А. Дж. Лейк
Особая благодарность Линде Кэрри
Пролог
Стены каменной пещеры покрывал лед, но в недрах ее пылал огонь. В глубокой трещине, пронзившей скалу, пульсировало и урчало пламя. Пещера — полость, оставшаяся от испарившейся невесть каким образом горной тверди, — была озарена неверным, тревожным светом. Над огромной дырой в полу громоздился кусок черного базальта, служивший наковальней. От ударов молота стонала вся гора, по базальту пробегала дрожь.
Кузнец, коротышка с могучей грудью, неутомимо молотил по полоске металла. Ему можно было дать лет пятьдесят, судя по седине в густой шевелюре и в бороде, но богатырское телосложение и пылающий взор свидетельствовали, что силы в нем вовсе не поубавилось. Он не отрывал глаз от дела своих рук, ревниво горбясь над сверкающей сталью.
Удары молота становились все чаще, громче и резче, сталь из ослепительно белой превращалась в алую. Наконец, кузнец отступил от наковальни и тяжело перевел дух.
— Готово?
Из темной глубины пещеры выступила молодая женщина. Она выглядела частью подземелья, скованного льдом, тонувшего в глубоких тенях: тоненькая, темноволосая, с кожей, лишенной красок, почти как ее белый хитон; только лицо ее выражало нетерпение.
Кузнец впервые поднял голову, среди глубоких морщин на его физиономии сверкнул живой взгляд.
— Ковка завершена, — молвил он тяжко, сурово. — Ты твердо решила?
— Да! — выкрикнула она.
— Тогда не будем терять времени.
Кузнец опустился на колени перед горном. В полу пещеры был грубо вырезан широкий круг, в нем покоилась латная перчатка, составленная из бесчисленных резных пластинок. Кузнец осторожно поднял ее, словно она была хрустальной, и горделиво залюбовался. Даже во тьме, на расстоянии от кузнечного горна, перчатка лучилась, составлявшие ее пластинки переливались, как рыбья чешуя. Кузнец снова вздохнул и надел перчатку на правую руку. Она облегала его кисть так удобно, будто это была вторая кожа.
Он выпрямился и с усилием, напрягая плечи, поднял, как непомерную тяжесть, еще дымившийся меч. Немного помедлив и набрав в легкие воздуху, он поднял оружие над головой и ступил в каменный круг.
Женщина торопливо присоединилась к нему. Войдя в круг, она запела. Сначала голос ее был тих, потом усилился, превратился в пронзительный вопль. Взор ее был прикован к озаренному огнем мечу. Песня стихла, женщина уронила голову. В тот же миг старый кузнец приставил кончик меча к ее груди, там, где билось сердце. После недолгого колебания женщина схватила обеими руками дымящееся полотно и вонзила его в свою плоть. То был один короткий, в сотую долю секунды, рывок, хотя казалось, ему не будет конца.
Раздалось шипение, лицо женщины исказилось от страдания, но уста ее не издали ни звука. Вместо этого крик вырвался у старого кузнеца, не выпускавшего рукояти. По полотну меча побежала кровь, на белом одеянии женщины расплылись алые пятна. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, стоя в круге, окруженные паром, валящим от шипящего и холодеющего от крови меча. Постепенно гримаса мучения на лице женщины сменилась безмятежностью. Руки ее озарились светом, казалось, меч посылает ей волны ледяного свечения. Круг в каменном полу заполнился сиянием, будто это было солнце, способное растопить лед на дальних стенах пещеры. На женщину снизошел покой, на устах ее заиграла улыбка. Тело приобрело прозрачность, пронзенное волшебными лучами.
Тут раздался шум, послышались торопливые шаги. В пещеру вбежал человек:
— НЕТ!
Судя по звуку его голоса, он был молод, но разглядеть его во тьме, непроницаемой там, куда не доходил свет от меча, было невозможно. Он ринулся к кругу в полу — и отшатнулся, словно бивший оттуда слепящий свет оказался для него непреодолимой преградой. Он беззвучно замолотил по этой преграде кулаками.
— Умоляю! — взывал он. — Лучше я!
Женщина, стоящая в круге света, повернула голову в его сторону и с сожалением улыбнулась ему. Казалось, она окаменела, приросла к месту, лишалась плоти, таяла в невиданном свечении. С ее губ слетел едва слышный шепот:
— Ты бы не смог, только я…
Вся она уже искрилась, кожа распадалась на сгустки света. Только темные глаза еще жили в ставшей уже невидимой фигуре. Но длилось это недолго.
