— Мама! — Санька вдруг подошел к матери и возбужденно зашептал: — Если только Федя вернется, позовем его в нашу семью… жить с нами. Позовем, мама?
Катерина пристально оглядела мальчика и улыбнулась:
— Позовем, Саня… Только бы вернулся.
…Маша не ошиблась: Федя действительно поехал в совхоз «Высокое». Но лучше бы ему там не бывать. Маленького белого домика он не нашел, люди в совхозе были новые, неизвестные, и Федю никто не узнал.
Федя вернулся в Стожары к вечеру. Первым его заметил на участке Санька. Он позвал Машу, и они побежали ему навстречу. Вдруг Санька остановился:
— А знаешь, Маша: давай его ни о чем не расспрашивать.
— Так лучше, пожалуй, — согласилась девочка, и они повернули обратно.
Когда на другой день ребята пришли на участок, Федя был уже там. Он сидел на корточках у пятой клетки и что-то снимал со стебельков пшеницы. Издали казалось, что Федя собирает ягоды.
— Ко мне, ребята! — закричал он. — Что я нашел!
Все подбежали к Феде. Он протянул им банку. На дне ее ползали серые, невзрачные жучки.
— Фу, какие противные! — отвернулась Зина: она до смерти боялась всяких жуков и гусениц. — И охота тебе их руками трогать!
— А вы знаете, какой это жучок? — озабоченно спросил Федя. — Клоп-черепашка. Самый первый вредитель.
— Ну тебя, Федя, — отмахнулась Зина, — вечно ты всякие страсти выдумываешь! То блоха земляная, то клоп черепаховый…
— Не черепаховый, а черепашка. Такое название. Федя отыскал на пшенице клопа-черепашку, вытащил из кармана увеличительное стекло:
— Смотрите, что он, паразит, делает.
Санька первый захватил увеличительное стекло и приблизил его к колоску.
— Что видишь? Говори! — тормошили его ребята.
— Ползет себе… присматривается… Да тихо вы, не наваливайтесь… Остановился вот… Ого! Хоботок выпускает… тоненький-тоненький… зерно проколол… сосет. Вот зловредина! Да он так все соки выпьет!
Санька протянул руку, чтобы снять со стебля жучка, но Маша остановила его:
— Дай и нам посмотреть!
Увеличительное стекло пошло по рукам.
Подошел дед Захар. Увидел в банке клопа-черепашку, нахмурился:
— Эге! Старый наш недруг. Вы где это его отыскали?
— На овощах, дедушка, и на посевах. Вот с этой стороны изгороди, — показал Федя.
— Значит, из лесу двинулся. Теперь жди, валом попрет.
— А он на поля напасть может? — спросил Санька.
— Еще как! В тридцать пятом году эта нечисть такое натворила… одни корешки от урожая остались!
— Дедушка, — сказала Маша, — надо Татьяне Родионовне сказать…
— Вот что! — Захар посмотрел на ребят. — Степан!
Степа вскочил и вытянулся перед дедом по-военному.
— Оставишь себе двух ребят, — дал Захар наказ мальчику, — осмотришь и очистишь весь участок. За каждый стебелек спрошу… Федор!
— Слушаю, дедушка!
— Забирай всех остальных — и в поле, на разведку. Во все глаза смотрите, много ли черепашки на хлебах. Начните с тех делянок, что к лесу поближе. Меня в правлении искать будете.
Федя с ребятами направился в поле. Санька немного задержался и отвел Степу в сторону:
— Знаешь чего… ты смотри тут, на участке. Прошу тебя… — И, покраснев, бросился догонять Федю.
К полудню «разведчики» прибежали в правление колхоза. В конторе было уже полно людей: встревоженная сообщением деда Захара, Татьяна Родионовна срочно созвала всех бригадиров.
— Татьяна Родионовна… вот! — С трудом переводя дыхание, Федя протянул председательнице полную банку жучков.
— Где собрали?
— По всему полю ходили. А больше всего черепашки на тети Катиной делянке.
— Вот не было печали! — Татьяна Родионовна заглянула в банку, с досадой поставила ее на подоконник и решительно обратилась к собравшимся: — Что ж, граждане, разведка донесла правильно. Черепашка из лесу наступает. Медлить нельзя. Выводите народ в поле, будем собирать вредителя руками. — Она посмотрела на Лену Одинцову. — Катерина-то лежит больная? Вот незадача… Что ж, Лена, бери пока бригаду на себя. Управишься?
