Ступай с богом и сражайся как дьявол.
Обаятельный герой и погоня за мистическим мечом - таков замечательный новый роман искусного рассказчика из Британии, действие которого достигает кульминации во время битвы при Пуатье [1] в 1356 г.
Продолжает бушевать Столетняя война [2] и в самых кровавых битвах ещё предстоит сразиться.
По всей Франции закрываются врата городов, горят посевы, страна замерла в тревожном ожидании грозы.
Снова под предводительством Чёрного Принца вторглась английская армия, победившая в битве при Креси, и французы гонятся за ней.
Томасу из Хуктона, английскому лучнику по прозвищу «Бастард» велено разыскать утерянный меч Святого Петра, оружие, которое по слухам дарует любому своему владельцу неизменную победу.
Когда превосходящие силы противника устраивают английской армии ловушку близ города Пуатье, Томас, его люди и его заклятые враги встречаются в небывалом противостоянии, которое перерастает в одну из величайших битв в истории.
Огромное спасибо gojungle за её незаменимый вклад в развитие проекта! Без неё перевод не был бы реализован.
Посвящается моему внуку, Оскару Корнуэллу, с любовью.
"Никому не ведомо, куда поскакали англичане".
Предупреждение, которым напутствовали во Франции XIV века. Его процитировала Энн Роу в книге "Глупец и его деньги" [3].
Пролог: Каркассон
Он опоздал.
Уже стемнело, а у него не было светильника, но огненное зарево городских пожаров проникало вглубь церкви и давало как раз столько света, чтобы были видны каменные плиты в глубокой крипте [4], где человек бил в пол железным ломом.
Он бил по камню с высеченным на нём гербом, где был изображён кубок, обвитый застёгнутым на пряжку поясом, на котором было начертано «Чаша моя преисполнена». Из-за высеченных в граните лучей возникало чувство, будто чаша излучает свет. Время сгладило резной орнамент и надпись, и мужчина их почти не заметил, зато обратил внимание на вопли из переулков вокруг церквушки. То была ночь пламени и мук, и многочисленные крики заглушили шум, с которым человек ударял по краю каменной плиты, чтобы отколоть кусок, куда он мог бы просунуть длинный лом.
Он снова ударил по плите своим железным ломом, потом услышал смех и шаги в церкви над головой и замер. Съёжился за арочным проёмом как раз перед тем, как в крипту спустились двое мужчин. Они несли пылающий факел, который осветил длинное сводчатое пространство, дав понять, что в поле зрения нет легкой добычи. Простой каменный алтарь крипты не украшало ничего, кроме деревянного креста, даже подсвечника не было, и один из мужчин сказал что-то на чужом языке, а другой рассмеялся, и оба вернулись обратно к нефу, где огни с улиц освещали стены с росписями и осквернённые алтари.
Человек с железным ломом был облачен в черный плащ с капюшоном. Под тяжелым плащом он носил белую робу, испачканную грязью и подпоясанную веревкой с тремя узлами. Он был черным монахом, доминиканцем, хотя в эту ночь данное обстоятельство не обещало ему никакой защиты от армии, которая обрушилась на Каркассон. Он был высоким и сильным, и прежде чем принять обет монаха, побывал воином. Он знал, как пронзать копьем, рубить мечом и убивать топором. Раньше его звали сир Фердинанд де Родес, а теперь просто брат Фердинанд.
Раньше он носил кольчугу и доспехи, участвовал в турнирах и кровавых битвах. После этого стал монахом - почти 15 лет замаливал грехи, надеясь на прощение. Теперь же он был стар, почти шестьдесят лет, но все еще был широк в плечах.
Он пришел в этот город пешком, но дожди замедлили его путь, потому что реки разлились и броды стали непроходимыми, поэтому он опоздал. Он опоздал и устал.
Он снова ударил по плите, опасаясь, что лом согнется, прежде чем разобьет камень, но внезапно раздался резкий скрежет, и гранитная плита приподнялась и соскользнула в сторону, открыв небольшой зазор.
Внутри было темно, потому что дьявольские огни горящего города не могли осветить могилу, так что монах встал на колени возле дыры, просунул туда руку и нащупал древесину, теперь ему снова пришлось воспользоваться ломом.
Удар, еще один, и древесина расщепилась, и он мысленно молился, чтобы внутри деревянного гроба не оказалось еще и свинцового ящика.
Он воспользовался ломом снова, в последний раз, затем вытащил куски древесины из зазора под плитой.
Свинцового гроба внутри не было. Его пальцы, уже проникшие вглубь гроба, нащупали ткань, которая тут же рассыпалась при прикосновении.
Потом он нащупал кости. Его пальцы исследовали сухие глазницы, шаткие зубы и добрались до ребра.
Он лег, чтобы засунуть руку еще глубже, и нащупал в темноте могилы нечто твердое, что не было костью. Но это было не то, что он ожидал найти, и имело совсем другие очертания.
Это было распятие. Голоса в церкви внезапно зазвучали громче. Мужчина смеялся, женщина рыдала. Монах же лежал неподвижно, прислушиваясь и молясь.
