а потом, подойдя к телефонем, стал размышлять вслух:
— Они, очевидно, пробиваются к «Жару». Ведь «Ромб» и «Жар» — старые приятели по Кракову, оба до войны проходили там выучку у одних хозяев — гестаповцев, оба потом служили гитлеровцам в Тернополе. А теперь «Жар» готовится к приему каких-то важных гостей. Все стает на свои места.
Полковник поднял телефонную трубку и попросил срочно соединить его с Калушем…
…Шли дни. Для оперативной группы Нечаева они не шли, а летели. Заканчивалось лето, а задание еще не было выполнено. Появление Охримовича фиксировалось в Долинском, Выгодском и других районах. Но схватить его случая не представилось. Пока что он и его сообщники умело обходили расставленные секреты и посты.
Дальнейший анализ фактов подтвердил, что Охримович ушел на Рогатинщину, к «Петру». Это окончательно установили в начале осени, когда были захвачены живыми два охранника «Севера». Они показали, что оуновский эмиссар из села Тростянец Долинского района переправлен за Днестр, где и будет зимовать. С учетом этого основной состав оперативной группы переместился на Рогатинщину.
Осенью в Рожнятовском районе при активной помощи населения было обнаружено логово бандитов и в завязавшемся бою ликвидированы последние головорезы, а с ними и «Жар» — бывший следователь криминальной полиции гитлеровцев.
Чуть позднее в лесу, в обнаруженном там схроне нашла себе могилу вся верхушка банды во главе с «Севером» и «Петром». Охримовича там не оказалось.
В начале зимы было покончено с тремя парашютистами, выброшенными с «Ромбом». Средства радиосвязи шпионов с заграничным центром оказались в руках чекистов.
На Рогатинщине в результате ряда операций многие бандиты были обезврежены, а оставшиеся одиночки метались по Черному лесу.
Петля вокруг Охримовича затягивалась все туже и туже.
Работая на своем участке, старший лейтенант Боков напал на след бандитских курьеров «Клена» и «Березы», сопровождавших однажды Охримовича по линии связи. Захваченные охранники «Севера» показали, что эти курьеры заходят к вдове Кобяк Прасковий — жене погибшего в войну солдата. Боков тоже зачастил к ней. Несколько раз беседовали по душам. Прасковья не стала отрицать известных фактов.
— Пригрозили ироды, что убьют, — оправдывалась она в беседах с Николаем Петровичем.
Из этих бесед Боков уловил важное обстоятельство. Курьерам порядком надоела их служба. Прасковья не раз слышала, как «Клен» проклинал свою судьбу и оуновских главарей, затянувших его, молодого, малообразованного парня в националистические сети. На советы Прасковий бросить банду отвечал, что боится расправы над родственниками, да и не знает, простят ли ему прошлые преступления.
Это обстоятельство и решил использовать Боков. Обсудив свои соображения с руководителем группы и получив «добро», Николай Петрович явился однажды к Кобяк. Они долго разговаривали, и Кобяк согласилась передать курьерам гарантийное письмо и экземпляр приказа министра об освобождении явившихся с повинной от уголовной ответственности.
Упорство и настойчивость Бокова не пропали даром. Прасковья Кобяк передала письмо по назначению, и курьеры дали согласие на встречу с оперативным работником, выставив условие, что работник явится один и без оружия. Такое условие было неприемлемо. Чекисты предложили встречу на равных. Они понимали, что от этой встречи многое зависит, поэтому шли на риск.
Курьеры, между тем, согласились с доводами чекистов и назначили встречу на опушке леса, в районе одного из сел Бурштынского района. В записке они указали время встречи и сигналы опознания.
— Ну что ж, товарищи, это уже неплохая завязка, — прочитав записку, с радостью ответил Нечаев. — До встречи неделя, хорошенько обдумаем меры безопасности. На встречу, как я полагаю, должен идти инициатор этого дела!
Полковник прищурился и внимательно посмотрел на Бокова.
