— Так позвольте и вас попросить сесть, ваше величество. Я крайне встревожена.
— Мне очень горько это слышать и потому позвольте мне говорить с вами коротко, чтобы не беспокоить вас долго.
Король говорил по-французски. Он всегда употреблял этот язык, когда был взволнован и должен был говорить быстро.
— Я пришел, — продолжал он, — для того чтобы объявить вам о своем твердом решении, а именно, что я сегодня же ночью переношу свою резиденцию в Аран-хуес. Я хочу жить вдали от Мадрида и отдалиться от вашей резиденции, так как мое влияние здесь ни во что не ставится.
Изабелла вскочила. Взглядом, исполненным изумления и испуга, смотрела она на короля, который наслаждался успехом своей угрозы.
— Как, вы хотите…
— Перенести свою резиденцию, да, намерение мое непоколебимо! Мне уже наскучило считаться пятой спицей в колеснице. Я хочу избавиться от придворных интриг. Моя привязанность к вам заставляет меня говорить вам всю правду. Это будет предметом толков при дворе, но я не могу поступать иначе и должен предпринять самые решительные меры. Я и пришел с тем, чтобы сообщить вам об этом.
Изабелла была в высшей степени взволнована и недовольна решением своего супруга, она должна была собраться с силами, чтобы перенести всю тяжесть этого удара. Это быстрое решение задело за живое не сердце ее, а только рассудок.
— Что может вас заставить отступить от вашего прекрасного намерения? — спросила она, наконец.
— Ничего, если вы называете его прекрасным.
— Я хочу знать, что могло вас побудить отделить свою резиденцию от моей?
— Позвольте мне об этом поговорить откровенно, так как оно есть, без всякой маски и без прикрас. Нарваэц не должен оставаться при дворе.
Услышав такую дерзкую и бесстыдную речь, Изабелла быстро встала.
— Этого не будет, Франциско де Ассизи.
— В таком случае мне ничего более не остается делать, как проститься с вами. Сегодня же ночью я переношу резиденцию в Аранхуес.
Король поклонился.
— Нарваэц остается? — спросил он тихо.
— Остается, Франциско де Ассизи! Я не боюсь угроз.
— Через час меня уже не будет в Мадриде. Король вышел за портьеру.
Изабелла посмотрела ему вслед с невыразимым гневом. Ничего не значащий принц, которого она сделала королем, отважился вдруг перечить ей и таким образом, какого она никак не ожидала. Она должна была выбрать между двумя, между Нарваэцем, который был верной опорой ее трона, и Франциско де Ассизи, который был для нее нулем.
Однако же Изабелла не могла скрыть в эту минуту сильного волнения, которое было вызвано перенесением королевской резиденции в Аранхуес и внезапным отделением ее двора от двора короля. Она знала, что ходят слухи о двусмысленных отношениях ее с королем. Теперь же она думала о том, до чего могут дойти эти толки, когда король вдруг отделит от нее свою резиденцию, между тем как уже почти всем было известно ее положение. Не должна ли была эта непонятная разлука подлить еще масла в огонь и дать повод к дальнейшим сплетням? Изабелла с ужасом провела рукой по лбу.
— Он не должен переезжать, я употреблю все свои силы, чтобы помешать ему, — проговорила она, — я должна поговорить с Нарваэцем, он решит, как нам поступать.
Королева позвонила.
— Попросите сюда главного министра-президента! — проговорила она с волнением.
Нарваэц был человек с железным характером. Он спал не более пяти часов в день и всегда готов был служить своей повелительнице. Тотчас же по призыву он явился в будуар королевы, порог которого он переступал в первый раз. Он предчувствовал, что дело, о котором королева спешила переговорить с ним среди ночи, должно быть особенно важно.
— Господин герцог, — обратилась к нему Изабелла, видимо, взволнованная, — через несколько минут в нашем дворце должно произойти событие, которое будет иметь тяжелые последствия, если только мы тотчас же не воспрепятствуем его исполнению. Король собирается отделить свою резиденцию от нашей и перенести ее в Аранхуес.
Нарваэц вскочил, как будто его ужалила змея.
