— Мы не ссоримся с тобой, госпожа, — сказал он.
— А с кем же, Карган? — спокойно спросила Орэнна.
— С людьми, укравшими наших молодых мужчин, — сказал Карган. — С глупцами, которые вздумали перевозить храм через весь мир!
— Кто украл ваших молодых мужчин, Карган? — спросила Орэнна.
— Ты знаешь, кто это, госпожа.
Орэнна улыбнулась.
— Наши молодые мужчины вернутся завтра, — сказала она. — Они придут на своих лодках, и над рекой будет слышна их песня. Завтра будет радость, так зачем же сеять печаль сегодня ночью?
Она помолчала, но никто не сказал ни слова.
— Возвращайтесь, — приказала она толпе, — так как наши мужчины завтра вернутся домой. Эрэк пообещал это.
И улыбнувшись, она развернулась и ушла.
Карган колебался, но уверенность Орэнны погасила гнев толпы, и они подчинились ей. Сабан проследил за тем, как они ушли, и последовал за Орэнной.
— А если лодки не вернутся завтра, — спросил он у нее, — что помешает им убить нас?
— Но они вернутся, — сказала Орэнна. — Эрэк сказал мне это в видении.
Она была абсолютно уверена, и удивлялась тому, что Сабан может сомневаться в её видениях.
— Туман над видениями рассеялся, — весело сказала она ему, — и я вижу будущее Эрэка.
Она улыбнулась ему, и повела Хэрэгга к своей хижине, где стала утешать горе торговца. Он с трудом дышал, так как стрела вошла глубоко, и алая струйка крови текла у него изо рта. Но Орэнна заверила, что он будет жить, дала ему выпить снадобья, а затем вытащила древко стрелы.
На следующее утро, после того, как тело Кагана было сожжено на погребальном костре, почти всё племя пошло на юг к мысу, туда, где река впадает в море, и там стали ждать над серыми волнами. В воздухе кружили белые птицы, и их крики были похожи на причитания утонувших душ. Сабан стоял на вершине скалы с Меретом и Скатэлом. А Карган пришёл с людьми, сопровождавшими его предыдущей ночью. Орэнна не пришла.
— Лодки придут, — утром сказала она Сабану, — и мне нет необходимости встречать их.
Она осталась с Хэрэггом.
Утро прошло, а всё, чего удалось дождаться, был сильный ветер. Дождь свистел над морем, а холодный ветер хлестал по лицам всматривающейся вдаль толпы. Скатэл молился, Сабан укрылся за камнем, а Карган расхаживал вверх вниз по скале, ударяя по чахлой траве своим тяжёлым копьём. Солнце пряталось за облаками.
В конце концов, Карган взглянул на Сабана.
— Ты и твой брат принесли безумие в Сэрмэннин, — решительно сказал он.
— Я ничего вам не принёс, — огрызнулся Сабан. — У вас воцарилось безумие, когда вы потеряли своё золото.
— Золото было украдено! — закричал Карган.
— Не нами.
— А храм не может быть перемещён!
— Храм должен быть перемещён, — устало сказал Сабан, — иначе ни у меня, ни у тебя никогда снова не будет счастья.
— Счастья? — выкрикнул Карган. — Ты думаешь, боги хотят нашего счастья?
— Если ты хочешь узнать, чего хотят боги, — сказал Сабан, — спроси у Скатэла. Он жрец, — и махнул рукой в сторону худого человека, молящегося на краю скалы. Однако Скатэл уже не воздевал руки к небу. Вместо этого он пристально вглядывался на восток в серую, колеблющуюся пелену дождя, и вдруг закричал. Он закричал ещё раз, указывая своим посохом, и все смотрящие люди повернулись туда, куда смотрел главный жрец.
Они увидели лодки.
Они увидели целый флот лодок. Флот, торопящийся домой сквозь дождь и ветер, и его несло с остатками прибывающего прилива. Льюэдд разделил большие судна на части, и теперь каждая тройная лодка превратилась в три. Брусья, поддерживающие камни, были уложены внутри лодок, ведомых замёрзшими людьми, с нетерпением ожидающих прибытия домой. Толпа, прошлой ночью убившая Кагана, и готовящаяся убить всех в селении Орэнны, теперь радостно закричала. Льюэдд, стоящий в первой лодке, махнул веслом. Сабан подсчитал лодки, и увидел, что они целы — все до одной. Они вышли из суровых волн в подветренную сторону мыса в устье реки, где обессиленные гребцы стали дожидаться, когда вернётся прилив.
