Но Башлыков не торопился начинать ремонт дороги.
«Погоди ж, проучим мы тебя!» — решил Санька, и однажды, не доезжая до села, молодые возчики свернули влево, а перед трясиной поставили жердь с надписью:
«Здесь топь. Объезд влево.
Председатель колхоза Башлыков».
Эту выразительную надпись локтевский председатель увидел только на другое утро и схватился за голову. За сутки через усадьбы проехали десятки подвод и проторили новую широкую черную дорогу.
Башлыкову волей-неволей спешно пришлось выслать к трясине людей и засыпать ее хворостом, щебнем, землей. Случай этот стал известен по всей округе. Колхозники, встречая в пути молодых возчиков из Стожар, первыми съезжали в сторону и с преувеличенным почтением снимали шапки: «Наше вам! Как там Башлыков здравствует после самокритики?»
Домой Санька возвращался поздно вечером, пропыленный, обожженный солнцем. С грохотом стаскивал с натруженных ног сапоги, степенно садился за стол ужинать.
— Ну как, кормилец, — улыбалась Катерина, — на зиму хлебом мы теперь обеспечены?
— А как же… Сегодня по восемьдесят соток записали, — отвечал Санька.
— Щей-то подлить, бригадир?
— Можно…
Часто Санька приводил с собой в избу Федю. Они вместе ужинали, а потом, обложившись книгами и тетрадями, садились заниматься.
Катерина укладывала Феню и Никитку спать, чтобы они не мешали старшим, сама старалась ходить по избе на цыпочках и даже раздобыла для мальчиков вместо коптилки семилинейную лампу.
После занятий Федя спешил к дедушке, но Катерина не отпускала его, укладывала спать вместе с Санькой, а утром кормила мальчиков завтраком и провожала на работу.
Однажды в сумерки к избе Коншаковых приплелся дед Захар.
Катерина встретила его у крыльца.
— Нехорошо, Катюша! — сказал он с упреком. — Внука у меня сманиваешь.
— Да вы посмотрите, петухи-то наши совсем замирились. — Катерина показала через окно в избу, где за столом занимались Санька и Федя. — Похоже, и мой за ум взялся, в школу вернется.
Дед Захар заглянул в избу, потом осторожно прикрыл створки окна и опустился на завалинку. Катерина села с ним рядом, задумалась.
— Захар Митрич, опять я за старое. Отпустите Федю ко мне! Не обижайтесь, я прямо скажу: человек вы в годах, здоровье не ахти какое, не ровен час… всякое может случиться… И опять мальчик сирота сиротой останется. А он еще птенец бескрылый да неоперенный… Ему мать нужна.
Дед Захар, опустив голову, долго не отвечал.
— Я внуку худого не желаю… Да ведь обидно, Катюша; пока весна да лето-шум вокруг меня, смех, споры ребячьи. Я сам тут вроде помолодел с ними… А как осень, и опять я один-одинешенек…
Катерине стало жалко старика.
— Так и вы к нам переходите, — неожиданно сказала она, досадуя, почему такая мысль не пришла ей в голову раньше.
— В вашу-то конуру? — удивился дед.
— В тесноте — не в обиде, Захар Митрич. Поместимся как-нибудь.
— Нет, — подумав, отказался старик. — А вот, если желаете, переселяйтесь ко мне. Со всем хозяйством. У вас что — закуток, два оконца, а у меня, как-никак, довоенный дом, раздолье.
— А и правда, Захар Митрич! — обрадовалась Катерина. — Вот и заживем одной семьей. Пойду со своими ребятами посоветуюсь.
Глава 39. ЗВЕЗДЫ НА НЕБЕ
Ласточки, прижившиеся за лето под карнизом, сегодня были немало встревожены: все утро в школьном дворике толпились ребята, шумно о чем-то спорили и с любопытством поглядывали на их гнезда. Но вскоре птицы успокоились. Все ребята куда-то ушли, и во дворике вновь стало тихо. Потом появились две девочки и сели на крылечко.
— Ты как думаешь, — спросила Маша Зину Колесову: — сдадут наши переэкзаменовку?
— Должны сдать… Готовились же! — рассудительно ответила подруга.
— Еще как! А вдруг случится что-нибудь… Давай на ромашке погадаем.
