Родичи, как всегда после ужина, обсуждали на кухне прошедший день, строили планы на будущий. Вдруг привычное спокойствие мирной беседы разорвал возмущенный голос главы семейства:
— Елки-палки, Попов! И это — в самый последний момент!
Бумажкин вздрогнул и оторвался от учебника. А ну-ка, что же там натворил этот Попов? Понятно, что речь скорее всего шла о Попове-старшем, но ведь, как известно, яблоко от яблони…
— Да что случилось-то? — чуть слышно донеся мамин голос.
— Помнишь его слова о том, что «Просторы» — дело его жизни? Помнишь?
— Ну…
— Я тоже помню! А вот он, видите ли, не помнит!
— И что?
— «Что-что»! Взял и слинял в газету! И даже заранее не предупредил!
— Вот гад, а! — невольно воскликнул Петька. — Видать, все они Поповы такие. Редиски! — Он снова прикрыл глаза. — Квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника, — повторил он, прислушиваясь к разговору на кухне. Его одолевало желание узнать, что же в этой истории вывело из себя всегда такого невозмутимого и уравновешенного папика? Попов ушел из журнала — ну и что? Скорее всего, сейчас откроются еще какие-то подробности из жизни этой семейки. Как назло, мама, видимо, чтобы Петька не отвлекался и спокойно готовился к зачету, закрыла на кухню дверь. Теперь, чтобы расслышать каждое слово, ему приходилось сильно напрягать слух. Петька не выдержал, вскочил со стула, быстро пересек комнату и вышел в коридор.
— Не понимаю, что тут такого, — услышал он голос матери. — Подумаешь, Попов ушел! Найдешь себе другого заместителя. Посмотри, сколько молодых, перспективных журналистов работу ищут. Что он, пуп Земли, что ли, твой Попов?
— Да никакой он не пуп! — сердито отозвался отец. — Я бы, может, и сам радовался его уходу, если бы не одно обстоятельство.
«О, это уже интересно», — пронеслось в голове у Бумажкина. Он замер.
— Какое же? — спросила мать.
— Понимаешь, командировка срывается! — взбудораженно вскричал отец семейства.
— Чья?
— «Чья-чья», моя, елки ты палки!
— Твоя-я?.. — изумлению мамы не было предела.
Так же, впрочем, как и Петькиному. Ведь промотавшись половину своей жизни по командировкам, отец в последние годы вообще никуда не выезжал. А причиной тому было его «любимое детище», журнал «Просторы», главным редактором которого он стал пять лет тому назад. И вдруг ни с того ни с сего — какая-то командировка.
Петька на цыпочках приблизился к кухне.
— И куда же ты собрался? — спросила мама.
— Куда-куда, в Забайкалье!
От неожиданности Петька чуть было не налетел на дверной косяк ванной комнаты. «Во папик дает, а! Сидел-сидел безвылазно в Москве, даже к маминой сестре, тете Рае, в Монино перестал ездить. Некогда, мол. А ведь туда всего сорок минут на электричке добираться. И вдруг — на тебе, собрался лететь в Забайкалье. Ничего себе, хорошенькая новость!»
— Ты?! — видимо, не веря своим ушам, переспросила мама.
— Я… — было слышно, как отец зашагал на кухне.
— О господи… — Хотя родители говорили теперь очень громко, а Петька стоял чуть ли не вплотную к кухонной двери, он все-таки затаил дыхание, чтобы не пропустить чего-нибудь важного.
— Ты понимаешь, — уже тише и спокойнее продолжал папик, — я будто жил с завязанными глазами. И вдруг прозрел.
— И что же ты увидел? — насторожилась мама.
— Мне стало жутко и стыдно, — будто не расслышав вопроса, делился своими впечатлениями прозревший отец. Причем таким замогильным голосом, что Петьке стало не по себе. Он понял, что сейчас узнает какую-то страшную тайну, и на всякий случай оперся плечом о стену.
— Мне стало жутко от всего, — так, словно каждое слово давалось с огромным трудом, произнес глава семейства. Петька перестал дышать: неужели он, кроме всего прочего, замешан еще и в криминальной истории?
— От своего журнала, например.
Петька облегченно вздохнул.
— А что с ним? — тоже облегченно вздохнув, поинтересовалась мама. Должно быть, и ее посетила какая-то нехорошая догадка, и теперь она радовалась, что речь шла всего-навсего о «Просторах».