— Прощай, любовь моя…
Свет от меча тускнел, и вместе с ним угасала она; тело превращалось в дым, в прозрачный завиток вокруг гаснущего полотна меча. Потом начал исчезать и сам меч, начиная с полотна. Еще немного — и единственным источником света в пещере остался тусклый огонек в горне; обратилась в голый и холодный камень расплавленная твердь под ним. Двоим мужчинам в пещере нечего было сказать друг другу: юноша рыдал, упав на колени, старик, не веря собственным глазам, взирал в ужасе на свою пустую правую ладонь.
Глава первая
«Уже тогда я знал, что огненный сполох на севере означает войну. Но не ведал я, как много отнимет у меня эта война».
«Книга Меча»
Элспет вскрикнула.
Правую руку пронзила знакомая острая боль, к ней вернулось чувство невыносимого горя и утраты. В темноте за ее веками не гасло видение: коленопреклоненный юноша с поникшей головой, старик, в ужасе таращащийся на свою правую ладонь, — оба в сполохах багрового зарева. От этого зрелища проснулись ее собственные воспоминания: другая освещенная костром пещера, латная перчатка, найденная в прибившемся к берегу после кораблекрушения сундучке, меч, неожиданно выросший в ее собственной руке. Что за странный сон! Она знала, что хрустальный меч ковался у нее на глазах, ведь он был ее неотъемлемой частью, совсем как ее рука! Но кто эта молодая женщина, немного, вероятно, старше самой Эслпет? Кто эта несчастная, добровольно принявшая участие в таком болезненном ритуале и потом исчезнувшая?
У нее все еще дергало руку; нет, боль оказалась даже сильнее, чем во сне! Элспет вдруг сообразила, что ее руки плотно прижаты к туловищу, а ног она вообще не чувствует. Опять тюрьма? Неужели она снова во власти колдуна? Не может быть, ведь они с Эдмундом спаслись, одолели Оргрима! Разве не чествовал их как победителей сам король Уэссекса?..
На лицо дохнуло холодом. Она приоткрыла глаза — и не увидела ничего, кроме морозного тумана, несущегося над ней на ветру. Совсем как на отцовском корабле, пробирающемся в зимней мгле… Но нет, слишком крепко она стиснута, слишком опасно раскачиваются ее ноги, слишком больно рукам, придавленным к туловищу. Роль тисков исполняют огромные чешуйчатые когти!..
Память разом вернулась, и она чуть не лишилась чувств от ужаса: дракон! Да, именно он сорвал крышу с зала торжеств королевского дворца и похитил ее и Эдмунда!
Сердце у Элспет забилось так сильно, что его стук перекрыл свист ветра и едва не оглушил ее. У девочки перехватило дыхание. Борясь с желанием завизжать от страха, она закрутила головой, пытаясь разглядеть в темноте Эдмунда. Но нет, вокруг клубился один только туман, от которого впору было задохнуться. Она была одна. Совсем одна…
Впрочем, одиночество совсем не грозило ей. В голове раздался грозный глас, по всему телу пробежала горячая молния. Кисть снова задергалась; скосив глаза, Элспет увидела знакомый свет хрустального меча в правой руке — бледный и неверный вначале, но быстро разгорающийся, набирающий мощь.
Казалось, свет меча разгоняет туман внизу. Там, в головокружительной дали, Элспет уже различала землю, черно-белую шахматную доску наделов и перелесков в разрывах облаков. Еще мгновение — и туман окончательно рассеялся, вокруг засияла ослепительная небесная лазурь, в глаза ударили лучи утреннего солнца. Элспет догадалась, что дракон вырвался на простор из облаков. Внизу простерлась снежная равнина, залитая мягким светом. Темный штрих — это, видимо, лес, слепящий блеск — обледенелые горные склоны и вершины.
«Я с тобой, покуда не исполнится наша задача».
Что за задача? Элспет без устали ломала голову: что бы это могло быть? Что ей предстоит совершить в этом чужом краю? Неужто у меча даже сейчас есть какой-то план? Полотно его как будто замигало в ответ на ее догадку. Меч вел себя, как живое существо. В душе Элспет родилось подозрение: не оказалась ли она в когтях дракона по воле меча?