Вечерний прилив понёс лодки вверх по реке, и, как и обещала Орэнна, команды запели, направляя свои суда к её селению. Они пели песню Дилана, бога моря, и работали вёслами в такт мелодии, а толпа, следовавшая за ними вверх по реке, подпевала им.
Льюэдд спрыгнул на берег, и его приветствовали многочисленные объятия, но он протолкнулся сквозь толпу и крепко обнял Сабана.
— Мы сделали это, — ликовал он, — мы сделали это!
Сабан сделал огромный костёр на открытой площадке рядом с недостроенными лодками. Женщины натолкли корнеплоды и зерно, а Сабан распорядился зажарить на костре оленину. Командам лодок дали сухие шкуры, а Карган вернулся из селения Керевала с чашами хмельного напитка и с толпой людей, так что Сабану показалось, что весь Сэрмэннин собрался вокруг его дома, чтобы послушать рассказ Льюэдда. Он рассказывал охотно, и слушатели то тяжело вздыхали, то открывали от изумления рты, то восторжённо кричали, когда он описывал, как лодки везли камни по реке Сулла в конце лета. В этом путешествии, сказал он, не было трудностей. Лодки удачно прошли по морю, камни были в безопасности, и до реки добрались благополучно. Но потом начались проблемы.
Сторонники Стакиса, побеждённого Ленгаром, всё ещё бродили вокруг Друинны, и некоторые из них потребовали дани, которой у Льюэдда не было. Поэтому они остались в устье Суллы, где огородили участок и дожидались, когда от Келлана, нового вождя Друинны, придут люди, и прогонят бродяг прочь.
Копьеносцы Келлана сопровождали лодки вверх по Сулле, но когда дошли до мелководья, где лодки не могли больше плыть, там не было ожидающих салазок. Келлан обещал их сделать, но не сдержал обещания, и поэтому Льюэдд пошёл в Рэтэррин. Там он спорил и упрашивал Ленгара, и тот в итоге согласился убедить Келлана. Но к тому времени осенние ветра стали холоднее, постоянно шли дожди, и потребовалось много дней утомительного труда повалить деревья, обтёсать их стволы и сделать большие полозья, на которые были погружены камни, а затем и лодки.
Волы тянули лодки и салазки через холмы к текущей на восток реке, где лодки были вновь поставлены на воду и нагружены камнями. Льюэдд вёл свой флот на восток, пока они не дошли до реки Мэй, верх по течению которой они, отталкиваясь шестами, добирались до Рэтэррина.
Там они оставили камни. Он разделил каждое судно на отдельные лодки, и возвращались они по тому же пути, перетянув лодки через водораздел, и снова спустив их на воду в Сулле. Но когда они дошли до устья реки, наступила суровая холодная зима, и он не решился идти домой через бушующее море, и они дожидались хорошей погоды в устье Суллы.
Теперь он и его люди были дома. Первые камни были в Рэтэррине. А Сабан рыдал, потому что Каган умер и был похоронен, а также и потому, что радость должна была прийти на землю. Храм начал свой путь.
Вторым ребёнком Орэнны была девочка, и она назвала её Лэллик, что означало Избранная на языке Чужаков. Сабану сначала не понравилось это имя, потому что оно казалось налагающим предначертание на ребёнка, до того, как судьба сама определит её жизнь. Но Орэнна настаивала, и Сабан смирился. Больше детей у Орэнны не было, но сын и дочь росли здоровыми и сильными. Они жили возле реки, и Леир научился плавать ещё до того, как научился ходить. Он учился идти на вёслах, натягивать тетиву лука, и попадать копьём в рыбу на мелководных участках реки. И по мере того, как брат и сестра подрастали, они постоянно видели, как камни проплывают мимо их дома по направлению к морю.
Пять лет ушло на то, чтобы перевезти их все. Льюэдд надеялся, что уйдёт меньше, но он мог выводить свой громоздкий флот в море только при хорошей погоде, а в один год не удалось перевезти ни одного камня, а годом позже получилось совершить только одно путешествие. Однако когда лодки отправлялись в путь, боги были добры, и ни один камень не был потерян, и ни один человек не утонул.
Льюэдд привозил новости из Рэтэррина, рассказывая, как заново строится храм, и как продолжается война между Ленгаром и Каталло.
