- Да, сэр.
- Молодец, - похвалил его Гэллоуэй, а потом замедлил шаг лошади, когда всадники добрались до небольшой возвышенности. Синие мундиры скрывались под черными непромокаемыми плащами, свисавшими до сапог, но они знали, что эта маскировка не особо пригодится, если они нарвутся на патруль мятежников.
Однако, похоже, погода смыла всю наблюдательность мятежников, потому что Гэллоуэй с Адамом смогли рассмотреть позиции бригады Фалконера, и ни один пикет или часовой не заметил их присутствия. Они нанесли на карты расположение лагеря Легиона, состоящего из шалашей, среди которых торчали пирамидки сложенного оружия, а между ними вился дымок от нескольких костров, еще боровшихся с ветром и дождем, а потом отметили стоящий среди палаток крепкий фермерский дом, который, как было известно Адаму, являлся штабом бригады Фалконера.
Время от времени какой-нибудь солдат пробегал от одного укрытия к другому или уныло ковылял из фермерского дома, но за исключением этого лагерь выглядел покинутым. Дальше на юг лежал луг, где находились фургоны с припасами и стояли с поникшими головами привязанные лошади. Адам показал Гэллоуэю покрашенные в белый цвет телеги с боеприпасами, а потом навел бинокль на незнакомые повозки и увидел, что они принадлежат артиллерийской батарее, размещающейся неподалеку от бригады его отца.
- Сколько, вы считаете, выставлено часовых у фургонов? - спросил Гэллоуэй, всматриваясь через свой бинокль.
- Обычно дюжина, - ответил Адам, но я вижу только одного.
- Там должны быть и другие.
- Укрылись в фургонах? - предположил Адам.
- Думаю, что так, значит, мерзавцы заметят наше приближение, - похоже, перспектива драки вызывала у Гэллоуэя восторг. Он знал, что не может нанести армии Джексона серьезный удар, на самом деле сегодняшней ночной атаке предстояло стать ничтожным булавочным уколом, но Гэллоуэй и не пытался причинить серьезный урон. Он просто надеялся нанести Югу такое же оскорбление, как и Джеб Стюарт Северу, когда прошелся с кавалерийским набегом по армии Макклелана. В том рейде погибло несколько человек, но он сделал Север посмешищем в глазах всего света. Гэллоуэй надеялся добыть доказательство, что кавалеристы-северяне могут совершать столь же дерзкие и эффективные налеты, как и южане.
Адам вел другое сражение - с собственной совестью. Он подчинился своей суровой совести, когда покинул Юг, чтобы драться за Север, но логика этого выбора означала не только борьбу против своих земляков, но и против собственного отца, и весь его жизненный опыт любви и сыновнего послушания восставал против неизбежности этой логики.
Но он всё равно спрашивал себя, следуя за Гэллоуэем на юг по лесным тропам, чего еще он ожидал, когда пересек линию фронта и присягнул Соединенным Штатам? Адам много месяцев страдал из-за морального выбора, который ставит война, и в финале этих беспокойств и сомнений его охватила уверенность, которая слабела лишь из-за чувства сыновнего долга. Но этой ночью под дождливым небом Адам выкинет этот сыновний долг из своей жизни и тем освободит себя для служения более высокому долгу - ради объединения страны.
Гэллоуэй остановился, спешился и снова всмотрелся на юг через бинокль. Адам присоединился к нему и заметил, что майор наблюдает за полудюжиной хижин, деревянной церковью и ветхим двухэтажным домом, стоящими у перекрестка.
- Таверна Маккомба, - прочитал Гэллоуэй вывеску, написанную смолой на стене дома. - "Хорошая выпивка, чистые пастели и куча еды". Но плохая грамотность. Видите там каких-нибудь солдат?
- Никаких.
- Полагаю, это под запретом, - сказал Гэллоуэй. Он протер линзы бинокля, еще пару секунд рассматривал таверну, а потом вернулся к привязанной лошади и вскочил в седло. - Поехали.
После полудня ветер стих, а дождь превратился в надоедливую и унылую морось. Люди Гэллоуэя сидели или лежали под теми жалкими укрытиями, которые смогли отыскать, а их лошади неподвижно стояли среди деревьев. Караульные наблюдали с опушки леса, но не замечали никакого движения. Ближе к вечеру, в мрачном свинцовом свете, Гэллоуэй дал последние указания, описав, что солдаты обнаружат во время атаки, и подчеркнув, что их главная цель - это обоз.