«Что ты со мной вытворяешь? — взмолилась она. — Это по твоей милости со мной происходит такое?»
Ответа не последовало.
«Отвечай!» — мысленно прикрикнула она.
«Мы там, где нам надлежит быть, — вымолвил наконец голос. — Но не там, не в драконовых когтях».
Ее сердце наполнилось ужасом: сам меч боится, что его великий план сорвется, если Элспет не сумеет освободиться!
— Что за план? — От отчаяния Элспет задала вопрос вслух, но ветер унес слова прочь, прежде чем она сама успела их расслышать.
В то же самое мгновение чудище, сжимавшее ее в когтях, накренилось в вираже, да так сильно, что ее затошнило. Впереди показались горы. Зато изменение направления полета позволило ей увидеть Эдмунда.
Он безжизненно висел в другой драконьей лапе, слишком далеко, чтобы окликать его, даже если бы в ушах не свистел так оглушительно ветер. Она не видела почти ничего, кроме светлых волос юноши да края плаща, некогда голубого, а теперь превращенного в грязные лохмотья. Его голова моталась из стороны в сторону, словно он лишился чувств, лицо было бледным, одного цвета с рубахой.
В воздухе над Эдмундом произошло какое-то движение, и Элспет в ужасе подняла глаза. Державшая беднягу драконья лапа в темно-синей чешуе была толстой, как бревно, изогнутой, как у ящерицы, прижатой к мерзкому брюху, заменявшему обоим пленникам небосвод. Размеры чудища, уносившего их неведомо куда, были таковы, что Элспет невольно съежилась от ужаса. Однако где-то еще выше нечто продолжало двигаться само по себе. Она вытянула шею, желая удостовериться в правильности своего впечатления, и умудрилась разглядеть крохотную бурую фигурку, прицепившуюся к драконьему плечу. Собственно, фигура была не такая уж крохотная: то был взрослый мужчина с веревкой и с мечом на поясе. Он смотрел вниз и мотал головой в знак приветствия.
«Кэтбар!»
Она не успела задуматься о том, каким образом капитан стражников оказался у дракона на плече. Он висел на веревке, мог вот-вот свалиться, тем не менее умудрялся размахивать обеими руками, привлекая внимание Элспет. Потом он указал на заснеженную равнину внизу, широко взмахнул рукой и извлек из-за пояса меч.
Элспет сразу поняла его, и первым ее ответом было решительное «нет». Нечего и думать нападать на дракона в полете! В падении оба они, нет, все трое — погибнут! Но Кэтбар продолжал жестикулировать, лицо его выражало нетерпение. Она снова посмотрела вниз. Земля стремительно приближалась. Уже можно было различить отдельные деревья, снег на верхних ветках. Но Эдмунд все так же безжизненно висел в когтях дракона. Как переживет падение он?
Кэтбар снова указал рукой, на этот раз прямо перед собой. Элспет проследила глазами его жест и наконец-то смекнула, что он имеет в виду. Впереди громоздились горы, острые скалы, отвесные кручи. Падение ТАМ наверняка окажется смертельным. Если они не вступят в бой, если позволят чудовищу отнести их его повелителю, кто бы это ни был, то… Оргрим ослеплен, лишился рассудка. Кто же отдает приказы Погибели теперь? В одном можно не сомневаться: тот, кто велел дракону похитить их с пиршества у Беотриха, никак не мог быть их другом и союзником.
Стараясь удерживать Кэтбара в поле зрения, Элспет решительно кивнула головой. Смельчак не ждал ни секунды: со всей силы он вонзил меч в плоть дракона. Лапа, сжимавшая Элспет, от этого всего лишь чуть заметно дрогнула, зато воздух заколебался от низкого рокота. От второго удара мечом Элспет дернулась в драконовой лапе, как рыба на удочке. Белая земля и лазурное небо закувыркались, стремительно меняясь местами, чудовищная глотка исторгла мерзкий рев. Уголком глаза она увидела взмах в воздухе подобной стволу дерева лапы и падение вниз выпущенного из когтей Эдмунда, мелькнувшего, как подбитая птица.
Она успела произнести несколько слов молитвы, надеясь хоть этим помочь Эдмунду, прежде чем драконову лапу снова забила дрожь. Изгибаясь на пределе сил, она наблюдала схватку, вернее, отдельные ее эпизоды: из груди дракона била черная кровь, Кэтбар, застряв ногами в веревочной петле, пытался вонзить меч дракону в горло. Потом огромная мерзкая голова заслонила от нее картину боя.