— Да елки ты палки, ничего ты не понимаешь! — опять зашумел отец. — Ну сама подумай, о чем мы пишем? О московских банкирах, об элитных школах, о звездах поп-музыки… Тьфу!
«Да что же все-таки произошло? — недоумевал Бумажкин-младший, стоя за дверью. Ведь еще вчера папик был в восторге от своего детища».
— И потом посмотри, — после небольшой паузы продолжил отец, — мне, черт побери, скоро сорок пять. Моему дяде, которого я ни разу не видел, через месяц стукнет семьдесят. Ты считаешь нормальным, что племянник — журналист, так ни разу в жизни не встретился со своим родственником? Да я просто обязан туда съездить и написать о дяде большой хороший материал. К примеру, о его ботаническом саде.
— Подожди, Костя, но ведь ты же — главный редактор, — осторожно возразила мама, — у тебя совсем другие обязанности…
— Я прежде всего — журналист! — перебил ее отец. Он опять начал заводиться. — Я должен ездить по стране, встречаться с людьми. Словом, Лида, я начинаю новую жизнь. И, перво-наперво, нужно съездить к дяде Мише. А тут Попов, едри его за ногу, с увольнением! Не могу же я оставить журнал и без редактора, и без заместителя! Сама-то подумай!
Теперь уже и Петька не на шутку разволновался и зашагал по коридору. Но причиной его волнения был отнюдь не Попов-старший. В его голове вдруг возник дерзкий план. «А ведь у меня, кажется, появилась возможность воплотить свою мечту в жизнь, — судорожно думал он, — и глупо было бы не попытаться это сделать».
Петька слышал, как мама опять облегченно вздохнула и почти радостно произнесла:
— Ну, слава Богу! Я-то перепугалась, что случилось что-то страшное, а это всего лишь кризис среднего возраста! Успокойся, Костя, это скоро пройдет. И этот порыв, вырваться куда-то из дома, тоже.
— Да какой кризис! — снова вскричал отец и распахнул дверь. — Петр?
Петька отпрянул в сторону и налетел на дверной косяк ванной комнаты.
— Петя? — прошептала мама. — Ты… ты подслушивал?..
Глава 3. Ура! Победа за нами!
Петька ничего не ответил матери. Он подскочил к отцу и, глядя прямо в глаза, спросил:
— А что, если я, папа?
— Что — ты? — не понял отец.
— Ну, съезжу к дяде Мише.
— Петя, ты подслушивал! — продолжала ужасаться мама. — Как ты мог, Петя, как ты мог?
— Да я…
— А что, это — мысль, — оживился папик и радостно хлопнул Петьку по плечу. — Понимаешь, мне главное — успеть сделать материал к юбилею дяди Миши. Сфотографируешь ботанический сад, разузнаешь все, что надо… А я тем временем утрясу все дела и начну ездить сам. Здорово вообще-то ты придумал!
— Только через мой труп! — вмешалась мама и встала между мужем и сыном. — Не пущу!
— Когда у тебя каникулы? — спросил отец.
— Со следующего понедельника, — ответил Петька, выглядывая из-за плеча матери.
— А в субботу вы учитесь?
— Нет.
— Прекрасно! Хотя погоди. А почему у сына Попова каникул нет?
— Папа, ну сколько тебе можно объяснять? Мы-то учимся по модульной системе, а он…
— Ах да, я и забыл! — хлопнул себя по лбу папик. — У вас же разные школы! Ну и хорошо, что по модульной, а то не видать бы тебе своей поездки как своих ушей, — и безо всякого перехода, вглядываясь в даль, продолжал: — Помню, помню Забайкалье. Я ведь там служил. Прекрасный, суровый край, сдержанный немногословный народ. Надежный. Впрочем, сам убедишься. Значит, ты полетишь…
— Никаких полетов! — теперь уже обхватив Петьку руками, словно трехгодовалого ребенка, воскликнула мама. — Костя, ну сам подумай, Пете только-только исполнилось четырнадцать!
— Но не четыре же года! — громко возразил отец семейства, пытаясь отодвинуть спутницу жизни от сына. Но это оказалось не так-то просто. — Человек уже паспорт получил, а ты все его за младенца считаешь!
