— Нет, не встречал. Да в этом лесу и не может быть никаких партизан. Это лес небольшой, открытый, окруженный полями и деревнями… Но зачем вам это теперь? Разберетесь потом. Ведь вам плохо, очень плохо!..
— Ладно, доктор… Я вам верю… Скажите еще вот что. В этом К-ове есть немцы?
— Есть. Рота автоматчиков.
— Это скверно… Куда же вы меня денете?
— Не волнуйтесь. Место найдем надежное.
— Ну что ж, спасибо, — Кожин чувствовал, что его одолевает страшная слабость.
Коринта ему виделся, как сквозь толстый слой воды.
Доктор осторожно взял раненого за руку. Тот глухо застонал.
— Где больно?
— Грудь… Спина… — через силу прошептал Кожин, и в следующий миг сознание вновь покинуло его. Голова опустилась на грудь, пистолет выпал из ослабевших пальцев.
Коринта выпрямился и подозвал своих спутников, которые все это время боязливо жались в стороне.
— Ивета, Владик, ко мне!
Брат с сестрой подбежали. Коринта положил им руки на плечи и тоном, не допускающим возражений, произнес:
— Мы должны спасти этого человека. Вы, Ивета, отправитесь в город, ко мне на квартиру, и возьмете там все необходимое. Вы знаете, что нужно. Вот ключи. Ты, Владик, беги в сторожку лесника Влаха и приведи его сюда. Ничего ему не объясняй. Скажи просто, что я повредил себе ногу и прошу помощи. Туда же, в сторожку Влаха, вы, Ивета, несите саквояж с медматериалом. Все. Бегите!
Владик молча кивнул и, поправив на голове берет, со всех ног ринулся в чащу.
Девушка на миг задержалась. Огромные черные глаза с восхищением смотрели на доктора:
— Я знала, пан доктор… Я знала, что вы правильный человек!
Она порывисто схватила руку Коринты и поцеловала.
Когда звук ее шагов замер в густом ельнике, врач посмотрел на свою руку и недоуменно пожал плечами. Почему-то вспомнились слова Владика о том, что идут они не по грибы, а к партизанам. Попробуй теперь докажи ему, что у него и в мыслях ничего подобного не было. Владик, поди, уверен, что они с Иветой знали про этого раненого и отправились специально, чтобы оказать ему помощь.
Коринта грустно усмехнулся: “Партизан поневоле!”
Затем, нахмурившись и пошевелив усами, снова наклонился над потерявшим сознание парашютистом. Осторожно пощупал пульс. Осторожно подобрал выпавший из его руки пистолет. Осторожно потрогал парашютную сумку. Убедившись, что парашют в сумке свернут и не тронут, машинально глянул вверх, на развесистую крону сосны.
Мысль о парашюте, с которым этот русский парень приземлился, была естественной даже у такого далекого от военных дел человека, каким был доктор Коринта. В самом деле, где же полотнище использованного парашюта?!
По кроне сосны нетрудно было проследить падение парашютиста на землю — слишком свежи были на ней поломы веток и сучьев, — но при этом ни единого лоскутка на ней не было видно.
— Странно, очень странно… — пробормотал Коринта и, присев на парашютную сумку, погрузился в раздумье.
7
Немецкий гарнизон в К-ове состоял из одной-единственной роты автоматчиков, расквартированных в здании школы. Эту ночь гарнизон провел почти без сна.
Незадолго до полуночи командира роты капитана Фогеля разбудил дежурный офицер. Звонили из штаба дивизии, находившегося в городе Б. На проводе был генерал Петерс.
Вести оказались тревожными. В пятнадцати километрах от Б., среди покрытых лесами гор, где, по данным разведки, скрывался крупный партизанский отряд Горалека, высадился советский парашютный десант.
— Я направил в опасную зону три роты автоматчиков, капитан. Но это может оказаться недостаточным, ибо численность десанта неизвестна. Держите своих людей в полной боевой готовности. Район высадки десанта находится от вас в сорока километрах. По получении приказа вы ровно через час должны ввести роту в бой. Поняли меня?
Голос генерала звучал в трубке резко и раздраженно. “Нервничает старик…” — подумал Фогель, а вслух сказал:
— Так точно, господин генерал, понял!