Пока дракон пытался достать зубами собственную грудь, Элспет успела заглянуть в его бездонную пасть, узреть дымящиеся сопла ноздрей; потом все поле зрения ей заслонил один огромный злобный глаз. Она готова была поклясться, что дракон уставился на нее, что во взоре его читается холодная, лютая ненависть: «Никуда не денешься!»
«Меч!» — прошептала она в отчаянии, и тот вырос у нее в ладони, пульсируя в одном ритме с ее бешеным сердцебиением. Увы, поднять руку, размахнуться она не могла. Когти сжимали ее так сильно, что дышать и то было больно.
Дракон тем временем обнаружил источник терзавшей его боли. Из пасти вырвался язык синего пламени, лизнувший плечо. Кэтбар успел отпрянуть, но его одежда вспыхнула, веревка, на конце которой болтался этот бесстрашный воин, взметнулась в воздух. Элспет со слезами проследила взглядом его последний полет, сопровождавшийся геройской попыткой нанести чудищу еще хоть один разящий удар.
Дракон взревел, и сжимавшие Элспет когти ослабили хватку. Рука так онемела, что воспользоваться ею было почти невозможно, тем не менее девочка превозмогла боль и рубанула по чешуйчатой конечности у себя над головой. Внизу падал Кэтбар, преследуемый языком синего пламени, похожим на комету. Мгновение — и она устремилась за ним следом, вращаясь в воздухе. Меч озарял ее падение сиянием, ветер завывал в ушах. Потом весь мир побелел.
Глава вторая
«Они подошли к моим дверям зимой. Их было трое. По их замашкам и по росту я понял, что они из эльфов.
Они знали, что мой отец, смертный человек, был кузнецом и что их сородичи похитили меня когда-то, поэтому обратились ко мне по имени, присвоенному мне эльфами: они назвали меня Брокком, карликом, ведь я в сравнении с ними был коротышкой. Еще они говорили о вещах, которые эльфам, на мой взгляд, лучше было бы забыть: как они прогнали меня, когда я подрос, потому что железо в моей крови оказалось им не по вкусу, и как я увел с собой их прекраснейшую дочь, сделав ее своей женой.
— Что вам от меня надо? — спросил я их.
— Чтобы ты выковал меч, — был их ответ».
Эдмунд открыл глаза. Над ним пленительно синело небо. Вокруг громоздились белые стены разной высоты, лицо щипал мороз. Он зачерпнул что-то мягкое и холодное: снег!
Он лежал на спине в снегу, провалившись гораздо глубже, чем когда-либо прежде. Казалось, это была снежная могила. Где он?
Мальчик попытался сесть, но тут же упал. Тело пронзила нестерпимая боль. Затем накатила волна страха: вокруг стали рушиться снежные стены. На него рухнула мягкая тяжесть, и он задвигался, стараясь освободиться, принялся обмахивать обеими руками лицо. Голову он откопал, зато забросал снегом все тело; он кашлял и чихал — снег набился в ноздри и в рот. Вокруг простиралось заснеженное поле; с одного края его простору не было предела, с другого виднелся лес. Впереди, между двумя зубчатыми горами, всходило солнце. Все выглядело так странно, что Эдмунд просто лежал и таращил глаза.
А потом он увидел дракона.
Чудище появилось словно ниоткуда — огромное изгибающееся тело в сверкающей на утреннем солнце иссиня-черной чешуе. Он тут же узнал его: Погибель! Враг человечества, отправивший его по извилистому пути, погубивший корабль Элспет и ее отца. Теперь эта тварь похитила его из королевского дворца в Венте-Булгарум, когда он находился уже совсем близко от дома. Вспомнилось тошнотворное ощущение, когда он взмыл в темноту, отчаяние, от которого впору было сойти с ума. И вот дракон вернулся — не для того ли, чтобы прикончить его? Тварь парила совсем низко, в считанных футах от земли, и Эдмунд следил за ее глазом — огромным, холодным, злобным. Глаз этот был, впрочем, поврежденным, в черной пелене, но угрозу в его взгляде невозможно было вынести. От ужаса стиснуло горло, руки зарылись в снег, словно была надежда скрыться, исчезнуть в снегу…