Мама распахнула переднюю пассажирскую дверь, но ветер тут же ее захлопнул. Тогда она подперла дверь моей коляской, которая сразу намокла. Мама наконец усадила меня, пристегнула и стала складывать коляску. Хорошо еще, на ней почти нет ткани — в основном металл, пластик и кожа, но все равно, она будет сохнуть целый день, даже если в школе кто-нибудь догадается вытереть ее как следует.
Мама погрузила коляску вместе с моим старым планшетом и захлопнула багажник. Дождь продолжал лить. На водительское место она села ужасно мокрая и сердитая.
— Как хочется обратно в постель! — сказала мама, вставляя ключи в зажигание. — Голова просто раскалывается. Зачем я согласилась выйти на работу? Я вообще должна сейчас быть в Вашингтоне. — Она тяжело вздохнула.
В ответ я легонько дернула ногами, не резко, чтобы не расстраивать маму еще сильнее. И тут я заметила, что ранец-то остался дома! А в нем открытка для Кэтрин. Я схватила маму за руку и показала на свои ноги.
— Что еще? — раздраженно спросила она.
Я мычала, дрыгала ногами, показывала на пол, но мама не понимала. Тогда я указала на дом. На крыльце стоял папа в теплом спортивном костюме и, улыбаясь, держал в руке мой джинсовый ранец. Из-за спины у него выглядывала Пенни, на ней по-прежнему была пижамка с уточками, но вместо панамы — желтая клеенчатая шляпка; в одной руке Пенни держала Душку, в другой — мамин красный зонт. Сверкнула молния, почти сразу прогремел гром. Лило как из ведра. Мама в отчаянии вцепилась в руль.
— Рррр! — зарычала она, распахнула дверь, добежала под дождем до дома и выхватила мой ранец у папы из рук. В машину она вернулась насквозь мокрая. Папа помахал нам с крыльца забинтованной рукой, развернулся и зашел в дом. Входная дверь закрылась за ним, но не до конца.
И вдруг краем глаза я увидела, как из дома выскользнула Пенни — желтая пижамка, красный зонт волочится по крыльцу! Я видела ее только мгновение сквозь запотевшее стекло, но видела!
Я закричала, замолотила руками и ногами.
Мама вытаращила на меня глаза, будто в меня бес вселился, и закричала:
— Прекрати! Ты с ума сошла?
Но я не могла прекратить! Я била по стеклу, хватала маму за одежду, лупила по голове, щипала — во всяком случае, пыталась ущипнуть.
— Мелоди! Прекрати! Сил моих больше нет! — Мама пыталась перекричать гром. — Ненавижу, когда ты так себя ведешь! Прекрати! Учись себя контролировать! — И она взялась за ключ зажигания.
Я с визгом дернулась вперед, чтобы вырвать его из зажигания, но только поцарапала маме пальцы. И она ударила меня по ноге. Ударила меня впервые в жизни! Но я все равно визжала и билась. Мне нужно было ей сказать, что Пенни на улице! Никогда еще слова не были мне так необходимы.
Я и правда будто сошла с ума.
— Да отвезу я тебя в школу, отвезу! Можешь хоть оставаться там, если хочешь, — процедила мама сквозь зубы и повернула ключ. Заревел мотор, потоки теплого воздуха ударили по запотевшему стеклу, дворники заметались перед глазами.
Я заплакала. Зарыдала. Снова вцепилась в маму, но она отбросила мою руку. Было видно, что ей опять хочется меня ударить, но она сдержалась. Сжав губы, она глянула в зеркало заднего вида и включила заднюю передачу.
Я орала и визжала. Хлестал дождь. Гремел гром.
Джип медленно покатился назад.
Глухой удар.
Я замерла.
Дальше все было как в замедленном кино. Мама нажала на тормоз и медленно повернула голову влево. Потом, так же медленно, вправо — на крыльцо уже выскочил папа с перепуганным лицом.
— Пенни! Где Пенни? — кричал он.
Мама опустила мое стекло. На меня хлынул дождь, но мне было все равно.
— Что значит «где Пенни»? Она должна быть с тобой! — Мама говорила тихо, но в ее голосе звенел страх.
Она выскочила из машины, глянула на землю. И закричала. Она кричала долго, очень долго. И очень громко.