Девочки оборвали лепестки у десятка цветов — «сдаст — не сдаст».
Получилось, что у Феди с Тимой все будет хорошо, а Санька испытания не выдержит.
— Чепуха на постном масле! — рассердилась Маша и разбросала ромашки. — Все сдадут.
Еще через некоторое время к школе прибежали Семушкин и Степа:
— Ну, как наши? Сдали?
— Ничего пока не известно, — сказала Зина.
Ребята побродили по пустым школьным коридорам, попытались заглянуть в класс, но Андрей Иваныч сердито погрозил им пальцем.
Пришлось сидеть и ждать.
Наконец экзамены закончились. Ученики высыпали во двор. По сияющему лицу Тимки Маша сразу поняла, что все обошлось благополучно. Тимка рассказал, что почти все ребята, которые готовились летом, зачислены в шестой класс. Только двоим придется пойти в пятый.
Вскоре показались и Санька с Федей.
— С нами? В седьмой? — подбежала к ним Маша.
Друзья кивнули головами.
Маша хотела было на радостях крикнуть «ура», но тут взгляд ее упал на старую березу в школьном саду, и она шепнула Саньке:
— Помнишь, что написал? Убрать бы надо…
Санька смущенно покосился на ребят:
— Ладно… потом!
Но Маша подняла кусок стекла, подбежала к березе и принялась соскабливать со ствола слово «прощай». Подошли к дереву и остальные школьники.
Но надпись, зарубцевавшаяся за лето, прочно держалась на коре березы.
— Отойди, я сам! — Санька отстранил Машу от дерева, достал складной нож и перечеркнул «прощай». Потом оглянулся на ребят и выцарапал новое слово.
— «Здравствуй, школа!» — прочел Федя. — Это и мне подходит. — И, взяв у Саньки нож, нацарапал внизу свое имя.
— Дайте и я распишусь! — закричал Тимка.
— Пожалейте вы березу-мученицу! — подошел сзади Андрей Иваныч и, разглядев, что написали ребята, улыбнулся.
Постояв еще немного у березы, учитель вместе с детьми пошел к Стожарам.
Они поднялись на пригорок и невольно остановились. В прозрачном воздухе и ярком свете солнца луга, нивы, деревья были так свежи и красочны, словно их прибрали к большому празднику.
Шумели на ветру раскидистые старые ивы у реки, и в глазах рябило от серебристого блеска их листьев. Ослепительные тугие облака, похожие то на ветки с яблоневым цветом, то на белогрудых лебедей, плыли в просторном небе.
Скошенный луг за рекой покрылся такой густой и сочной отавой, что, как ни старались коровы и телята выщипать ее, луг неизменно хранил свой изумрудный блеск.
С полей несло запахом меда, печеного хлеба и еще чего-то невыразимо сладкого и приятного.
Из-под ног, как резиновые, упруго вспрыгивали кузнечики, ударялись в лица. Кругом неумолчно звенело и стрекотало.
— Хорошо-то как! — невольно вырвалось у Маши.
— Что хорошо? — не поняла Зина Колесова.
— И поле, и все… И луг наш, и лес, и речка. И облака на небе. Так бы вот шла и шла… Я так думаю: лучше, чем у нас в Стожарах, нигде и на свете нет.
— Облака, поле… эка невидаль! — хмыкнул Семушкин. — Не знаешь еще, какие есть на свете места, географически необыкновенные. Вот в субтропиках бы пожить! А про наши Стожары и не знает никто.
— Чем же плохи Стожары? — сказал Андрей Иваныч. — Я вот, бывало, на фронте, на привале где-нибудь, глаза закрою, а Стожары, как живые, передо мной. И речка плещет, и белая тропка через поле бежит, и хлебом пахнет. А то еще ночью поднимешь голову к небу, когда нет на нем ни туч, ни облаков и все звезды, большие и малые, в сборе, и залюбуешься. Такая красота над тобой, такой простор — слов не находишь, чтобы выразить все это. А вглядишься в звездное небо и начнешь понимать, из чего вся эта красота складывается: вот Большая Медведица, вот Малая, там созвездие Тельца, Геркулеса, Дракона, Козерога. И каждое занимает свое определенное место, загорается в положенный час. Отыщешь в этом огромном звездном мире скромное, маленькое созвездие Стожары. «Ага, думаешь, и без тебя не обошлось!» Не забыли, друзья мои, где находится это созвездие?