— Разрешите и мне, — отозвался Птицын.
— Не возражаю. Завтра все обсудим детально, а сейчас отдыхать.
..Моросил мелкий, нудный дождь. Птицын и Боков, еще раз проверив автоматы, уселись в «газик». Вскоре, сопровождаемый грузовиком с бойцами, он двинулся в направлении Бурштына. Потом к месту встречи с курьерами шли пешком. Они знали, что Нечаев с резервной группой находится недалеко. Меры по их безопасности приняты надежные. И если случится что-то, то курьерам из мешка не выбраться.
К полуночи Птицын и Боков были на месте. До решающих событий оставалось полчаса. Офицеры выбрали удобное место и залегли, накрывшись плащ-палатками. Дождь по-прежнему монотонно стучал по веткам и опавшим листьям. Холод и сырость пробирались под фуфайки. Пахло плесенью и прошлогодней травой. Кругом тишина.
Прошло примерно полчаса. Птицын взглянул на светящийся циферблат часов. Без пяти три. Через несколько минут где-то недалеко зашевелились кусты. В тишине отчетливо послышался шелест веток, а затем глухие звуки ударов по голенищу сапога. Птицын насчитал их три.
— Они, — толкнул он Бокова. — Давай отзыв!
Боков пробил ладонью по сапогу три раза. Через пару минут в стороне от них отозвался голос:
— Мы здесь.
Птицын и Боков с автоматами наготове присели на корточки и тут же увидели две приближающиеся тени.
Встреча состоялась. Она продолжалась около двух часов. Этого было достаточно, чтобы выяснить главное: где «Ромб». Вести оказались неутешительными, хотя было видно, что курьеры откровенны. Договорились о месте и времени более обстоятельной беседы и документальном оформлении явки с повинной…
Нечаев, расположившись в здании сельского Совета, всю ночь не смыкал глаз. Радист, находившийся с ним, не переставал настраиваться на волну группы прикрытия. Она молчала. Перед рассветом радист сообщил:
— Вышли на связь, передали: все в порядке.
— Отлично! Собираемся в путь! — распорядился повеселевший полковник.
На условленном месте, по дороге в Бурштын, встретились с Птицыным и Боковым. Когда те уселись в «Победу», полковник поинтересовался:
— Ну как?
— В порядке, Алексей Андреевич, — доложил Птицын, — хлопцы они неглупые.
— Хорошо, подробности в райотделе…
Освободившись от доспехов и развесив мокрые накидки над теплой еще печкой, Птицын начал докладывать:
— «Клен» и «Береза» поняли нас и со всеми нашими доводами и мыслями согласились. Задело их, что «высокий проводник», как они называют Охримовича, — американский шпион. Всем бандитам, с которыми ему удалось установить связь, он дал указание собирать шпионские сведения, для чего роздал специальный вопросник. В нем особое внимание обращается на нашу новую военную технику, авиацию… Курьеры поняли, что они — орудие в руках англо-американской разведки, поэтому решили порвать не только с Охримовичем, но и вообще с националистами. «Клен» прямо так и заявил: «Довольно! Сколько лет нас будут дурить?..» Где сейчас «Ромб», они не знают, сопровождали его однажды и передали «Буревому».
— Журавновскому эсбисту? — переспросил внимательно слушавший Нечаев.
— Да, ему. Кстати, курьеры предложили вариант его поимки…
Сомнения в отношении курьеров рассеялись. Но чекисты и впредь действовали по принципу семь раз отмерь — один раз отрежь.
«Клен» — Савуляк Иван и «Береза» — Клепик Петр прямых подходов к Охримовичу не знали, реальных возможностей к поимке в ближайшее время не подсказали. Поэтому чекисты неустанно думали, как выполнить задание.