— Ни одна из сторон не может победить, — сказал он, — и ни одна сторона не сдаётся. Однако твой брат верит, что храм принесёт ему удачу. Он всё ещё думает, что это храм войны.
Однажды он принёс новость о том, что Дирэввин родила ребёнка.
— Дочь, — сказал Сабан.
— Ты слышал об этом? — спросил Льюэдд.
Сабан покачал головой.
— Я только предположил. С ней всё в порядке?
Льюэдд пожал плечами.
— Я не знаю. Я только слышал, что жрецы твоего брата посылают проклятия на мать и ребёнка.
Этой же ночью Сабан пошёл в храм невесты солнца в селении Керевала и закопал янтарный амулет своей матери возле одного из камней. Он молился Слаолу, и попросил бога снять проклятия жрецов Рэтэррина с Дирэввин и её дочери. Его мать, он знал это, простила бы его, однако будет ли Орэнна такой же понимающей, он не был уверен. Поэтому, когда она спросила его, что случилось с амулетом, он сказал, что сухожилие разорвалось, и амулет упал в реку.
Весной на пятый год последние камни Храма Теней были спущены вниз по реке. Осталось только одиннадцать тёмных колонн, и все они были загружены на тройные корпуса лодок и пошли вниз по течению к стоянке у селения Орэнны. Льюэдду не терпелось повезти последний груз на восток, но и Скатэл и Керевал захотели отправиться вместе с камнями, потому что вместе с доставкой оставшихся валунов часть сделки Сэрмэннина была бы выполнена, и Ленгар должен был вернуть сокровища Эрэка. Скатэл и Керевал хотели присутствовать при возвращении сокровищ их племени, и настаивали на том, чтобы небольшой отряд из тридцати копьеносцев отправился вместе с ними. Потребовалось время, чтобы собрать всё, что понадобится этому отряду.
Как только эти дополнительные лодки снарядили, ветер резко повернул на восточный, принеся холодные шквалы и мощные высокие волны. Льюэдд отказался рисковать, и они стали ждать на реке, противостоя ударам порывистого ветра и меняющихся приливов. День за днём ветер оставался холодным, а когда он, наконец, повернул на западный, то остался таким же сильным, и Льюэдд всё ещё не выводил флот в море.
Они всё ещё ожидали, когда в один из дней в конце весны, день, когда ветер завывал в вершинах деревьев и пенился белой пеной на скалах, на западе показалась лодка, идущая с земли за морем. Лодку вели десяток гребцов, отчаянно боровшиеся со штормом. Они кричали на него, вычерпывали воду из лодки, гребли снова, проклиная бога ветра и молясь богу моря. И каким-то чудом они провели свою хрупкое судно мимо истёрзанного белыми брызгами мыса и вошли в реку. Они повели лодку вверх по реке против отходящего прилива, слишком озлобленные, чтобы ждать попутного потока. Они пели, взмахивая вёслами и похваляясь своей победой над штормом.
На этой лодке в Сэрмэннин вернулся Камабан.
Он один не выказывал страха перед морем. Он один не вычерпывал воду из лодки, не держал весла, не ругался, не пел, а просто сидел тихо и спокойно. И когда лодка подошла к берегу у селения Орэнны, он ступил на берег с видимым безразличием.
Сначала Сабан не узнал своего брата. Камабан был таким же тонким, как молодое деревце, и таким же длинным и худым, как кремневый клинок. Но его лицо стало пугающим, так как он исчертил щёки и лоб глубокими вертикальными шрамами, в которые втёр сажу. Всё лицо было в чёрных полосах. Он вплёл в длинные волосы сотню узких лент, извивающихся подобно змеям, на которых были подвешены перестукивающиеся детские косточки. Леир и Лэллик отшатнулись от незнакомца, который сел у очага Сабана не сказав ни слова, и даже не ответив, когда Орэнна предложила ему еду.
Так он просидел всю ночь, ничего не говоря, ничего не кушая, и не уснув.
На утро Орэнна разожгла огонь, нагрела камни, чтобы положить их в бульон, а Камабан всё ещё не сказал ни слова. Ветер шумел на крыше, дёргая привязанные лодки, и пронося дождь через селение, где нашла приют команда Камабана.
Сабан предложил брату поесть, но Камабан только смотрел в огонь. Одна слеза только скатилась по его чёрному шраму, а может быть, это клубящийся дым попал ему в глаз.