На мгновение им овладело отчаяние при мысли, что вещь, которую он искал, находится и не в этой гробнице, но как только он протянул руку так далеко, как только мог, пальцы его, наконец, коснулись чего-то завернутого в тонкую, но не рассыпающуюся ткань. Он пошарил в темноте рукой, ухватился за ткань и потянул.
В тонкую ткань был завернут какой-то предмет, что-то тяжелое, и он осторожно пробирался к нему, затем, крепко ухватившись, вытащил предмет из державших его пальцев скелета.
Он вытащил предмет из гроба и встал. Ему не нужно было его разворачивать.
Он понял, что нашел La Malice, Злобу [5], и в знак благодарности повернулся к незамысловатому алтарю в восточном углу крипты и перекрестился.
- Спасибо, Господи, - прошептал он, - спасибо тебе, Святой Пётр, спасибо, Святой Жуньен. А теперь храни меня.
Монаху действительно понадобилась бы божья помощь, чтобы оставаться в безопасности. Какое-то время он раздумывал, не спрятаться ли в крипте, пока армия захватчиков не покинет Каркассон, но это могло продлиться много дней, и кроме того, в поисках наживы солдаты могли бы открыть гробницы в крипте, они искали кольца, распятия - всё, что имело хоть какую-нибудь ценность.
Монах знал, что хоть склеп и охранял Злобу в течение полутора столетий, на этот раз он не сможет обеспечить безопасности даже на полтора часа.
Брат Фердинанд отбросил лом и поднялся по лестнице. Злоба была длиной с его руку и на удивление тяжелой.
Когда-то у нее была рукоять, но теперь от нее остался только тонкий металлический черенок, за который он и держал ее. Она была по-прежнему завернута в ткань, которую он считал шелком.
Неф церкви освещался заревом от горевших на маленькой площади домов. В церкви было трое мужчин, один из них спросил пароль у какого-то окутанного тьмой человека, который появился на ступеньках склепа.
Эти трое были лучниками, они прислонили свои длинные луки к алтарю. Их интересовал не незнакомец, у которого они только что потребовали пароль, а распростертая на ступенях алтаря женщина.
На какое-то мгновение брат Фердинанд захотел спасти женщину, но затем через боковую дверь вошли еще четверо или пятеро мужчин и заулюлюкали, увидев на ступенях обнаженное тело.
Они привели с собой еще одну девушку, она кричала и вырывалась, и монах содрогнулся от ее отчаянных криков.
Он слышал, как с нее срывали одежду, слышал ее вопль и вспомнил все свои прегрешения.
Он перекрестился, прошептал "прости меня, Иисус Христос" и, не имея возможности помочь девушкам, прошел к двери церкви и вышел на маленькую площадь.
Пламя пожирало соломенные крыши, которые ярко вспыхивали, выбрасывая искры в ночной ветер. Над городом клубился дым.
На ступенях церкви стошнило солдата с красным крестом святого Георгия на одежде, и к нему подбежала собака и стала быстро лакать рвотные массы.
Монах свернул к реке в надежде перейти мост и пробраться в Сите [6].
Он думал, что его защитят двойные зубчатые стены с бойницами и башни Каркассона, потому что сомневался, что у неистовствовавшей армии хватит терпения осаждать город.
Они захватили бург, торговый район, лежавший к западу от реки, но он всегда плохо защищался.
В городке располагалась большая часть мастерских: лавки кожевников и серебряных дел мастеров, оружейников, торговцев птицей и тканями, но все эти богатства охранял лишь земляной вал, и армия преодолела эту жалкую преграду, как вода во время наводнения.
Но Сите Каркассона был одной из величайших крепостей Франции, бастионом, окруженным кольцом больших каменных башен и высоких стен.
Там он будет в безопасности. Он найдет место, чтобы спрятать Злобу, и будет ждать, когда можно будет вернуть ее хозяину.
Он протиснулся в улицу, на которой еще не было пожара. Мужчины врывались в дома, расщепляя двери молотками и топорами.
Большая часть жителей бежала в Сите, но некоторые глупцы остались, возможно, надеясь защитить свое имущество.
Армия появилась так неожиданно, что не было времени переносить все ценное через мост и через огромные ворота, защищавшие крепость на вершине холма.
В сточной канаве лежали два тела. Их одежду украшали четыре льва Арманьяка, лучники были убиты во время безнадежной защиты бурга.
Брат Фердинанд не знал города. Сейчас он пытался найти незаметный путь к реке среди темных переулков и узких проходов.
Бог, думал он, охранял его, так как монах не встретил ни одного врага, пока спешно шел на восток. Тут он вышел на широкую улицу, освещенную ярким пламенем, и увидел длинный мост, а за ним, высоко на холме, озаренные огнем стены Сите.
Каменные стены покраснели от пожара, пылавшего в бурге.
Монах подумал, что это были стены ада, а потом с порывом ночного ветра вниз опустилась пелена дыма, скрыв от взора стены, но не мост, восточный конец которого охраняли лучники.