— Король хочет переехать в Аранхуес? — повторил он в недоумении. — Это невозможно!
— А между тем он только что объявил мне об этом.
— Ни под каким видом этого не должно быть. Дайте мне полную власть, ваше величество, и я этого не допущу.
— Даю вам полную, неограниченную власть, — проговорила озабоченная королева, — делайте все, что вам покажется необходимым.
— Прошу вас дать мне письменное приказание, ваше величество, потому что то, что случится через час, будет изменой королю, если только у меня не будет полной доверенности с вашей подписью.
Изабелла подошла к письменному столу и собственноручно написала бумагу, по которой передавала верховную власть министру-президенту. Молча поклонившись, Нарваэц удалился.
Через несколько минут во флигеле дворца, где жил король, послышались однообразные шаги алебардистов герцога Валенсии. Храбрые войска никогда не спрашивают, куда их ведут и кого взять в плен, но беспрекословно исполняют приказания своего офицера. Этот офицер был не кто иной, как Олано, которого мы видели несколько лет тому назад главой карлистов. Он был тогда на стороне короля, но когда он увидел, что войска дона Карлоса совершенно распускаются, то перешел к герцогу Валенсии и до того предался ему, что последний решился дать ему поручение в высшей степени трудное и деликатное. Олано во главе алебардистов подошел к покоям короля и окружил их в одно время со всех сторон. Потом без доклада вошел в комнату короля, где последний совещался с интендантом на счет отъезда своего в Аранхуес.
Франциско де Ассизи с гневом и удивлением посмотрел на офицера, осмелившегося переступить порог его покоев.
— Кто вы такой и что вам надо? — закричал он, обращаясь к Олано.
— Я получил приказание арестовать ваше величество! — ответил с невозмутимым спокойствием громадный офицер.
— Вы сумасшедший! — воскликнул король вне себя от гнева.
Интендант его смотрел с удивлением на храброго офицера, которого нисколько не потревожила запальчивость маленького короля.
— Прикажите караулу потащить этого бунтовщика в государственную подземную темницу. Или вы думаете, что подобная дерзость может остаться безнаказанной? Кто вы такой? Ваше имя?
— Генерал Рос де Олано, ваше величество, — отвечал офицер, низко кланяясь.
Не ожидая такой сцены и вне себя от ярости, Франциско де Ассизи не знал, с чего начать. Он думал, что произошел бунт в войске, что нередко случается между испанскими солдатами. Он с силой дернул за ручку колокольчика, чтобы позвать адъютантов. Никто не слыхал и не являлся. Король побледнел. Он поспешил к двери, быстро рванул ее и хотел призвать караул.
С широко раскрытыми глазами отступил он в свою комнату. Коридоры и двери были заняты алебардистами герцога Валенсии.
— Это измена королю! — воскликнул Франциско, скрежеща зубами. — Вы мятежник! На эшафот его! Кто приказал вам вторгнуться сюда?
— Я от имени королевы арестовываю вас! — отвечал Олано, наклоняя голову. — Вот собственноручный приказ ее величества королевы.
Франциско де Ассизи увидел наконец, что он должен покориться и казаться довольным. Он понял, что Изабелла хотела этим насилием помешать его отъезду в Аранхуес, так как перенесение резиденции наложило бы тень на репутацию супруги короля. Франциско принудил себя улыбнуться.
— По приказанию ее величества! — сказал он, как будто дело шло о шутке. — Я понимаю теперь в чем дело, господин генерал, и подчиняюсь королеве с величайшим удовольствием. Король взят в плен! Сообщите ее величеству, что король сдался сам.
Почтительно поклонившись, Олано дал приказы своим адъютантам, а сам остался в комнате арестованного короля.
Король принужден был, улыбаясь, отказаться от всех своих прав, он даже обнял герцога Валенсии, который горьким образом дал ему почувствовать свою власть. Внутренне же они оба еще более чем когда-либо не доверяли друг другу и ждали только случая, чтобы погубить один другого, чтобы повторить свои нападения.
Вскоре после этого королева преждевременно разрешилась мертвым мальчиком, к великому прискорбию всей страны. Ужасное пророчество монахини Патрочи-нио сбылось.