Чуть позже он пошевелился. Сначала нахмурился, откинул волосы с лица и осмотрелся словно только что пробудился ото сна.
— За морем есть грандиозный храм, — внезапно сказал он.
Орэнна с восторгом посмотрела на Камабана, а Сабан испугался, что его брат будет требовать, чтобы этот новый храм был доставлен на лодках.
— Величайший храм, — сказал Камабан с благоговением в голосе, — храм смерти.
— Храм Лаханны? — спросил Сабан. Лаханна считалась покровительницей мёртвых.
Камабан покачал головой. Вошь поползла из его головы в бороду, заплетённую так же, как и волосы, и украшенную множеством маленьких перестукивающихся косточек. От него пахло морем.
— Это храм Слаола, — прошептал он, — посвящённый мёртвым, отправляющимся к нему!
Он неожиданно улыбнулся, и детям Сабана улыбка показалась такой зверской, что они отпрянули от своего странного дяди. Камабан показал руками форму невысокого кургана.
— Храм это холм, Сабан, — с энтузиазмом сказал он, — окружённый камнями, и с углублением в центре, и с Приютом мёртвых в его центре. В день угасания Слаола солнце проливает луч света через вал, обрамлённый камнями, в самый центр Приюта. Я сидел там. Я сидел среди пауков и костей, а Слаол говорил со мной, — он нахмурился, всё ещё глядя в огонь. — Конечно, он построен не для Лаханны! — раздражённо произнёс он. — Она украла наших умерших, и мы должны вернуть их.
— Лаханна украла умерших? — спросил Сабан, озадаченный этой мыслью.
— Конечно! — закричал Камабан, поворачивая своё ужасающее полосатое лицо к Сабану. — Почему я никогда не понимал этого раньше? Что происходит, когда мы умираем? Мы уходим на небо, конечно, чтобы жить среди богов, но мы уходим к Лаханне! Она украла наших мёртвых. Мы подобны детям без родителей, — он передёрнулся. — Я встречался с человеком, который верит, что умершие уходят в никуда, теряются звёздном пространстве, и я смеялся над ним. Но возможно, он прав! Когда я сидел в Приюте мёртвых среди костей, я слышал, как мертвецы Рэтэррина взывают ко мне. Они хотят быть спасёнными, Сабан, они хотят вновь соединиться со Слаолом! Мы должны спасти их! Мы должны вывести их обратно на свет!
— Ты должен поесть, — сказала Орэнна.
— Я должен идти, — сказал Камабан. Он снова взглянул на Сабана. — В Рэтэррине начали строительство храма?
— Льюэдд сказал, что да, — подтвердил Сабан.
— Мы должны изменить его, — сказал Камабан. — В нём нужно сделать Приют мёртвых. Ты и я вместе перестроим его. Не курган, конечно. Люди за морем ошибаются в этом. Но в нём должно быть место, в котором умершие спасутся от Лаханны.
— Ты можешь как угодно перестраивать его, — сказал Сабан, — а я останусь здесь.
— Ты пойдёшь туда! — закричал Камабан, и Орэнна поспешила успокоить заплакавшую Лэллик. Камабан указал костлявым пальцем на Сабана. — Сколько камней ещё осталось доставить?
— Одиннадцать, — сказал Сабан. — Те, что ты видел у реки.
— И ты отправишься с ними, — сказал Камабан, — потому что это твой долг перед Слаолом. Вези камни в Рэтэррин, а я встречу тебя там, — он нахмурился. — Хэрэгг здесь?
Сабан кивнул в сторону хижины, показывая, что великан там.
— Его сын умер, — сказал он Камабану.
— Тем лучше для него, — грубо сказал Камабан.
— А сам Хэрэгг ранен, — продолжил Сабан, — но уже выздоравливает, хотя всё ещё скорбит о Кагане.
— Значит, его нужно занять делом, — Камабан встал и вынырнул из хижины на ветер и дождь. — Отправиться в Рэтэррин, это твой долг, Сабан! Я сохранил для тебя жизнь Орэнны! Я сохранил жизнь тебе! Я сделал это не для того, чтобы ты загнивал здесь на берегу реки. Я сделал это во имя Слаола, и ты отблагодаришь его за это, построив его храм.
Он подошёл к хижине Хэрэгга и забарабанил кулаком по заросшей мхом крыше.