— Уж и не знаю как, Татьяна Родионовна… Людей у нас мало… — Лена не договорила и оглянулась: Маша дергала ее за рукав и показывала на себя, на Федю, на Саньку. — Если ребята, конечно…
— Какой разговор может быть! — строго сказал дед Захар. — Раз надо — все придут.
— Мы всех жуков уничтожим! — заверила Маша.
— Вы побольше ребят соберите, со всей деревни, — посоветовала Татьяна Родионовна.
Ребята вышли на улицу.
Под окном конторы стайка кур с жадностью клевала землю, словно на ней были рассыпаны отборные пшеничные зерна. Федя вгляделся и увидел, что куры клюют не зерна, а черепашку. Тут же лежала пустая жестяная банка. Кто-то, видно, опрокинул ее с подоконника.
Федя поманил ребят и показал на кур:
— Вот кого еще на черепашку напустить!
— Ой, правда! — вскрикнула Маша. — Я где-то читала об этом.
* * *
На другое утро «великое воинство», как назвал дед Захар многочисленную команду стожаровских ребятишек, собралось на Старой Пустоши и принялось собирать с посева черепашку.
Немного позже к делянке подошли Маша, Федя и Санька. В руках они держали корзины, обвязанные сверху рогожками.
— Ну как? — озабоченно спросил Федя. — План выполнили?
— Где там! — пожаловалась Маша. — Семь кур поймала, а две в крапиву убежали. Уж я гонялась, гонялась за ними, все ноги обстрекала…
— А я своих, как миленьких, взял прямо с нашести, даже не пикнули, — доложил Санька. — Только вот петух-дурак крик поднял.
— Тогда начнем! — сказал Федя.
Ребята развязали корзины и выпустили кур на посевы. Куры расправили помятые крылья и недовольно закудахтали.
Подошла Лена.
— А мы кур мобилизовали! — бросилась к ней Маша.
Лена посмотрела в сторону колхоза и нахмурилась:
— А мать с бабкой знают об этом? Позволили?
— Не очень еще знают, — уклончиво ответила Маша.
А куры между тем все еще продолжали кудахтать, словно жаловались друг другу на столь необычное утреннее путешествие и удивлялись, почему это кругом нет ни навозных куч, ни заборов, а одно лишь широкое зеленое поле.
— Не найти им жучков, — вздохнул Санька.
— Найдут, должны найти, — сказал Федя, не сводя с кур глаз.
— Миленькие… дурочки, ну, идите, не бойтесь! — умоляюще шептала Маша, осторожно тесня кур поближе к посевам.
— Маша, оглянись! — шепнул Федя.
По межнику с хворостиной в руках мелкими шажками семенила Машина бабушка — Манефа.
— Ах, негодники! — кричала она. — Чего удумали!..
— Бабушка, — побежала ей навстречу Маша, — мы тебе на опыте докажем… Куры знаешь как черепашку любят… лучше зерна.
— И слушать не хочу… Неси домой наших кур! — шумела Манефа.
Но тут бронзовый петух, принесенный Санькой, склюнул одну черепашку, другую, потом запрокинул голову и горласто возвестил, что на новом месте есть чем поживиться.
— Пошли, пошли! — запрыгал Федя и зачем-то закричал петухом, да так громко и непохоже, что едва не спугнул всех кур.
Манефа принялась сзывать кур, но те, увлеченные охотой за черепашкой, не обратили на нее внимания.
— А шут с ними! — Манефа махнула рукой. — Пусть покормятся.
— Бабушка, ты не убивайся, иди домой, — уговаривала ее Маша. — Мы их к вечеру целехонькими доставим.
— А ястреб в небе? А лиса за кустиком? — не соглашалась Манефа. — Нет уж, сама покараулю.
Поглядывая по сторонам, она постояла около кур, но вскоре заскучала, подошла к ребятам и, кряхтя, принялась собирать черепашку.
Узнав, что на хлеба напала черепашка, Катерина не выдержала, поднялась с постели и тихонько побрела в поле.
Сначала она даже встревожилась: детей на делянке было много, и ей показалось, что они только помнут пшеницу. Но, присмотревшись, Катерина убедилась, что все шло как надо.
Ребятишки двигались цепью и собирали черепашку кто в пустую консервную банку, кто в берестяной кузовочек, кто в бутылку.