- Мятежникам вечно не хватает боеприпасов и винтовок, - объяснил он, - так что сожгите всё, что найдете.
Гэллоуэй разделил своих солдат на три отряда. Отряд Адама должен был служить буфером между налетчиками и основными силами бригады Фалконера, а отряд Гэллоуэя, усиленный половиной людей Блайза, атакует обоз. Билли Блайз будет ждать вместе с оставшейся половиной своего отряда у таверны Маккомба в качестве арьергарда, который прикроет отступление.
- Всё должно произойти стремительно, - предупредил Гэллоуэй, - пока мерзавцы не опомнятся.
Он сыграл на своем горне сигнал к отступлению.
- Когда услышите этот звук, ребята, убирайтесь оттуда к чёртовой матери. Прямо по дороге, к перекрестку, где нас будет ждать капитан Блайз.
- Со стаканчиком виски южан для каждого из вас, мерзавцы, - добавил Блайз, и нервничающие солдаты засмеялись
Гэллоуэй открыл крышку часов.
- Отправляемся через два часа, ребята, так что потерпите.
Начало смеркаться. Одежда всадников стала липкой от жирного пота и влаги. Гэллоуэй запретил разжигать огонь, чтобы дым не выдал их присутствия, и им просто пришлось терпеть эту промозглую сырость, пока тикали минуты. Солдаты одержимо готовились к сражению, веря, что любое усердие поможет им выжить. Они использовали плащи и вальтрапы [13], чтобы дождь не намочил многозарядные винтовки и револьверы, пока они заряжали оружие порохом, пыжами и пулями минье.
Поверх каждой пули они делали затычку из жира, чтобы пламя в ячейке не перекинулось на соседние, подорвав весь барабан. Они точили сабли, сталь со скрежещущим звуком терлась о камень. Те, чьи клинки дребезжали в металлических ножнах, поправили их, чтобы оружие прилегало плотнее и не издавало никаких звуков. Капрал Харлан Кемп прочел молитву для нескольких человек.
Он встал на одно колено на мокрую землю, с одной рукой на сабле, и поднял другую руку, призывая Господа, пока возносил молитву, чтобы Бог благословил их вечерний поход могучим успехом и хранил рабов своих от врагов.
Адам присоединился к кружку молящихся. Он почувствовал свою близость к этим людям, когда опустился вместе с ними на колени, и сам акт молитвы придал ночному предприятию нечто сакральное, что поднимало его над простой авантюрой, возводя в ранг священного долга.
- Я не хочу быть здесь, - молился Адам, - но я здесь, Господь, так будь же здесь со мной и позволь мне помочь этой войне поскорее закончиться.
Когда Харлан Кемп закончил благословение, Адам встал на ноги и увидел, что Билли Блайз находится рядом с кобылой, которую Адам забрал из конюшни Фалконера. Блайз прошелся рукой по ее ногам, а потом похлопал по крупу.
- Вы добыли себе неплохих лошадей, Фалконер, - произнес он, когда Адам подошел поближе.
- Вы стоите у меня на пути, - отрезал Адам, а потом оттолкнул высокого Блайза, чтобы набросить потник на спину кобылы.
- Действительно отличный образчик лошадиного племени, - Блайз осмотрел зубы лошади, а потом сделал шаг в сторону, чтобы с восхищением окинуть ее взглядом. - Бьюсь об заклад, что бегает она, как сучка в аду. Особенно, если использовать хлыст. Вы не находите, что щекотание хлыста делает представительниц женского рода просто душками, Фалконер? - Блайз хихикнул, когда Адам не ответил. - Думаю, такая лошадь мне отлично подойдет, - продолжил он.
- Она не продается, - холодно заметил Адам. Он набросил на спину лошади седло и присел, чтобы затянуть подпругу.
- Я и не собирался ее у вас покупать, - заявил Блайз и сплюнул струю табака рядом с лицом Адама, - потому что на войне нет смысла что-либо покупать, когда вещи сами идут в руки. Что мне нравится в войне, Фалконер, так это то, что можно всё получать бесплатно. По мне, так это весьма удобно. Ради такого можно и человеческую жизнь на кон поставить, - при этой мысли он улыбнулся, а потом прикоснулся пальцем к краю шляпы, с которого закапала вода. - Уверен, теперь вы будете следить за собой, - сказал он и заковылял прочь, улыбаясь своим приятелям и оставив Адама чувствовать себя дешевкой.