— С ума сойти! — будто не слыша разумных доводов, простонала мама, прижав к себе Петьку еще сильнее. — Отправить ребенка в такую даль…
— Ну, мама, я уже взрослый! — возмутился Петька, пытаясь освободиться от материнских рук.
— Да разве ж это даль? — взревел отец. — Всего каких-нибудь шесть тысяч километров! В наше-то время это сущие пустяки! Ну давай прикинем. Посадим в самолет, через какие-нибудь шесть, ну с пересадкой в Омске — восемь часов его уже встретит дядя Миша. Еще час-полтора лету на местном самолете — и все!
Мама молчала, подавленная такими неопровержимыми доводами.
— Словом, так, — продолжал папик. — Завтра я беру билет до Читы и даю телеграмму дяде Мише. Поедешь в качестве внештатного корреспондента.
Но тут в голове у мамы, видимо, созрел еще один контраргумент.
— А ты подумал о том, как Петя и дядя Миша узнают друг друга в аэропорту? — спросила она. — Ведь они же никогда не виделись!
Папик посмотрел на маму долгим укоризненным взглядом. Поистине его терпению не было предела!
— У каждого из них есть фотографии, Лида.
— Боже! Опознавать друг друга по фотографиям, как преступников!
— О, женщины! — Отец вознес руки к потолку. — Как же вы, елки-палки, любите все драматизировать! Как в каждом событии умеете отыскать источник трагедии! — воскликнул он. Потом добавил, уже серьезно: — Послушай, Лида, а ты не думаешь о том, что эта поездка станет для Петра решающей? Может, он наконец-то определится в жизни. Неужели ты хочешь, чтобы он до сорока лет искал себя, как Попов-старший: тот и бывший врач, и бывший учитель, и журналистки в конце концов никто…
Вот уж что правда, то правда. В смысле Петькиной перспективы в жизни. В третьей четверти нужно будет определиться, в каком именно лицейском классе он будет учиться: техническом, медицинском или гуманитарном, а он еще не в зуб ногой. И журналистом хочет быть, и врачом, и психологом, и переводчиком.
Мама молчала. Судя по всему, она явно не желала, чтобы их сын повторил судьбу Попова-старшего. Петька понял, что верх взяла здравая мысль и закричал: «Ура!» При этом он так махнул рукой, что стоящая на столе чашка взлетела в воздух и оказалась на полу.
Но все это уже в прошлом. Теперь же Бумажкин находился на высоте десять тысяч метров над уровнем моря, пялился в иллюминатор и был как никогда счастлив. Под убаюкивающий шум турбин он вздремнул. Снился ему утопающий в зелени «островок российского благополучия». Чистые прямые улицы, вдоль которых протянулись крепкие добротные дома горняков. А вот и сами горняки, довольные и упитанные, чем-то похожие на московских финансистов, возвращаются со смены домой.
— Уважаемые пассажиры, — донеслось до Петьки сквозь дрему, — через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города…
«Неужели так быстро пролетело три часа?» — удивился про себя Петька.
— Нижний Новгород…
Глава 4. Неувязка
Петька открыл глаза и подумал, что все это — продолжение сна. Но судя по реакции окружающих понял, что это вовсе не сон.
— Черт побери, какой еще Новгород?
— С ума спятили, что ли?
— Да ну, товарищи, это просто оговорка…
— Прям, оговорка…
— Уважаемые дамы и господа! — опять послышалось из динамика. — Наш самолет идет на снижение и через несколько минут совершит посадку в городе Нижний Новгород…
— Ничего ни понимаю, при чем здесь Нижний Новгород? — своеобразный бас прозвучал как раз за спиной у Петькиного соседа. И принадлежал он, как и предполагал Петька, Крокодилице в зеленом.
— Может Омск по каким-то причинам не принимает? — обернувшись, произнес сосед Бумажкина.
— Ах и вы здесь Сергей… Теперь все понятно. Там где вы появляетесь, всегда происходит что-нибудь из ряда вон выходящее, — пошутила Крокодилица.
— А вот как раз наоборот! Сначала происходит, а потом уже я появляюсь.
«Да где же он работает? — недоумевал Бумажкин. — В МЧС, что ли?»
Их разговор заглушили возмущенные голоса других пассажиров.
— Это что-то невероятное… Ведь Нижний — совсем в другой стороне!