Время от времени они подбегали к межнику, высыпали черепашку в яму и заваливали землей.
То и дело слышались голоса:
— Заходи справа, окружай!
— Не давай пощады!
Малыши носили воду и кричали на все поле:
— Кому воды родниковой, кому воды!..
У Катерины дрогнуло сердце.
— Заботники мои дорогие! — шепнула она и хотела было приняться за работу, как вдруг заметила среди посевов кур. Они жадно клевали черепашку.
Подбежали Лена и Санька.
— Это ты с курами-то придумала? — спросила Катерина у Лены.
— Да нет… Ребята наши. А правда неплохое подспорье? Мы после обеда еще кур принесем.
— Чего лучше, — улыбнулась Катерина.
— А ты почему поднялась? Доктор что наказывал? — Санька строго посмотрел на мать.
— Весь народ в поле, а я отлеживаться буду! Вот зима придет, за все и отболею.
— Нельзя, тетя Катя! Идите домой, — сказала Лена. — Без вас управимся.
— Да что вы меня уговариваете, как маленькую! — обиделась Катерина.
— Я бригадир сейчас. Могу и приказать, — шутливо пригрозила ей Лена. — Саня, веди ее домой!
— Я вот замок на калитку повешу, — пообещал Санька.
— Силой берете, озорничаете, — усмехнулась Катерина и, доверчиво опираясь на плечо мальчика, побрела к дому.
Глава 36. ГРАД
День выдался на редкость душный, безветренный, и мальчишки не находили себе места. Спастись можно было только на реке. Сюда они и собрались. Кто нырял, кто плавал саженками, кто прыгал с обрыва.
Санька проделал перед ребятами свой излюбленный номер — водолаза под водой. Всунул в рот камышинку, в руки взял большой, тяжелый булыжник и, погрузившись в воду с головой, прошел по песчаному дну реки. Потом он вылез из воды и лег рядом с Федей на горячий песок.
— Гроза будет, — сказал Федя, посматривая на облака, которые собирались на горизонте то в высокие башни, то в огромные скирды.
— А ты почему знаешь? Облака, они и обмануть могут, — заметил Санька.
— Я не только по облакам… Другие приметы есть. Смотри вот: клевер листочки складывает, ласточки над самой водой летают. А цветы как пахнут… они всегда перед дождем так.
Горячий песок обжигал тело, и мальчишки снова полезли в воду.
Девяткин, измазав все тело черной жидкой грязью, сидел у самой воды и занимался тем, что забрасывал всех вылезающих из речки ошметками грязи. Больше всех, как заметил Санька, доставалось Феде. Тот дважды пытался выбраться из воды, но каждый раз Девяткин залеплял ему живот и грудь черной, как деготь, грязью, и Федя вновь лез в речку обмываться.
— Терпи, казак! — добродушно хохотал Девяткин. — В Стожарах грязь целебная, как на курорте. Принимай ванны.
— Ты играй, да не заигрывайся, — подошел к нему Санька. — Чего пристаешь, как репей?
— В опекуны записался! — Девяткин презрительно сплюнул сквозь зубы. — Дружка, как телка на веревочке, водишь…
Федя пошарил в корягах, потом подплыл к Девяткину и протянул ему влажный губчатый зеленый комок:
— А вот эту штуку знаешь? Тоже целебная.
— Скажешь еще! Тина какая-то…
— Серьезно говорю. Как натрешься, так кровь и заиграет. Испытай вот…
Девяткин недоверчиво отодвинулся:
— Очень нужно!
— Эх, ты, тины испугался! — засмеялся Санька.
Федя еще на прошлой неделе познакомил Саньку с этой речной губкой-бодягой. Сейчас Санька взял бодягу у Феди из рук и потер себе грудь, но не очень сильно. Грудь вскоре порозовела.
— Хорошо! — похвалил Санька. — Сейчас бы наперегонки с кем! — И кинул губку Девяткину: — Ну, и теперь слабо?
Подзадоренный Девяткин поднял губку, зачем-то понюхал и осторожно провел ею по груди.
— Сильнее надо! Как мочалкой в бане. — И Санька, не жалея сил, обеими руками принялся натирать Девяткину грудь, плечи, спину.
— И ничего нет такого… Выдумали тоже! — отдувался Петька, поворачиваясь то одним боком, то другим.