Английские лучники в туниках с красными крестами и с длинными смертоносными луками. С лучниками были два всадника в кольчугах и шлемах.
Никак не перебраться на ту сторону, подумал он. Нет пути в безопасность Сите. Он сжался, размышляя, а затем направился обратно в переулки. Он пойдет на север.
Ему пришлось пересечь главную улицу с только что разгоревшимися пожарами. Цепь, одна из тех, что протягивали поперек дороги, чтобы сдержать захватчиков, лежала в сточной канаве, из которой кошка лакала кровь.
Брат Фердинанд пробежал через пространство, освещенное огнями пожара, нырнул в другой переулок и продолжал свой бег. Господь еще был с ним. Звезд не было видно из-за дыма с летающими в нем искрами.
Он пересек площадь и уперся в тупик переулка, вернулся обратно и снова направился на север. Ворон каркал на горящем здании, собака перебежала ему дорогу, зажав в зубах какой-то черный предмет, с которого падали капли.
Он прошел мимо лавки кожевника, перепрыгивая через шкуры, расстеленные на булыжниках мостовой, а впереди был тот смехотворный земляной холм, что служил единственной защитой бурга, и он взобрался на него, а потом услышал крики и оглянулся, увидев троих преследовавших его мужчин.
- Кто ты? - прокричал один из них.
- Остановись! - прорычал другой.
Монах проигнорировал их. Он бежал вниз по склону, направляясь к темной местности за городом, что лежала позади кучки домиков, выстроенных на восточном берегу, совсем рядом просвистела стрела, благодарение Богу, не задев его, и он свернул в проход между двумя маленькими домами.
Там воняла дымящаяся куча навоза. Он пробежал мимо нее и увидев, что проход заканчивается стеной, повернул обратно, где трое мужчин преградили ему путь. Они ухмылялись.
- Что у тебя там? - спросил один из них.
- Я гасконец, - сказал брат Фердинанд. Он знал, что напавшие на город были гасконцами и англичанами, а он не говорил по-английски. - Я гасконец! - повторил он, направляясь в их сторону.
- Это черный монах, - сказал один из мужчин.
- Но почему этот чертов ублюдок убегал? - спросил другой англичанин. - Есть что скрывать, а?
- Дай сюда, - потребовал третий, протягивая руку. Он единственный держал лук в руке, у остальных они висели за спинами, а в руках мужчины держали мечи. - Давай, придурок, отдай это мне, - и человек дотронулся до Злобы.
Все мужчины были вдвое моложе монаха и, учитывая, что они были лучниками, вероятно, вдвое сильнее, но брат Фердинанд был хорошим воином, не позабывшим навыки владения мечом. И он был в гневе.
В гневе из-за страданий, которые предстали перед его глазами, и жестокости, о которой он слышал, и этот гнев разъярил его.
- Во имя Господа, - сказал он и вскинул Злобу. Она еще была завернута в шелк, но лезвие тяжело вошло в вытянутую руку лучника, перерезав сухожилия и ломая кости.
Брат Фердинанд держал ее за черенок от рукояти, это был рискованный хват, но Злоба как будто ожила.
Раненый отпрянул, истекая кровью, а его товарищи злобно заревели и выбросили вперед мечи, и монах отбил оба удара одним движением и бросился вперед, и Злоба, хотя и пробыла в склепе больше ста пятидесяти лет, оказалась острой, как будто ее только что наточили, ее острие пронзило кольчугу, обнажило ребра и распороло легкое, и еще до того, как мужчина осознал, что ранен, брат Фердинанд махнул клинком в сторону, выколов третьему человеку глаза, и кровь окрасила переулок, после чего все трое отступили, но черный монах не оставил им не единого шанса скрыться.
Ослепленный мужчина споткнулся о кучу навоза и упал навзничь, его товарищ в отчаянии махал клинком, но Злоба разрубила английский меч пополам, и монах резким движением завернутого в шелк клинка перерезал мужчине глотку, кровь брызнула на его лицо.
Она такая теплая, подумал он, и Господь простит меня. В темноте пронзительно крикнула птица, и пламя взметнулось над бургом.
Он убил всех троих лучников, а потом вытер шелковой тканью клинок. Он подумывал произнести короткую молитву о людях, которых только что убил, но потом решил, что не хочет делить небеса с такими животными. Вместо этого он поцеловал Злобу, потом обыскал тела и нашел несколько монет, кусок сыра, четыре тетивы для лука и нож.
Каркассон горел и наполнял зимнюю ночь дымом.
А черный монах отправился на север. Он шел домой, в башню.
Он нес Злобу и судьбу христианского мира.
И растворился в темноте.
Они пришли в башню через четыре дня после разграбления Каркассона.
Их было шестнадцать, все одеты в добротную шерсть тонкой работы и верхом на хороших лошадях. Пятнадцать из них носили кольчуги и привязанные к поясу мечи, а один всадник был священником, на его руке сидел сокол в клобуке.
Сильный ветер дул через перевал, взъерошивая соколу перья, шумя в соснах и сдувая дым из маленьких домов в деревне, что лежала у подножия башни. Было холодно.