Громче, чем сирены машин, которые с воем мчались к нашему дому, — сначала подъехала полицейская, за ней пожарная, за ней «скорая»; громче, чем мой безмолвный крик.
Время будто остановилось. Дождь лил в открытое окно, а я так и сидела, пристегнутая на переднем сиденье, забытая всеми.
Мне было страшно.
Глава тридцать первая
Воздух был сырой и почему-то очень плотный, как и тишина, сменившая мамины крики и вой сирен. Ливень утих, превратился в мелкую морось.
После того как родители уехали на «скорой» в больницу, миссис В. вытащила меня из машины и усадила в коляску. На столик она положила мокрую, перепачканную в грязи Душку.
— Нашла под машиной, — сказала она дрожащим голосом.
Я дотронулась до игрушки и всхлипнула.
— Отмоем ее, она будет ждать Пенни дома, — сказала миссис В., толкая коляску в сторону своего дома. — Слышишь, Мелоди? — Не понятно, кого она пыталась успокоить: меня или себя.
Тошнота подкатывала волнами.
Миссис В. переодела меня в теплый спортивный костюм, поймала по радио какую-то ненавязчивую мелодию и приглушила звук. Я не видела цветов: музыка была серой.
— Есть будешь? — спросила она.
Я покачала головой. Потом она массировала мне плечи и спину, пока нам обеим не стало чуть легче.
— Схожу к вам, принесу «Медитолкер» и выпущу Ириску. Тебе что-нибудь нужно?
Я покачала головой и погрузилась в бледную пепельно-серую музыку.
Выпущенная Ириска не находила себе места: она носилась по дому миссис В. и что-то вынюхивала.
— Ищет Пенни, — сказала миссис В. — Собаки все чувствуют.
Она прикрепила и включила Эльвиру. Но нам обеим было тяжело говорить. Наконец миссис В. нарушила молчание:
— Ты не виновата, ты же знаешь.
Я яростно замотала головой. Зачем она так говорит — просто чтобы меня утешить?
— Нет, Мелоди, послушай меня! Ты правда ни в чем не виновата.
— Виновата! — Я включила громкость на максимум.
Миссис В. подошла ближе, наклонилась надо мной и сказала, пристально глядя мне в глаза:
— Ты сделала все, чтобы предупредить маму. Ты можешь гордиться собой.
«Не могу, — напечатала я. — Не все».
— Ты все сделала правильно, Мелоди. Просто некоторые вещи не в нашей власти.
Но я должна была признаться, в чем моя вина.
«Я злилась на Пенни», — напечатала я медленнее, чем обычно.
— Пенни знает, что ты ее любишь.
У меня по щекам текли слезы.
«Я заставила маму ехать в школу».
— И что? Ты захотела пойти в школу, несмотря на вчерашнее. Это только доказывает, какая ты сильная. Ты лучше их всех.
«Нет».
— С Пенни все будет хорошо, я уверена, — сказала миссис В., но в ее голосе не было и тени уверенности — впервые на моей памяти.
«Она умрет?»
— Когда ее увозила «скорая», она была жива, дышала — значит, она должна выкарабкаться. Дети очень выносливые, ты же знаешь.
Мне было необходимо знать еще одну вещь, и я спросила:
«А голова? Мозг — пострадал?»
Я не раз видела по телевизору, какие последствия бывают при травмах головы. Моя одноклассница Джилл в детстве попала в аварию. Я не вынесу, если Пенни станет такой.
Миссис В. ответила не сразу:
— Пока неизвестно. Будем верить в лучшее.
«Два ребенка-инвалида?» — от этой мысли я чуть не задохнулась.
— Такого не случится, Мелоди. — Голос миссис В. дрогнул.
Я немного посидела тихо, потом напечатала:
«Лучше бы это была я».
— Мелоди, ты что?!
«Из-за меня никто бы не страдал».
— Что ты несешь! Да если с тобой что случится, для меня весь мир разрушится! И для твоих родителей тоже.
Трудно сказать, поверила я ей или нет. Я наклонила голову.
«Правда?»— напечатала я.
— На твой выпускной в колледже я сошью себе сиреневое платье!
«Не верится».
— А помнишь, как ты не верила, что войдешь в команду?
«Они меня бросили».
— Вот и проиграли.