Прошло несколько минут, и тело Девяткина густо покраснело. Вдруг он вскочил, закрутился на месте, словно его обожгли крапивой, и бросился на Саньку и Федю:
— Вы что… сговорились?
Те со смехом прыгнули в речку.
— Голова! Это же бодяга! Ею люди от простуды лечатся! — кричал из воды Санька. — Крепче спирта действует.
А Петька, ругаясь, катался на берегу, вскакивал, швырял в Саньку и Федю грязью и снова валился на песок.
— В воду лезь, в воду! — посоветовал ему с другого берега Федя. — Все пройдет.
Девяткин бултыхнулся в речку, и жжение вскоре утихло. Но он еще долго сидел в воде и на чем свет ругал Федю и Саньку, которые не иначе как сговорились против него.
К полудню громоздкая, неуклюжая туча, подернутая фиолетовой дымкой, повисла над Стожарами.
Резкий порыв ветра пригнул траву к земле, покрыл реку частой рябью, взвихрил сено на верхушке стога.
Сверкнула белая молния, с высоты с сухим треском ударил раскат грома, словно где разорвали огромный кусок коленкора, и тяжелые косые струи дождя, как стрелы, пронзили реку.
Река закипела, забулькала, на ней заплясали фонтанчики воды.
— Тревога! — закричал Федя и бросился к участку.
Мальчишки побежали следом. Дождь, тяжеловесный и плотный, захватывал дыхание, слепил глаза.
От околицы, во главе с Машей и Зиной, мчалась группа девочек. На пригорке Маша поскользнулась и, как по льду, прокатилась по скользкой, грязной дорожке.
Все ворвались на участок. Посевы вздрагивали, клонились к земле.
— Побьет «коншаковку», побьет! — закричала Маша, бегая по участку, и вдруг яростно погрозила грозовой туче маленьким кулаком: — Погоди же ты, черная, погоди, лохматая!..
— По ней бы из орудия прямой наводкой, как вот по фашистам, или из «катюши», — мрачно сказал Санька, — враз бы разнесло. Но чем помочь посевам сейчас — никто не знал. И тут Федя вспомнил, как спасают от ливня рассаду в парниках.
— Ломай шалаш! Закрывай посевы! — закричал он.
Через минуту от шалаша не осталось и следа. Мальчишки, словно щиты подняв над головой кто лист железа, кто кусок фанеры, кто дощатую дверцу, прикрыли клетку с «коншаковкой». Но щитов все же было мало. Санька с тревогой озирался по сторонам.
За изгородью на пригорке, прибитые ливнем к траве, лежали длинные дорожки холстов. Под кустом сидела бабка Манефа, как видно не успевшая собрать их до дождя.
Санька быстро перелез через изгородь.
В этот миг молния, похожая на огненный крест, разорвала небо, и над головой так загремело, что бабка Манефа в ужасе закрылась платком. А когда выглянула, то увидела, что холсты, как живые, ползут по земле вслед за каким-то босоногим мальчишкой. Манефа с криком кинулась вдогонку. Но тут путь ей преградила изгородь. Пока старуха искала входную дверцу, бежала через участок, мальчишки уже успели натянуть холсты над клеткой с пшеницей.
Манефа схватила хворостину и принялась охаживать их по спинам.
— Бабушка, мы ж на минутку всего! — обхватила ее сзади Маша. — Ничего им не сделается, твоим холстам.
Ливень сменился градом.
С деревьев посыпались сбитые листья, дорожки точно присыпало солью.
Бабка Манефа вдруг схватилась за голову, ахнула и полезла под натянутые холстины.
Град гулко барабанил по листам фанеры и железа, оттягивал вниз холсты, сек ребят по рукам и головам, скатывался за вороты рубах.
То и дело слышались восклицания:
— Ой, мамочки! Мне по уху ударило!
— Бронебойными садит!
— Бабка Манефа, ау! Жива еще?
— Гвардия, стоять насмерть!
— Мне три шишки на лбу набило!
— Скоро ли он кончится, проклятый!
— Девчонки, — приказал Федя, — уходите! Все уходите! В укрытие!
— Сами уходите! — ответила Маша и вскрикнула: крупная градина пребольно щелкнула ее по затылку.
Степа вдруг побежал по участку, сорвал с чучел соломенные шляпы и надел их девчонкам на головы.
На участке показались Андрей Иваныч, закутанный в плащ-палатку, и дед Захар в шапке и полушубке.