Ценой огромных усилий ему удалось вытащить один такой камень. Он размахнулся и швырнул его в дверь. На досках образовалась глубокая вмятина, но дверь держалась крепко. Он мрачно ее разглядывал.
«Так я могу кидать в нее камень целый день и никуда не выберусь», — невесело подумал он. — А что, если поджечь дверь хибары?» Однако тут же отбросил эту мысль: нет, так только в дыму задохнешься. К тому же, дым, наверняка, увидят из пещеры.
В беспокойстве сбросил одеяла с лежака. Доски настила были тяжелыми, но довольно-таки гибкими, из тех, которые обычно выбирают для настила лежака — на них спать удобнее, чем на негнущихся. Доски не были приколочены гвоздями, а просто лежали на раме. Хэтфилд взял одну из них и ощупал руками ее прочную упругую древесину. Доска была семи футов длины, толщиною с дюйм, а в ширину — около восьми дюймов. Рейнджер в задумчивости вертел ее в руках. Потом скользнул взглядом по двери и остановился на камне, лежащем рядом…
Глаза его вдруг загорелись…
Доски пола были настелены параллельно двери и между ними встречались весьма широкие щели. Хэтфилду удалось с усилием воткнуть конец доски в щель как раз напротив двери, футах в десяти от нее. Он внимательно осмотрел верхний конец доски. Глаза его возбужденно пылали. Поднял камень, повертел его в руках — и покачал головой. Взгляд его опять начал рыскать по камере и остановился на сваленных одеялах. Скатав одно из них, он обернул его пару раз вокруг доски, где-то в футе от верха, и крепко завязал. Получилась небольшая шерстяная «палочка», на которую он положил камень. Катапульта получилась примитивная, но свое дело сделать могла.
Ухватившись обеими руками за верх доски, Хэтфилд потихоньку оттягивал пружинистое дерево. Прочная доска изгибалась все больше и больше, глухо поскрипывая и потрескивая под напряжением. Мускулы рейнджера напряглись под курткой буграми, лицо от напряжения оцепенело. Последний дюйм — и он отпустил доску…
Прочная толстая доска резко выпрямилась, и камень, просвистев в воздухе, с огромной силой обрушился на дверь. Одна из ее толстых тесовых плах треснула по всей длине.
И вновь рейнджер пустил самодельную катапульту в ход. Но на этот раз рука его соскользнула, и камень сорвался в сторону, едва не повредив руку. Он сокрушенно замотал головой и предпринял очередную попытку.
На этот раз камень был пущен метко и прямо, доска двери треснула и расщепилась. Еще один удар большого камня — и она раскололась на более мелкие щепы. Хэтфилд вывернул обломки доски, просунул в дыру руку и вытащил штырь из скобы. Большой замок держался по-прежнему прочно, но теперь образовалось узкое отверстие между дверью и косяком, через которое он сумел, приноравливаясь и напрягаясь, протиснуться.
Какое-то мгновение он колебался, не зная, куда идти, осматривал склоны каньона со стороны входа в пещеру; но затем повернулся и быстро зашагал в противоположном направлении, держась в тени скалы, как можно дальше от берега речушки.
Он шел, и приглушенный рокот, на который он еще прежде обратил внимание, постепенно нарастал. Сумеречный свет на дне ущелья все тускнел; солнце сместилось на запад и отблески его косых лучей слабо освещали дно. Рокот перешел в рев, сотрясающий воздух; и тут рейнджер увидел прямо перед собой блестящую черную стену. Он чертыхнулся про себя. Случилось то, чего он боялся: ущелье оказалось каньоном-тупиком, и перед ним высилась глухая стена.
У подножия стены зияло черное отверстие, куда с грохотом устремлялся поток. По обе стороны возвышались грозные скалы. То тут, то там каменистое основание ущелья щетинилось скудной и чахлой растительностью.
Хэтфилд постоял в нерешительности, потом обернулся назад и окинул взглядом пройденный путь. Посмотрел на черный зев, куда устремился поток, и покачал головой. Отступив на несколько шагов, он задрал голову и внимательно осмотрел почти отвесную стену. Глаза его при этом сузились.