— Помним, Андрей Иваныч. Мы часто на него смотрим. — сказала Маша.
— Вот так и наши земные Стожары, — продолжал учитель. — Затерялись они среди просторов родной земли и светят людям вместе с другими большими и малыми звездами.
— Андрей Иваныч! — Маша, покусывая травинку. посмотрела на небо, хотя там никаких звезд еще не было. — Знаете, чего я хочу? Чтобы наши Стожары ярче всех светили… как вот Большая Медведица или звезда Полярная. Чтобы нас издалека все видели. И кто по морю плывет, и на войне воюет, и в Москве живет. Как посмотрят люди на звездное небо и скажут: «Что это там так ярко горит и не гаснет? Какая такая новая звезда народилась?» А астрономы-звездочеты им ответят: «Это не новая звезда, это очень старое созвездие Стожары. Только мы еще сами не понимаем, почему оно так ярко разгорелось».
— А вся причина, оказывается, в том, — улыбнулся учитель, — что в Стожарах живут такие замечательные ребята…
— А что вы думаете, Андрей Иваныч! — раскраснелась Маша. — Нам вот только подрасти чуток. Чего мы только для колхоза не сделаем! Я учиться поеду. На агронома или по селекции. А потом опять в родные Стожары вернусь. Пшеницу-трехколоску выращу. Чтобы раз посеять, а урожай три пятилетки подряд собирать. И чтобы не боялась ничего та пшеница: ни холода, ни жары, ни града. Так и назову: «стожаровская бессмертная». Про нее потом во всех ученых книжках напишут. Или нет… Я лучше в саду работать буду. Виноград за сараями выращивать. Яблоки. Крупные-крупные, чтобы больше одного не съесть…
— Вот жадная, все захватила! — улыбнулся Санька, переглянувшись с ребятами. — А нам что же останется?
— Вам? — задумалась Маша. — Работы всем хватит. Ты, скажем, погодой можешь управлять. Сидишь в кабине под самыми облаками и принимаешь заявки по радио. «Алло, алло, дежурный по погоде слушает. Кто говорит?» — «Колхоз имени Пушкина». — «Что заказываете?» — «Дождь на сорок пять минут». — «Какой вам? Ага, помельче, вроде грибного. Есть. Заказ принят. Прошу приготовиться». И пожалуйста, включаешь дождь на сорок пять минут.
— Погодой управлять — это здорово! — развеселился Семушкин. — Ну, а мне какая работа будет?
И, наверное, добрая Маша всем бы подобрала подходящее занятие, если бы не Зина Колесова, которая сказала, что все это фантастическое, как у Жюля Верна.
— У тебя все фантастическое, что на грядке не растет! — обиделась Маша. — А вот погоди, война кончится… Вся наша земля станет красивая и полезная… Правильно, Андрей Иваныч?
— Думаю, что так и будет, — ответил учитель. — Когда человек большую мечту имеет, он всего может достигнуть. Особенно на такой земле, как наша.
Дойдя до Стожар, ребята распрощались с Андреем Иванычем, но Санька почему-то медлил уходить домой.
К учителю подошла Лена. Она пригласила его на собрание — сегодня вечером комсомольцы будут принимать в свои ряды новых членов.
У Саньки заколотилось сердце.
— А мне теперь можно к вам? — тихо спросил он.
Лена посмотрела на Андрея Иваныча.
— Я бы, пожалуй, голосовал «за», — сказал учитель, покосившись на мальчика. — Саня свое наверстал.
— И я руку подниму, — улыбнулась Лена. — Неси скорее заявление.
— А у меня уже есть! — Санька полез в карман гимнастерки, вытащил помятую, истертую на сгибах бумажку. — Нет, не годится… Я лучше новое напишу.
— Обязательно новое, — сказал Андрей Иваныч.
Глава 40. БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ
В воскресенье Коншаковы переселились в избу к Векшину. Перевезли на двух подводах свой небогатый скарб, перевели корову. На прощание Санька с матерью сходили к тополю на усадьбе. Хорошо бы и его переселить на новое место. Но деревцо глубоко сидело в земле корнями, и жалко было его тревожить.