За окном мокрые ветви раскачивались на ветру. Я смотрела на них и думала: как объяснить? Медленно-медленно я начала набирать на клавиатуре:
«Хочу быть как другие дети».
— То есть ты хочешь быть злой и безответственной? — лицо миссис В. пылало гневом.
Я опустила глаза.
«Нет. Нормальной».
— Быть нормальным еще ничего не значит! — резко ответила она. — Тебя любят, потому что ты — это ты, а не потому что ты можешь то-то или не можешь того-то. Неужели ты нам не веришь?
«Хочу, чтобы опять было вчера».
— Вчера тебя предали. Ты помнишь, как тебе было плохо?
«Сегодня еще хуже».
— Мелоди, девочка, я все понимаю.
«Мне страшно».
— Мне тоже.
Мы замолчали, но невысказанные мысли продолжали висеть над нами.
«У меня была золотая рыбка. Она выпрыгнула из аквариума», — напечатала я.
— Да, твоя мама мне что-то про это говорила.
«Я хотела спасти ее. Не смогла».
Когда раздался телефонный звонок, мы с ней обе вздрогнули. Миссис В. схватила трубку:
— Алло!
Я напряженно вслушивалась.
— Господи, — сказала она.
У меня внутри все оборвалось. Довольно долго миссис В. слушала молча.
— Хорошо, — сказала она наконец и, повесив трубку, расплакалась.
«Пенни умерла?»— напечатала я. Комната вдруг стремительно закружилась.
Миссис В. вытерла глаза, посмотрела на меня и глубоко вздохнула.
— У нее несколько внутренних повреждений и серьезный перелом ноги. Но она уже пришла в себя после наркоза и будет жить. — И она опять заплакала.
Быть нормальным — это очень много значит.
Глава тридцать вторая
Сегодня понедельник, я иду в школу. На улице похолодало, солнце висит в серо-голубом небе, как тусклая золотая монетка. Погода наладилась, но не совсем.
С пятницы мама живет у Пенни в больнице — спит на раскладушке в ее палате. Я еще не видела маму после всего. Может, она теперь меня ненавидит.
За мной ухаживает миссис В. — кормит, переодевает. Даже Ириска скучает без Пенни, кладет голову мне на колени и грустно смотрит в глаза. А что я могу сделать?
Папа сам не свой. Он все время что-то роняет: ключи, вилки. Начинает говорить — и замолкает на полуслове. Не бреется.
— Чак! Да возьми же себя в руки! — наконец не выдерживает миссис В. — Прими горячий душ, выпей стакан апельсинового сока, и тебе станет легче, вот увидишь. Ты же напугаешь ребенка, если заявишься в больницу в таком виде!
— Ты права, — соглашается папа. — Мелоди готова?
— Я сама посажу ее в автобус. Вперед, в душ!
И папа уходит в ванную.
Я стучу по клавиатуре, спрашиваю:
«Пенни лучше?»
— Да! Да! Лучше! Мама утром сказала, что ей отменили капельницу. Она ела яблочное пюре. И жаловалась, что ей гипс мешает. Требовала Душку — я ее уже постирала, сегодня отнесу. Пенни поправится, не переживай.
Я с облегчением вздыхаю. Миссис В. кладет мне в рот очередной кусочек омлета, но я даже не могу глотать. Желудок сжался от страха.
«Нога?»
— Нога в гипсе. Неудобно, конечно, но что делать. Врачи говорят, она еще носиться с ним будет, когда немножко окрепнет.
Хорошо, что миссис В. никогда мне не врет.
«Коляска?»— печатаю я.
Нет ничего ужаснее, чем инвалидная коляска для такой малышки.
— Никаких колясок! Наоборот, ей надо как можно больше двигаться — так врачи говорят.
Меня понемногу отпускает.
«Голова?»— спрашиваю я.
Миссис В. понимает, о чем я.
— Мозг не пострадал. Ни капельки.
Я медленно выдыхаю.
«Точно?»
— Да точно, точно. Я же была у нее вчера. Она ударилась головой, когда упала, но машина повредила ей только ногу, голова не задета.
Сигналит автобус, и миссис В. выкатывает меня на улицу. Она еще раз проверяет, на месте ли ранец, надежно ли застегнуты ремни, и крепко обнимает меня на прощание.
— Ты готова с ними встретиться? Выдержишь?