Савуляк и Клепик, по их настоятельной просьбе, были приняты в истребительный батальон. Но до поры до времени явка их с повинной сохранялась в тайне. Птицын и Боков готовились к сложной операции по поимке «Буревого». Для пользы дела курьерам нужно было посетить их давнего знакомого, оуновского связного, проживавшего легально. Как-то поздним вечером курьеры в своей прежней экипировке отправились к нему. До села их сопровождал Николай Петрович. Он остался в километре от крайних хат, под одинокой развесистой грушей у дороги.
Договорились встретиться в час ночи. Стрелка на циферблате клонилась к цифре три, а курьеров все не было. Продрогший до костей на холодном и влажном ветру, Боков не находил себе места. Это был первый самостоятельный выход курьеров, теперь уже бойцов истребительного батальона. Все передумал лейтенант Боков за это время, которое показалось ему вечностью. Лишь около четырех в селе залаяла собака, а на дороге вскоре послышались глухие шаги и чавканье грязи. Боков увидел две тени, приближавшиеся к груше. На всякий случай вскинул автомат и зашел за дерево.
— Извините, Николай Петрович, — услышал он негромкий голос Савуляка. — Никак не могли раньше.
— Как обстановка?
— Все в порядке, нас по-прежнему считают курьерами, есть сведения и о «Буревом».
— Хорошо, поговорим потом, а сейчас домой, скоро рассвет, — распорядился Боков, довольный, что все обошлось благополучно.
В назначенный день и час «Буревой» — Малик Емельян, садист и убийца, был схвачен. Операция прошла без шума.
Сотрудники Нечаева знали наперечет всех бандитов, скрывавшихся на этом участке. Там оставались несколько отъявленных головорезов, прекрасно понимавших, что в случае задержания для них нет другой кары, как высшая мера наказания. Схватить живьем такого, как «Буревой», могли только смелые, отважные и мужественные люди. У него за плечами было несколько лет кровавого подполья. Там, где он появлялся, оставались трупы стариков, женщин и детей. Кровавые следы он со своей бандой оставил в ряде сел Войниловского, Долинского, Жидачевского и других районов.
Следователи задолго до его поимки собрали доказательства, что он по собственной инициативе и указанию своих верховодов из СБ — «Грома» — Твердохлеба Николая, «Жара» — Гаврилюка Степана и других гестаповских выкормышей явился организатором и непосредственным участником зверских пыток и убийств жителя села Стефанивка Константина Рудого, колхозника села Яворивка Ивана Тымкива, рабочего Калушского калийного комбината Владимира Бучака. По приказу «Буревого» в селе Тура Великая была схвачена и после жестоких пыток повешена учительница Анна Малик. Жертвами его банды стали учителя Ирина и Евгений Бомер из села Пчаны и некоторые другие ни в чем не повинные пюли.
В руках следователей находился страшный документ — инструкция главарей СБ нижестоящим звеньям. В ней для запугивания местного населения устанавливалась обязательная норма убийств. В одном из пунктов прямо указано: «В месяце июне… в каждом селе кррпнуть (убить) не менее двоих…» Такой же «план» был доведен на июль, август и другие месяцы. Убивали учителей, убивали тех, кто проводил в жизнь мероприятия органов власти по повышению материального и культурного уровня населения. Поджигали колхозные фермы, постройки. Грабили сельские магазины, жителей.
Банда Малика-«Буревого» не раз была бита, но ему самому удавалось уходить от возмездия. Теперь пришло время рассчитаться за все кровавые преступления. Вопреки предположениям, он не выкручивался. Видимо, понял, что заводить следствие в заблуждение или отрицать бесспорные факты и обстоятельства бесполезно. Цепляясь за жизнь, как утопающий за соломинку, бандеровский палач не скрывал мест укрытия своих сообща ников, рассказывал о содеянных преступлениях. Он подтвердил основную цель прибытия «на терен»» Охримовича — использование оуновцев в выполнении заданий иностранных спецслужб, сообщил о назначении гитлеровского разведчика «Грома» — Твердохлеба так называемым «проводником» вместо «Севера».