Насколько он мог видеть, эту скалу испещряли многочисленные трещины, и то тут, то там торчали уступы. По этим надежным опорам отчаянный человек мог бы выбраться из ущелья, и хотя одна мысль об этом пути леденит кровь и заставляет бешено колотиться сердце, но это шанс уйти. Сомнительный шанс. Может, где-то там, на этой нависающей каменной поверхности его поджидает смерть; но никакого сомнения не было в том, какая судьба ожидает его, если он останется в каньоне: эти дьяволы, избравшие каньон своим логовом, найдут его и схватят. Одинокий Волк сцепил зубы, и в глазах его отразилась твердая решимость.
— Что ж, приступим! — сказал он вслух. И спокойно подошел к подошве скалы.
Первые сотни футов подъема были сравнительно несложными. Выступающие полки оказались достаточно широкими и надежными, а крупные трещины давали хорошую опору, но дальше подниматься вверх стало труднее. Каменная поверхность становилась все глаже, а склон — круче. Чтобы подняться вверх еще на несколько футов, приходилось двигаться зигзагами, забирая далеко то в одну, то в другую сторону. Путь становился все опаснее и изнурительнее. Рейнджер весь взмок, изодранные руки кровоточили, а ноги от напряжения сводило судорогой. И ему все чаще приходилось делать долгие передышки — когда склон давал такую возможность.
Но теперь, по мере продвижения вверх, возникло одно преимущество: постепенно становилось светлее и хотя на фоне более темной поверхности скал четко проступал силуэт его фигуры, однако взгляд теперь легче находил места, за которые можно было ухватиться, и которые прежде могли бы остаться незамеченными в сумеречном свете.
Появилась надежда, и он уже поверил, что и в самом деле сумеет выбраться наверх. И тут…
Что-то прожужжало в воздухе сердитой осой и вонзилось в камень всего в нескольких ярдах от него. Еще одно сердитое жужжание — и лицо осыпал град жалящих каменных осколков. А до слуха донесся резкий треск, тут же размноженный многократным эхо.
Прильнув к скале, он глянул вниз и увидел смутные тени, бегущие по дну ущелья, и бледные вспышки пламени.
Глава 14
Внезапно взору Хэтфилда открылась длинная трещина в теле скалы, уходящая вверх под крутым углом. Отчаянно карабкаясь, он устремился туда. Пока он здесь, свинец ему не страшен. Трещина эта образовалась, наверное, от удара молнии. При других обстоятельствах от одной мысли о подъеме по ней волосы встали бы дыбом. Порода крошилась и осыпалась. Не раз под весом Хэтфилда обваливались камни. Однажды он завис на одной руке и только страшным усилием сумел удержаться. В другой раз ему пришлось, стоя на узком выступе, прыгнуть вверх наискосок, чтобы ухватиться за полочку, до которой иначе было не дотянуться. Эта зигзагообразная трещина протянулась вверх футов на двести и сошла на нет. И вновь рейнджер повис, прилепившись к отвесной скале, как муха на голой стене.
Он снова взглянул вниз. Кто-то бежал по ущелью назад к тоннелю.
«Послали за винтовкой. У них только „Кольты“ а „Кольтом“ они меня не достанут — далеко, — быстро сообразил он. — Значит, надо подняться раньше, чем он вернется. Если мне вообще суждено подняться…»
Снизу все еще доносились хлопки револьверных выстрелов. Их эхо металось между стенами каньона. Пули с визгом летели вверх, но для рейнджера они теперь угрозы не представляли. Он уже выбрался за пределы досягаемости револьверного выстрела. Но тут его ожидала новая опасность.
Под ним сотней-другой футов ниже возникла прижимающаяся к скале какая-то темная фигура, и эта фигура приближалась. Это вслед за беглецом пустился вооруженный охранник. Хэтфилд вскоре понял, что парень — мастер в этом деле: он поднимался куда быстрее, чем рейнджер. И Хэтфилд не оглядываясь более, удвоил усилия.
Но тщетно. Преследователь, несомненно, вырос в горах и чувствовал себя здесь в своей стихии, чего нельзя было сказать об уроженце равнин Хэтфилде. Как он ни старался, зловещая тень приближалась. Скоро этот парень будет так близко, что сможет «снять» его со стены, как белку с ветки.