Карлисты и Монпансье снова стали возвышаться, между тем как влияние герцога Валенсии с каждым днем ослабевало.
В Санта Мадре все было благополучно.
ПРЕКРАСНЫЕ ДНИ В АРАНХУЕСЕ
Из всех испанских колоний остров Куба в последние годы беспокоил двор более других. В конце лета 1849 года в Новом Орлеане были организованы набеги американских морских разбойников, которым, однако же, энергичный президент Тейлор на этот раз преградил путь.
В следующую весну генерал Лопес, испанский креол из Каракаса, задумал во главе 500 человек отделить от отечества очень богатую колонию. Но это рискованное дело ему не удалось благодаря отваге испанского гарнизона, генерал-капитан острова Кубы Ронкали показал себя североамериканскому правительству вполне заслуженным и достойным офицером. Вследствие этого были составлены разные отважные планы. За короткое время нужно было снарядить войско, чтобы послать на помощь правлению острова. Ронкали был сменен, и команда этой экспедицией была поручена генералам Конхе и Приму. Эти два героя во главе храброго войска употребили всю свою энергию на то, чтобы положить конец новым нападениям морских разбойников, часть которых была взята в плен, приговорена военным судом к смерти и через несколько часов расстреляна в Гаване. Креол Лопес, изменник и предводитель шаек, пытался бежать, но был пойман и мужественно перенес гаротту, которая отличается от гильотины тем, что, вместо того чтобы ударом топора разом лишить жизни несчастную жертву, ей понемногу раздробляют шейный позвонок. Часть американского населения возмутилась против строгости Конхи и Прима. Испания же благодарила их, потому что была обязана их решительности тем, что эта важная колония осталась за ней. Этот предприимчивый поход доставил большое удовольствие маркизу де лос Кастилльейосу, тем более что Топете сопровождал его во главе маленькой эскадры. Не доставало только Серрано и Олоцаги, чтобы напомнить им их прежние походы.
Между тем Нарваэц, измученный враждовавшими партиями, добровольно подал в отставку, потому что ему серьезно опротивели интриги королевы-матери, ее супруга и даже самого короля. Изабелла долго не соглашалась на его отставку, но потом исполнила его требование и опять попала во власть своей матери и иезуитов. Мария Кристина заботилась о том, чтобы во главе правления стал приверженец инквизиции и человек, беспрекословно повинующийся ей во всем. Этот человек был Браво Мурильо, испанец, обращавшийся надменно с народом и со своими подчиненными и раболепно прислуживавший королеве. Его первым геройским поступком было притеснение газет, имевших свободное направление, и седьмого апреля 1851 года он распустил собрание кортесов, для того чтобы подобными деяниями приобрести влияние в палате, члены которой должны были соглашаться на все его требования.
Королева Изабелла предпочла бежать от государственных забот и от умножавшихся в народе партий, желая насладиться жизнью.
Изабелла перевела свой двор вместе с королевским в старый восхитительный замок Аранхуес, свалив все заботы правления на министров, большая часть которых, как мы увидим позже, употребила во зло ее доверие.
Старый замок Аранхуес, серый снаружи, но разукрашенный внутри, самым очаровательным образом опоясанный роскошными парками и садами, был оазисом среди бесплодных равнин, окружавших его. Аранхуес был любимым местом отдыха всех королей и в особенности королев и представлял собой прекрасный образец искусства.
Если кто-то в сильную жару шел по открытой дороге до того места, где разрушенная и местами обросшая мхом стена окружает Аранхуес, то он мог бы свободно вздохнуть в этом оазисе, где старые, великолепные деревья бросают густую и прохладную тень. Темная зелень каштановых деревьев смешивалась с яркой зеленью лимонных и миндальных деревьев, между тем как величественные пальмы возносили над ними свои вершины как бы для того, чтобы защитить их от палящих лучей солнца.
Дорога вела к главному входу, по обеим сторонам которого стояли два высеченных из камня льва. За этим входом открывался великолепный вид. Широкие, посыпанные крупным песком дороги вели к искусственному озеру, окруженному живописными кустарниками. Из его середины бил огромный фонтан одной высоты с домом. Маленькие красивые гондолы с золотыми украшениями чуть виднелись из-за кустов, которые, переплетаясь на заднем плане с пальмами и кипарисами, восхитительно обрамляли озеро, в котором отражалось голубое небо.