Майор Гэллоуэй забрался в седло первым.. Он засунул ноги в стремена, приладил многозарядную винтовку в седельной кобуре, вытащил саблю из ножен на пару дюймов и убедился, что до обоих револьверов легко дотянуться.
- А теперь выкурите последние сигары и трубки, ребята, - велел Майор, - потому что как только мы выйдем из леса, больше никакого табака, пока не разбудим этих сукиных детей.
Его команда поджигателей проверила свои запасы: спички, кремень, огниво, трут и запалы. Их задача состояла в том, чтобы сжечь боеприпасы, пока остальные с помощью топоров расщепят спицы колес и вгонят молотками гвозди в пушки мятежников, чтобы вывести их из строя.
Один за другим солдаты взобрались по седлам. Одна лошадь тихо заржала, а другая нервно метнулась в сторону. С листвы капала вода, но Адам знал, что дождь над этим темным пологом деревьев прекратился. Только что наступил вечер, но из-за туч казалось, будто уже глубокая ночь.
- За Союз, ребята, - сказал Гэллоуэй, и идеалисты повторили эту фразу, добавив к ней призыв к Господу. Они сражались за свою любимую страну, за страну Господа, за лучшую из стран.
- Вперед, ребята, - произнес Гэллоуэй, и колонна тронулась в путь.
К сражению.
Капитан Медликотт и капитан Мерфи сидели, уставившись на вечерний дождь, на веранде фермерского дома, служившего штабом генерала Вашингтона Фалконера. На западном горизонте, как отметил Медликотт, где в это время должно быть темнее всего, на небе показалась бледная полоска более светлого облака, и дождь прекратился, но похоже, эта сухость не собиралась двигаться на восток.
- Но завтра будет хороший денек, - буркнул Медликотт. По его бороде струился пот. - Знаю я эти летние грозы, - он обернулся и посмотрел через открытую дверь гостиной на сидящего у одноногого стола генерала Фалконера. - Завтра будет хороший день, генерал!
Фалконер ничего не ответил на оптимизм Медликотта. Вечер был удушающим, и генерал был в одной рубашке. Его китель с тяжелыми эполетами и дорогостоящим шитьем висел в коридоре, вместе с прекрасным английским револьвером и элегантной саблей, которую генерал Лафайет [14] подарил его деду.
Генерал просматривал разложенные на столе бумаги. Он изучал эти бумаги уже добрую часть дня и теперь, вместо того, чтобы их подписать, отодвинул от себя.
- Я должен быть уверен, что поступаю правильно, - произнес Фалконер, имея в виду, что должен убедиться, что не совершит ошибку, которая могла бы разрушить его карьеру. - Чёрт побери, но они должны предстать перед военным трибуналом!
Капитан Мокси сплюнул табак через перила веранды.
- За неповиновение приказам их следует поместить в тюрьму, сэр, - сказал Мокси, расхрабрившись от чести, что генерал просит его совета относительно судьбы полковника Свинерда и капитана Старбака.
- Но они заявляют, что лишь выполняли свой долг, - возразил Фалконер, обсасывая проблему, как собака кость. - Нам дан приказ охранять переправы через реку, не так ли? И что они сделали? Просто охраняли брод. Как мы убедим суд в обратном?
Капитан Мокси отмел это возражение.
- Это и не брод вовсе, сэр, не совсем брод. Просто в этом году река необычайно обмелела, - это звучало очень убедительно, даже для него самого.
- Но если я просто отпущу их, - размышлял Фалконер над альтернативой трибуналу, - что остановит их от того, чтобы подать апелляцию? Боже ты мой, ты же знаешь их способности к вранью!
- Кто им поверит? Один - набожный пьяница, а второй - янки, который вечно доставляет неприятности.