Впереди виднелся уступ, полого поднимающийся вверх. Он огибал большую глыбу, выпирающую из тела скалы, и терялся из виду за поворотом. Хэтфилд устремился к нему, напрягая все силы. И он уже почти взобрался на уступ, когда преследователь выстрелил в первый раз.
Свинец просвистел так близко, что Хэтфилд кожей ощутил тепло. Вторая пуля чиркнула по щеке, третья продырявила рукав куртки. В этот момент он уже ступил ногами на уступ и стал быстро по нему перемещаться. Четвертая пуля брызнула в лицо каменными осколками, и тут Хэтфилд завернул за выступ и оказался вне зоны огня. Мгновение спустя он остановился и, тяжело дыша, прижался к холодному камню.
В нескольких ярдах от того места, где он замер, уступ кончался. Здесь он был трех футов с лишком шириной, но дальше резко сужался и вскоре совсем исчезал. А выше были такие выступы и трещины, по которым карабкаться можно было только с величайшей осторожностью и не спеша. Если сейчас полезть вверх, то этот парень, удобно устроившись на уступе, запросто его подстрелит.
Секунду Хэтфилд колебался, затем решительно повернулся в сторону глыбы, которую огибал уступ, и замер изготовившись к борьбе не на жизнь, а на смерть.
Несколько долгих минут было тихо, затем его настороженный слух уловил слабое шуршание, которое становилось все громче. Теперь он слышал стесненное дыхание тяжело передвигающегося человека. Раздались звуки шагов по уступу. Мускулистый, смуглый человек появился из-за поворота…
Но, возбужденный преследованием, он проявил непростительную беспечность и оказался совершенно неготовым к тому, что его ожидало за углом. Впрочем, реакция его оказалась молниеносной, и резкое движение руки к рукоятке револьвера было стремительно, как бросок гремучей змеи. Хэтфилд нырнул под револьвер, загрохотавший ему в лицо. На него пахнуло жаром выстрела. и он услышал, как пуля просвистела над спиной. Еще одно мгновение — и они схлестнулись в смертельной схватке на узком уступе.
Хэтфилд, как железными тисками, сжал руку противника, державшего оружие, резко вывернул ее и дернул в сторону. Соперник выпустил револьвер. Оружие упало рядом, и сцепившиеся противники, задавая его ногами, подталкивали к пропасти.
Человек этот, хоть и уступал ростом Хэтфилду, был плечист, с могучей грудью, а его огромная сила подкреплялась быстротой и ловкостью. Сильными пальцами свободной руки охранник крепко сдавил горло Одинокого Волка. Он уперся коленом в каменную стену и отчаянно пытался столкнуть рейнджера на край узкого уступа. Противники исступленно колотили друг друга на узенькой площадке между небом и землей: вниз до каменного дня каньона обрыв падал на тысячу футов и до вершины было не меньше.
Мощный удар — и одна нога Хэтфилда оказалась за краем уступа. Какое-то жуткое мгновение он висел без опоры над тысячефутовой пропастью, балансируя и раскачиваясь, чтобы подтянуть свое тело наверх. Затем почти сверхчеловеческим усилием он смог упереться ногой и оторвать пальцы противника от своего горла. Отпустив его руку, он отскочил назад вдоль уступа. Тут сверкнуло лезвие ножа, и противник кинулся на него. Тогда Хэтфилд, отчаянно рискуя, бросился головой под ноги охраннику. Плечи его ударили противника по коленям, тот перекатился через него и закачался на самой кромке обрыва, безнадежно пытаясь удержать равновесие. А потом раздался страшный крик ужаса и отчаяния, удаляющийся куда-то туда, вниз…
Часто и тяжело дыша, дрожа всем телом, рейнджер медленно поднялся на ноги. На уступе кроме него никого не было, а тот страшный крик затих.
«Это я его стукнул об стенку, а потом перебросил через себя», — пробормотал он, выглядывая через край и напрягая зрение, чтобы рассмотреть неясные очертания внизу. Сейчас там было настолько темно, что он не смог ничего разглядеть, разве что крошечную вспышку одиночного револьверного выстрела.
«Теперь ваши револьверы ничего мне не сделают, — буркнул он себе под нос. — Однако надо шевелиться, пока не вернулся парень с винтовкой».