За пальмами и кипарисами к старинному замку, лежавшему на возвышении, вела широкая дорога, окаймленная цветущими апельсинными деревьями. Направо от озера тянулись флигели для прислуги и великолепно выстроенные конюшни. Налево простирались сады, засаженные цветами всех стран и самыми редкими тропическими растениями. Сады эти соединялись с огромным парком и вместе с ним орошались источниками, проведенными из далеких гор. Водопроводы, состоящие из больших труб, были широко распространены в Испании, и не только в городах, но и во всех окрестностях, которые без них обратились бы в бесплодные пустыни.
Оазис Аранхуес был обязан этим источникам своими величественными, роскошными деревьями, великолепными парками, где дорожки, пещеры и беседки сделаны были во вкусе прошлого столетия и напоминали собой версальские сады. Многие деревья и кустарники, тщательно подрезанные, имели такие формы, что невольно бросались в глаза. Кое-где виднелись нимфы и другие каменные статуи, наполовину скрытые зеленью.
Роскошная оранжерея в виде огромного полукруга распространяла и наполняла воздух ароматом. Немного дальше простирались красивые дерновые ковры, украшенные огромными стеклянными шарами и беседками из широколиственного алоэ и фигового кактуса. Затем был виден фасад с мраморными колоннами, которые поддерживали балкон замка. По обеим сторонам его возвышались башни, покрытые роскошными вьющимися растениями.
Между высокими белыми мраморными колоннами виднелся свод величественного портала замка, стены и арки которого были отделаны прекрасной работой. Окна как среднего флигеля, так и обеих башен украшены красивыми арками. А плоская крыша всего замка была покрыта разрушающимися бойницами, в промежутках которых возвышались маленькие башни.
Воздух в портале поражал своей свежестью. Свод его был сделан из плит, которые в виде мозаики сложены в красивые арабески. Две большие мраморные лестницы, покрытые толстыми коврами, вели в верхние покои. Внизу же, направо и налево, находились помещения для адъютантов и телохранителей. Этот главный портал, образующий род ротонды, магически освещался по вечерам множеством ламп, бледный свет которых падал на большую мраморную статую, изображающую беспорочную Юнону, и производил чарующее впечатление. По обеим сторонам лестницы, между которыми стояла эта статуя, лежали два мраморных льва.
Высокие и просторные верхние покои, предназначенные исключительно для королевской семьи и приближенных ее, превосходили своим великолепием и роскошью залы мадридского дворца. Средняя комната, над дверью которой находится корона с королевским гербом, была обита темно-красным бархатом. На стенах висели большие картины в богатых рамах, освещенные множеством золотых канделябров.
Как трон, стоящий на заднем плане залы, так и бесчисленные стулья были обиты темно-красным бархатом, а ножки и спинки их отделаны золотом.
Высокие окна этой комнаты, так же как и всех остальных, являясь одновременно стеклянными дверьми, выходили на балконы, покрытые душистыми цветами и тропическими растениями. Маленькая зала вся была убрана цветами.
Шелковые обои, обивка кресел и диванов были вытканы цветами по белому фону. По разным углам находились великолепные золотые ниши, камины, зеркала и люстры. Из этой комнаты вела дверь в залу из красного мрамора, плиты которого так искусно приделаны одна к другой, что невозможно найти ни начала, ни конца. Маленькие столы этой прохладной гостиной также были сделаны из светло-красного мрамора, а мягкие кресла обтянуты шелковой материей такого же цвета. Эта комната вела в покои королевы, которые прелестью своей и великолепием превосходили все до сих пор описанное. Тяжелые занавеси, вышитые золотом, ковры, кресла необыкновенной красоты и роскоши, статуи и картины производили, особенно при вечернем освещении, чарующее зрелище. Снизу, от самых лучших цветов, какие только может производить земля, веяло дивным ароматом. Через открытые окна падал лунный свет летней ночи, от которого слабело освещение бесчисленного множества ламп.