— Ничего, мы весной черенок от него возьмем, — успокоила сына Катерина, — под окном посадим.
В полдень, когда новая, большая семья Коншаковых села обедать, в избу вошел Андрей Иваныч:
— Поздравляю, Катерина Васильевна!
— Опять с новосельем? Так уж поздравляли, Андрей Иваныч, еще третьего дня!
— Нет, по другому поводу. В колхозной семье хорошая хозяйка нужна. Вас, Катерина Васильевна, председателем правления выдвигают.
— Меня? — Катерина поднялась из-за стола и покосилась на детей. — Хоть перед ребятами-то меня не конфузьте, Андрей Иваныч.
— Нет, зачем же… Разговор серьезный. Про Татьяну Родионовну слышали? Забирают ее от нас на районную работу. Я сегодня в райкоме партии был. Там намечали, кого в Стожары вместо Татьяны Родионовны порекомендовать. Остановились на вас. Меня спросили. «Лучшей, говорю, хозяйки не найти».
— Так и сказали? — Катерина умоляюще поглядела на учителя. — Откуда же я силы возьму?
— Силы вам не занимать стать, — улыбнулся учитель.
Катерина задумалась:
— Дайте мне хоть в себя прийти…
В этот день она никуда не пошла, хозяйничала по дому, старалась наедине собраться с мыслями.
Вечером в доме Векшина собрались колхозницы. Расспросили Катерину про новоселье, оглядели прибранную просторную избу, потом присели на лавку.
— Мы тут тебя в хозяйки прочим, Катюша… Вместо Татьяны Родионовны, — сказала Василиса Седельникова. — Очень ты людям нужна сейчас. Вот и скажи нам: будет твое согласие?
— Отказываться и думать не смей, — поддержала Седельникову Пелагея Колечкина, — народ все равно заголосует. Раз ты его в дело втравила, подняла, веди до конца.
Катерина подняла голову. На нее смотрели участливые, ждущие глаза подруг. А позади женщин она заметила Саньку. Ей показалось, что мальчик кивает головой и требовательно шепчет: «Берись, берись! Твое это дело». Катерина вспомнила нелегкие военные годы, прожитые вместе с женщинами, и, как никогда, почувствовала, как дорога ей большая колхозная семья.
Она глубоко перевела дыхание и обхватила за плечи рядом сидящих женщин:
— С вами я, подруги мои, с вами…
Колхозницы разошлись. Катерина, проводив их до угла, вернулась в избу. Санька стоял к ней спиной и пристально рассматривал развешанные на стене фотографии отца.
Катерина неслышно подошла сзади и привлекла мальчика к себе. Санька вздрогнул, но не отстранился.
— Будем жить, Саня! Не одна я… И Федя с нами… Вон ты какой у меня вырос, чисто отец. — Катерина затуманенными глазами заглянула мальчику в лицо, пригладила непокорные вихры. — Это ты мне твердости-то прибавил, ты, сынок!
— Проживем, — доверчиво ответил Санька, и слово, которое всегда с трудом сходило с его губ, в этот раз выговорилось легко и свободно: — Обязательно проживем, мама!
Потом он вышел на улицу. Около крыльца стоял Федя.
Клочковатая туча, с полудня пытавшаяся нависнуть над Стожарами, так и не дотянула до деревни, прошла стороной и теперь, недовольно ворча, уползала за горизонт.
Свежий ветер не спеша прошел над землей, пригладил взъерошенную траву, пошептался о чем-то с деревьями, словно спросил, готовы ли они встретить завтрашнее утро, и замер. Небо расцветилось звездами.
Мальчики запрокинули головы вверх. В глубине безбрежной рекой тек Млечный Путь.
Среди огненных колесниц, светозарных коней, серебристых цветов и веток, среди широкого звездного жнивья Санька отыскал небольшое созвездие из семи маленьких звезд и улыбнулся им, как добрым старым друзьям.
— Федя, ты нашел Стожары?
— Вижу.
— А правда, если на них долго смотреть, они кажутся большими-большими?
— И горят ярче.
К мальчикам подошла Катерина:
— Что вы там на небе увидели?
— Смотри, мама, вызвездило как, — сказал Санька.
Катерина, подняв голову, долго смотрела на звездное небо:
— Будто пшеницу рассыпали… Хороший денек будет завтра!