— Действуйте!
Капитан поднял роту по боевой тревоге, вывел ее во двор школы и приказал погрузиться в автомобили. Сам вернулся в штабную комнату к телефону, где долго и много курил, часто посматривая на аппарат.
Сонные солдаты до самого утра просидели на твердых скамьях в кузовах автомобилей, не смея снимать касок и откладывать оружия. Они вполголоса ругали партизан, совсем шепотом- начальство и разгоняли сон дешевыми сигаретами.
В семь утра из штаба дивизии снова позвонили. На этот раз с капитаном Фогелем говорил старый приятель майор Клоц, адъютант командира дивизии. Он передал капитану приказ об отбое, а затем сказал:
— Солдаты пусть отдыхают, а тебе, дружище Гельмут, придется еще часика два пободрствовать. В штабе для тебя готовят приказ, какого тебе в жизни получать не приходилось.
Последние слова майор сопроводил коротким смешком, давая этим понять, что в секретной диспозиции не будет ничего серьезного. Но Фогелю было не до шуток, ему безумно хотелось спать. От большого количества выкуренных сигарет болела голова.
— Я мечтаю только о постели, дорогой Клоц. Если это не срочно…
— Что ты, что ты, Гельмут! Именно срочно! Посмотрел бы ты, что творится в штабе. Опрашивают десятки людей, составляют десятки протоколов. А старик мой свирепствует, будто накануне решающего сражения!.. Короче говоря, потерпи, скоро все узнаешь.
Капитан Фогель разрешил роте трехчасовой отдых, а сам еще целых два часа провел в штабной комнате, то есть в бывшем кабинете директора школы, где он удобно обосновался.
Наконец в девять во двор с оглушительным треском ворвался мотоциклист, затянутый в кожу. Он привез Фогелю пакет из штаба дивизии.
Содержание этого секретного документа разом отбило у капитана желание спать. Он трижды прочел приказ, а затем срочно вызвал к себе командиров взводов. Когда заспанные и злые офицеры собрались в кабинете, капитан обратился к ним с такими словами:
— Господа! Неприятельский десант ликвидировать не удалось. Вероятно, группа была малочисленной и успела скрыться в горах до прихода наших частей. Это крайне неприятно, ибо небольшими группами забрасывают обычно опытных диверсантов. Но данная группа может оказаться в тысячу раз более опасной, чем целый полк диверсантов. Одно очень странное обстоятельство вызывает подозрение, что данному вражескому десанту поручено испытать в боевой обстановке некое новое секретное оружие. Дело вот в чем…
Капитан подошел к карте района и с минуту молча ее рассматривал. Он явно не знал, с чего начать. Пятеро офицеров за его спиной перемигивались и покашливали. И неспроста. Всей дивизии была известна страсть генерала Петерса к поискам у неприятеля нового секретного оружия. Об этом ходили анекдоты, и именно это привело в смущение капитана Фогеля. Наконец он обернулся и заговорил:
— Прежде всего, господа, прошу к моему сообщению отнестись со всей серьезностью. Итак, слушайте. В момент высадки советского десанта из лесов, окружающих Б., в сторону нашего К-ова пролетел загадочный снаряд. Летел он на высоте от трехсот до пятидесяти метров, медленно снижаясь. Скорость его достигала скорости обычного самолета, но двигался он совершенно бесшумно. Видели его многие: охранники железнодорожного моста, чешский полицейский в деревне Лготка, часовые на вышках лагеря военнопленных и другие. Часовые лагеря успели заметить, что он небольших размеров, продолговатый и темный. Обстрелять снаряд никто не догадался. Специалисты штаба дивизии рассчитали траекторию снаряда и пришли к заключению, что он должен был упасть в лесу, неподалеку от К-ова. В связи с этим генерал Петерс приказывает усилить бдительность и тщательно прочесать все окрестные леса. Генерал уверен, что это новое секретное оружие врага неизвестного, но наверняка крайне разрушительного действия.
Офицеры едва сдерживали улыбку. А один молоденький лейтенант не удержался и прыснул в кулак. Капитан строго на него посмотрел и продолжал:
— Нашей части, господа, дано ответственное задание — найти снаряд, обезвредить его и передать командованию. В поисках поочередно примут участие все взводы. Первым отправитесь вы, обер-лейтенант Крафт.