Он решительно повернулся к скале и продолжил этот утомительный подъем.
Каждая трещинка, каждая щелочка, каждое пятнышко последних пяти сотен футов холодной скалы навсегда врезались в память рейнджера. От усталости кружилась голова, но он карабкался и карабкался наверх, а конца подъему, казалось, не было видно. Хотя на самом деле это было не так. Ему оставалось пройти всего каких-то пятьдесят футов, когда в воздухе просвистела первая пуля, выпущенная из винтовки.
К счастью, на таком расстоянии, снизу вверх, невидимый стрелок не мог вести прицельный огонь, а в опасной близости пуля пролетела лишь однажды. Она отколола небольшой осколок камня почти под самой рукой рейнджера. Близкий и резкий удар на мгновение ошеломил его, он чуть было не потерял самообладания. Но почти тут же его рука нащупала твердый ровный камень верхнего края каньона и вцепилась в него, а еще через какой-то миг он перекинул свое смертельно уставшее тело через выступ и оказался в безопасности. Внизу, в ущелье царил полумрак, но здесь, на вершине, низко опустившееся солнце сияло еще ярко.
Долго лежал рейнджер, неподвижно растянувшись на гладком камне, согреваясь на солнце, не в состояния шевельнуться от усталости. Наконец он встал на непослушные ноги и огляделся вокруг. А еще через минуту с трудом пошел по пологому спуску, ведущему к небольшой плоской долинке, протянувшейся меж холмами на юг.
Дальше долина слегка поворачивала к востоку. На ее повороте Хэтфилд узнал секрет загадочного облака, которое, казалось, парит над горами Тинаха, как Дух Зла. На полмили или около того тянулся непрерывный ряд булькающих горячих источников, воронок с разноцветными краями, из которых через постоянные промежутки извергались струи пара и горячей воды. Встречались также трещины, и из этих трещин тоненькими струйками сочился дымок с запахом серы. Время от времени Хэтфилд замечал необычного вида обнажения породы черного или желтого цветов, проступающие по границам прослоек и сдвигов пласта.
«Совсем как небольшой Йеллоустоун», — подумал рейнджер, выбирая путь среди этих потусторонних проявлений вечного пламени, бушующего внизу. «И вонь, как из ада, — добавил он, скривив губы в усмешке. — Или это я сам только что из ада? Ну, больше мне туда не хочется».
И, полагаясь на. свойственное жителю равнин чутье верного направления, он тронулся в путь через холмы, доверяясь интуиции, так как солнце уже село за скалами на западе и сумерки сгущались. Но прежде чем ущелье окутала полная тьма, на выручку ему пришла луна и при ее серебристом свете он добрел до первого пастбища ранчо «Ригал». Он находился немного на восток от каньона Дьявола, этой зловещей раны в земле, и к тому времени, когда достиг проволочной ограды с южной стороны, небо на востоке уже начало сереть. Частый топот конских копыт заставил рейнджера спрятаться в зарослях, где было еще темно.
И из укрытия он наблюдал, как с северо-западной стороны скачут двое. Одного он быстро узнал — дон Себастиан Гомес. Второй был высокий и смуглый управляющий, с лицом, обезображенным шрамами — следами ножей индейцев яки.
Одинокий Волк задумчиво смотрел им вслед, пока они не скрылись в направлении дома на ранчо «Ригал». В уме он быстро прокрутил события последних суток.
«Я еще не проверил всех звеньев этой цепочки, — бормотал он в раздумье. — Но теперь я хоть знаю, кто такой этот изверг без лица».
Глава 15
— Ну и вид!
Боров Холидей удивленно уставился на рейнджера. Сейчас, когда лучи утреннего солнца вовсю лились через окно комнатушки в задней части салуна и хорошо освещали малейшие подробности, Хэтфилд являл собой зрелище, достойное подробного рассказа.
— Что это с тобой? — изумился Боров.
— Лошадь упала, — невразумительно ответил Хэтфилд. Боров продолжал пристально смотреть:
— Да? Должно быть, она упала в каньон Дьявола, судя по твоему виду!
Хэтфилд бросил быстрый взгляд:
— Каньон Дьявола? А это что?