— Так может, Омск не пускает…
— Прям…
— Да кто его знает…
Под эту многоголосицу авиалайнер коснулся земли и, замедляя скорость, помчался по взлетной полосе.
— Уважаемые пассажиры, — снова послышалось из динамика, — наш самолет произвел посадку в аэропорту города Нижний Новгород. Температура воздуха — минус пять градусов. В багажном отделении вы сможете получить свои вещи.
— Вот ни фига себе! — на середину салона выскочил Гималайский Медведь. — Это че это, а? Это нас выкидывают, что ли?
Народ взволнованно зашумел.
И Петька заволновался, только радостно и совсем по другой причине. Он вспомнил о своих желаниях, написанных на тетрадном листе, о книге Агаты Кристи, лежащей на дне сумки. Он представил, как старушка подмигнула ему со своей фотографии и чуть заметно улыбнулась. Мол, ты правильно сделал, дружок, что взял меня с собой в путешествие. Уж теперь-то я обязательно позабочусь, чтобы ты стал участником какой-нибудь захватывающей истории. Впрочем, ты уже стал им. «Неужели мои мечты начинают сбываться, — взбудораженно думал Петька, — да как скоро!»
Привстав, Бумажкин жадно наблюдал за реакцией окружающих. Вдруг на мгновение наступило затишье: в дверях появился бортпроводник. Он опасливо взглянул на стоящего посередине Медведя и замахал руками, будто пытался отогнать назойливых мух.
— Тише, тише, товарищи! Успокойтесь! Дело в том, что в самолете обнаружились небольшие неполадки.
— С двигателем? — вскочив, уточнил тощий офицер.
Петька успел заметить короткое замешательство на лице бортпроводника, но тот тут же взял себя в руки и сказал:
— Похоже.
Гималайский Медведь опустился на одно из свободных мест.
— Боже! — сидящая рядом с военнослужащим Фифа закатила глаза. — Неисправный двигатель… Мы могли погибнуть!
Военнослужащий повернулся к ней: Но мы живы! Все обошлось!
— А теперь, дамы и господа, попрошу вас освободить машину, — продолжал бортпроводник. — Багаж и информацию о продолжении рейса вы получите в здании аэропорта.
— Это как это — в здании аэропорта? — снова поднялся Гималайский Медведь. Бортпроводник посмотрел с еще большей опаской на эту мохнатую гору и сделал шаг назад.
— Я… Я ничего не знаю, — пробормотал он, — это приказ руководства…
— Какого руководства?
— Авиакомпании «Фортуна»…
— Привести представителя компании!
— Сейчас! — с готовностью, будто старшему по званию, ответил бортпроводник, и исчез за дверью.
Гималайский Медведь снова опустился на свободное место.
Минут семь спустя в салоне появился бледный худосочный молодой человек. Он произвел на Петьку довольно странное впечатление и напоминал насмерть перепуганного мышонка. Его маленькая рука сжимала мобильный телефон.
— Господа! — начал он тонким писклявым голосом. — То есть, дамы и господа! С самолетом произошли неполадки. Прошу вас покинуть авиалайнер и перейти в здание аэропорта…
— А вот интересно, — поднимаясь с места, загудел Медведь, — что дальше-то будет? Ну выйдем мы, ну и что?
— Авиакомпания обо всем позаботилась, — с опаской взирая на него, ответил представитель. — Буквально через сорок минут рейс продолжится на резервном самолете. Он уже готов к вылету.
— Ох, не верю я что-то! — засомневался Гималайский Медведь.
— Пойдемте, товарищи! — воскликнул кто-то из пассажиров и начал пробираться к выходу.
— Постойте! — закричал Медведь. — Ведь нас же всех дурят! Послушайте меня! Никакого самолета и в помине нет! Я вам точно говорю! Куда же вы?
Но многие, взяв ручную кладь, уже двигались вдоль салона. Немного подумав, поднялся и Петька.
В здании нижегородского аэропорта было пусто. После многолюдного, шумного Шереметьева это воспринималось несколько странно. Шествующие медленно приближались к стеклянному окошку кассы, за которым, словно нарисованная, сидела розовощекая женщина. Появление такого количества пассажиров не вызвало на ее лице ни малейшего удивления.
— Простите, — обратился к ней представитель авиакомпании, — мне сказали, что нужно перерегистрировать билеты на резервный самолет.