— Слушаюсь, господин капитан! Но позвольте заметить: я не считаю возможным искать и обезвреживать какой-то неведомый снаряд без опытного сапера.
— Генерал Петерс обещает прислать двух саперов.
— Тогда все в порядке.
— Саперов, по всей вероятности, доставят не раньше чем к вечеру. Чтобы не терять времени, займитесь предварительной разведкой.
— Слушаюсь, господин капитан!
8
День выдался пасмурный, тусклый. В узкое окно лесной сторожки почти не проникало света.
Доктор Коринта и Влах сидели за грубо сколоченным столом и потягивали из стаканов перебродивший черничный сок. Владика, сделавшего с утра немалые концы по лесу, заставили прилечь на лавку. Мальчик недовольно посопел, однако вскоре согрелся и, казалось, уснул.
Час назад на самодельных носилках в сторожку доставили русского парашютиста. На чердаке, где было навалено душистое лесное сено, раненому устроили постель. Коринта внимательно осмотрел все его ушибы и переломы, наложил лубки и повязки. Все это время парень оставался без сознания, так что ничего нового о нем узнать не удалось.
— Ну и история! — гудел вполголоса лесник, теребя рыжую с проседью бороду. — Не думали мы с тобой, доктор, не гадали, и вдруг н тебе!.. А ведь ты собирался всю войну остаться в стороне от схватки.
Коринта вздохнул и осторожно поднес к губам стакан с темно-лиловой жидкостью.
— Я и теперь ни во что не намерен вмешиваться. А попавшему в беду я просто обязан помочь.
Лесник покачал головой:
— Мягкий ты человек, доктор. Мягкий и слишком уж добрый! Не по времени добрый… Потому и жену не сумел подчинить своей воле…
Коринта нахмурился:
— Не надо об этом, Влах. Тут уже ничего не изменишь… Ты парашют и рацию хорошо спрятал?
— Да уж, будь спокоен. Закопал, дерном заложил и хвоей присыпал… А скажи ты мне, доктор, почему парашют у него в сумке упакован? Неужели с перебитой ногой да поломанными ребрами он сумел его снять с сосны и так аккуратно уложить?
— Этого я и сам не понимаю. Тут много несуразностей, Влах. Во-первых, один. Абсолютно один! Во-вторых, наш лес, который рота солдат может за два часа прочесать вдоль и поперек, — место, как видишь, совсем не подходящее для такого дела. В-третьих, тщательно упакованный парашют, который наверняка не был использован. Ну и, наконец, эти ужасные ушибы и переломы, которые несомненно получены от падения на сосну… Можно подумать, что его нарочно подняли над верхушкой дерева и сбросили вниз!
— Постой, постой, доктор! — Влах навалился грудью на стол и горячо зашептал прямо в лицо Коринте: — Уж не провокация ли это? Что ты скажешь, а? Ведь они, гады, на все способны!
— Не думаю… Если бы провокация, парашют был бы обязательно раскрыт и повешен на сосне. Так ведь правдоподобнее… Нет, тут кроется какая-то загадка. Вот придет в себя, тогда узнаем. Если он, конечно, захочет посвятить нас в свою тайну… Ты на лицо его обратил внимание? Симпатичная у него физиономия — открытая, честная, волевая…
В сенях, на лестнице, ведущей на чердак, послышались шаги. Дверь в сторожку раскрылась, вошла Ивета.
Коринта поднялся ей навстречу:
— Ну как?
Девушка заправила под платок выбившуюся прядь волос. Побледневшее личико ее выражало тревогу.
— Температурит, пан доктор, тридцать восемь. И пульс учащенный… А в себя никак не приходит.
— Ну еще бы! Так его всего переломало… Вы вот что, Ивета. Будите Владика и ведите его домой. Потом немедленно идите в больницу. Подайте заявление о внеочередном отпуске. Придумайте что-нибудь. А я часа через полтора приду и наложу резолюцию. Об остальном договоримся потом.
— Хорошо, пан доктор… А это, что вы обещали, вы сделаете?
— Что?.. Ах, вы насчет Майера?
— Да, пан доктор.
— Значит, решили окончательно?