Я киваю. После того, что случилось с Пенни, горстка надутых пятиклашек мне нипочем.
Пока опускается подъемник, водитель сочувственно спрашивает:
— Как твоя сестричка? Такая беда…
«Поправляется, — печатаю я. — Спасибо».
Гус кивает, прочитав ответ, и закатывает меня на подъемник.
Вот как быстро разлетаются плохие новости. Наверное, в школе тоже уже все в курсе.
Я машу на прощание миссис В. Всю дорогу до школы в автобусе непривычно тихо — никто из детей «с особыми потребностями» не визжит, не рычит и не кричит, как обычно.
На улице холодно, поэтому нас сразу ведут в класс. Я будто новыми глазами смотрю на своих одноклассников. Вот они все:
Фредди, который хочет «вж-ж-жик» на луну.
Эшли, наша топ-модель.
Вилли, фанат бейсбола.
Мария, для которой любой человек — друг.
Глория, которая любит музыку.
Карл, который любит поесть.
Джилл, которая была раньше как Пенни.
Никто из них не умеет злиться.
И я, одиннадцатилетняя мечтательница, которая стремится вырваться из СК-5, как из заточения, и разговаривает через компьютер с женским именем Эльвира. Я уже не знаю, где мое место — здесь или в другом, большом мире.
А вот и Кэтрин. Она сегодня отлично одета — на ней широкие горчичные брюки, черный свитер и жилетка.
— Классный прикид, — говорю я ей.
— Спасибо! Представляешь, сама все выбирала!
— У меня для тебя кое-что есть, — говорю я и показываю на ранец.
Порывшись, Кэтрин выуживает из него открытку, которая чуть не стала причиной непоправимого. Она читает и начинает часто-часто моргать.
— Мелоди! Спасибо тебе! — Кэтрин наклоняется ко мне, обнимает. Потом ее лицо становится очень серьезным. — Миссис Валенсия мне рассказала. Как Пенни?
«Лучше», — печатаю я.
— Знаешь, а ты ведь, наверное, ее спасла.
«Как?»
— А так! Ты же задержала маму. Ей пришлось соображать, чего ты вопишь и дерешься, будто тебя живьем режут.
«Не смогла остановить».
— Ты все сделала правильно. Я тобой горжусь.
«Правда?»
— Конечно, правда. А если еще учесть, что ты до этого пережила в аэропорту… Поговорим об этом?
«Нет», — печатаю я и отворачиваюсь.
Ко мне подходит Мария и крепко обнимает.
— Ты молодец, Мелодик. Большая молодец.
Я не знаю, то ли она об игре, то ли о чем другом, но глаза у меня уже на мокром месте, и нос покраснел. Вот бы так же крепко обнять Марию, чтобы она поняла, как мне нужна ее поддержка! Но я не могу ее обнять. Просто говорю:
— Спасибо.
Я до сих пор не знаю, понимает ли Фредди, что вокруг него происходит, или живет полностью в своем мире. Поэтому я удивлена его вопросом:
— Мелли вж-ж-жик на самолетике? — Он смотрит на меня с явным интересом и даже немного с завистью.
— Нет, Фредди. Ни вжик, ни самолетика, — печатаю я и нажимаю на кнопку, чтобы Эльвира произнесла это вслух.
Фредди, сразу погрустнев, разворачивает коляску и уезжает.
Подходит миссис Шеннон, присаживается на корточки рядом со мной.
— У тебя, наверное, голова лопается от всего, что случилось за эти дни.
«Бум!»— печатаю я, но даже не улыбаюсь.
— Поговорим за обедом, хорошо?
«Да».
— Пойдешь на инклюзивные уроки?
«Да».
Все выходные я думала или о Пенни, или о том, как вести себя дальше в школе. И в конце концов решила не прятаться.
— Ты молодчина! — миссис Шеннон сжимает мою руку, улыбается и уходит к другим ученикам.
По расписанию у пятиклассников литература, но мисс Гордон заболела, поэтому на первый инклюзивный урок я иду к мистеру Диммингу.
— Ты уверена, Мелоди? — спрашивает Кэтрин.
Вместо ответа я разворачиваю коляску и направляюсь к дверям кабинета истории. Кэтрин кладет руку мне на плечо — так вместе мы и заходим.