Слишком многие им поверят, подумал Фалконер, в этом-то и проблема. Кузен Свинерда был влиятельным человеком, а у Старбака имелись друзья, и Фалконер ощутил себя загнанным в ловушку, как человек, который атаковал врага, углубившись к нему в тыл, и вдруг обнаружил, что не может отвести свои войска обратно. Прошлой ночью он ликовал, но поразмыслив на следующий день над ночными достижениями, натолкнулся на огромное число препятствий, мешающих довершить триумф, не последним из которых было то, что Свинерд упрямо отказывался напиваться.
Пьяный полковник гораздо лучше смотрелся бы перед трибуналом, чем раскаивающийся полковник, а самым глубочайшим желанием Фалконера было увидеть и Свинерда, и Старбака стоящими перед военным трибуналом и идущими под конвоем в военную тюрьму Конфедерации в Ричмонде, но он не находил способа, как сделать это обвинение неоспоримым.
- Проблема в том, - сказал он, снова поменяв аргументы, - что слишком многие из бригады дадут свидетельские показания в пользу Старбака.
Медликотт отхлебнул бренди.
- Популярность приходит и уходит, - туманно заметил он. - Избавьтесь от этих мерзавцев, и через пару недель все забудут, как они выглядели.
По правде говоря, Медликотт недоумевал, почему Фалконер просто не отправит этих двоих к реке и не всадит им в головы по паре пуль.
- Дождь затихает, - отметил Мокси.
Медликотт повернулся и бросил взгляд на генерала. Он даже больше Мокси был взбудоражен привилегией стать одним из советчиков Фалконера. Мокси всё-таки имел претензии на благородное происхождение - его семья держала лошадей и охотилась с гончими Фалконера, а Медликотт всегда был просто человеком, работавшим за жалование, хоть и квалифицированным, ему нравилось быть наперсником генерала, и он хотел сохранить эту привилегию, удостоверившись, что Фалконер и правда избавился от этих двух смутьянов.
- Почему бы просто не отправить этих сучьих детей в Ричмонд? - предложил он, - с донесением, в котором будет говориться, что они не пригодны для строевой службы? И с предложением послать их на оборонительные сооружения у побережья Южной Каролины?
Фалконер разгладил на столе бумаги.
- Южной Каролины?
- Потому что к этому дню в следующем году, - мрачно произнес Медликотт, - они оба помрут от малярии.
Фалконер открутил серебряную крышку походной чернильницы.
- Негодны для строевой службы? - засомневался он.
- Один - пьяница, а второй - северянин! Чёрт, я бы сказал, что они негодны для службы, - Медликотт расхрабрился, испробовав генеральского бренди, и теперь несколько неуклюже предложил свое решение. - Но к чему все эти формальности, сэр? Почему бы просто не избавиться от ублюдков? Пристрелить их.
Услышав подобное предложение, Мокси нахмурился, а Фалконер решил его проигнорировать, не потому что не одобрял, а потому что не мог представить, чтобы убийство сошло ему с рук.
- Не кажется ли вам, что мне нужен предлог для того, чтобы их уволить? - спросил генерал.
- Какие еще вам нужны причины, кроме негодности к службе? Чёрт, добавьте недисциплинированность и халатность, - Медликотт сопроводил оба слова беспечным взмахом руки. - Военный департамент отчаянно нуждается в людях, которых мог бы послать на болотные заставы в Каролине.
Фалконер обмакнул перо в чернила и осторожно стряхнул излишки о край чернильницы. Он секунду поколебался, по-прежнему беспокоясь о том, не возымеют ли его действия непредвиденных последствий, а потом собрался с духом и подписал два документа, которыми Свинерд и Старбак увольнялись из рядов бригады. Он сожалел о том, что не может отправить их под трибунал, но рационализм и здравый смысл велели ему избрать более слабое наказание. Погода превратила все субстанции в вязкие, и чернила густо легли на волокнистую бумагу, когда Фалконер вывел свое имя. Он дописал под фамилией свое звание, отложил перо, закрыл чернильницу и подул на влажную подпись, чтобы ее подсушить.
- Приведи Хинтона, - приказал он Мокси.
Мокси поморщился при мысли, что ему придется топать четверть мили по грязи, но потом поднялся из кресла и отправился в темноту в сторону Легиона. Дождь прекратился, и во мраке засверкали костры, когда солдаты вышли из своих укрытий и раздули огонь.
Фалконер наслаждался двумя приказами об увольнении со службы.
- Следует ли мне выписать им пропуска до Ричмонда?