— Да, пан доктор. Я думала об этом все это время. Раз вы говорите, что доктору Майеру можно верить, я согласна.
— Правильно, Ивета. Вы умница. Но об этом мы тоже поговорим потом. А теперь ступайте, пора уже! Влах, ты проводи молодежь немного и заодно осмотрись по сторонам. А я пока побуду у нашего пациента.
— Ладно, доктор, сделаю. На Влаха можешь положиться.
Ивета принялась будить брата, а Коринта ушел на чердак, к раненому парашютисту.
Вскоре со двора донесся громкий лай собаки, прерванный строгим окриком лесника. Это медсестра и ее братишка покидали сторожку.
9
Майор Локтев сидел на краю обрыва, смотрел на бурлящий глубоко внизу поток и курил папиросу за папиросой. Боль в ноге приковала его на некоторое время к лагерю, лишила возможности участвовать в дальнейших поисках пропавшего сержанта. А тревожные мысли о нем гвоздем торчали в голове, ни днем, ни ночью не давали покоя.
Где этот парень?.. Что с ним произошло?..
Отряд Горалека вот уже третий день обшаривает все окрестные леса, но до сих пор не обнаружил ни малейших следов Кожина. Разведчики, держащие постоянную связь с Б-ским подпольем, вернулись вчера из города, и тоже ни с чем. Они лишь узнали, что отряд немецких карателей, брошенный на ликвидацию десантной группы, прогулялся впустую, нашел в лесу лишь теплую золу потушенных сигнальных костров и ничего больше. Стало быть, к немцам в лапы Кожин не угодил. Это, конечно, хорошо, но… не мог же он, черт побери, сквозь землю провалиться!
Внизу, у ручья, среди плотных зарослей орешника, раздался строгий голос часового. Ему ответил густой бас Горалека. Поисковая группа возвращалась на базу после очередного прочесывания леса. Неужели опять ничего?..
Майор швырнул окурок в ручей и, прихрамывая, пошел к пещере.
Партизанская база находилась в излучине бурливого горного потока, у подножия скалы. Ручей описывал вокруг скалы почти замкнутую петлю. Омывая с трех сторон отвесные каменные стены, он с четвертой оставлял узкий проход к площадке, заваленной огромными каменными глыбами. Площадка эта одной стороной упиралась в утес, на вершине которого был устроен постоянный наблюдательный пункт, с другой — кончалась обрывом, под которым клокотал поток. Естественную пещеру в скале партизаны расширили, укрепили и снабдили перегородками. Здесь они жили, здесь у них был арсенал, склад продовольствия и в отдельном отсеке — госпиталь.
База была практически неуязвимой ни с земли, ни с воздуха. Настоящая горная крепость, созданная самой природой.
Локтев остановился возле камня, у входа в пещеру. Вскоре на площадке показался Горалек со своими людьми. Из пещеры стали выходить партизаны и бойцы из группы Локтева. Говорили громко, ничего не опасаясь — шум потока под обрывом заглушал любые звуки.
Горалек был в приподнятом настроении. Он крепко пожал Локтеву руку и прогудел:
— Новости, майор! Пойдем, надо будет выслушать вот этого товарища.
Он указал на низкорослого юношу-горбуна, который пришел вместе с поисковой группой, но которого Локтев вначале не заметил. У горбуна было красивое, почти девичье лицо с тонкими, нервными чертами. Убогая одежда пастушка, котомка, суковатая палка — все это мало гармонировало со спокойным, пристальным взглядом умных темно-карих глаз.
— Что за парень? Откуда? — спросил майор, быстро осмотрев горбуна.
— Из наших. Побольше бы таких парнишек! — горячо воскликнул Горалек, обхватив юношу за плечи.
Они прошли в тесный отсек пещеры, отведенный для штаба. Плотно прикрыли фанерную дверь и уселись у самодельного стола, на котором чадила толстая свеча, вправленная в пустую бутылку.
Высокий, грузный Горалек с его окладистой черной бородой и густыми, уже тронутыми сединой кудрями казался каким-то сказочным духом гор. А юноша-горбун рядом с ним напоминал мудрого молчаливого гнома. Нависшие выступы мрачной каменной пещеры, мерцающая на столе свеча служили естественной декорацией в этой красочной сцене, созданной природой и жизнью.