— Ой, Димка! Стой, больно маме! Нельзя так делать, нехороший мальчик! Слышишь, нельзя!
А он смотрит смело, вызывающе и опять ручонкой тянется к волосам. Что делать? Отвлечь внимание? Посадила в кроватку, дала кубики, построили башню, развалили башню, позвенели попугаем — будто и отвлеклись.
Через полчаса стала кормить, Димка снова оказался у мамы на коленях и вдруг вспомнил. Появилось у него в глазах что-то агрессивное, нацелился ручонкой — вовремя удержала.
Игрушки из кровати теперь уже не выбрасывает, разве когда расшалится или оставишь одного в комнате. Что касается маминых волос… сколько с тех пор времени прошло? Несколько месяцев! А ведь нет-нет да и вспомнит.
У Тони Бобровой на все такие случаи один рецепт:
— А вот я тебя сейчас ремнем по попе!
Одно из первых слов, которые стал повторять Борька, кажется, еще раньше, чем «мама» и «папа», — на иностранный манер выговариваемое слово «по-попэ».
— Тоня, ты его действительно ремнем бьешь или только грозишься?
До ремня дело не доходило, и слова: «Ешь, а то с ремнем!» — имели значение какой-то мистической, непонятной угрозы. А вот рука Тонина довольно часто приходила в соприкосновение с Борькиной «попой».
«Мама попу бобо» — это была первая фраза, услышанная Светланой от Бори.
Еще с чем очень трудно бороться — это с детской жадностью. Между прочим, детскую жадность обычно подогревают взрослые — бабушки, мамы, няни.
«Ешь, Боря, кашку, а то мама съест!»
«Димочка, не бери совок, это наш совок!»
«Леночка, не трогай Митины санки!»
«Коля, зачем лопатку бросил, ее ребята возьмут!»
Димка привык летом играть с Верочкой ее игрушками и своими, не разделяя: твое — мое.
И теперь охотно отдаст ребятам лопатку, не станет кричать, если кто-нибудь захочет прокатиться в его санках… Но вот беда — с такой же непринужденностью он садится «не в свои сани» и может молча и хладнокровно взять лопатку из рук какого-нибудь оторопевшего малыша. За свою такую непринужденность он уже получил раз лопаткой по лбу.
И как внушить ему, что свое он должен отдавать, не жадничать, а другие ребята своим добром делиться не обязаны! Нет, мол, такого закона, каждая мама решает по своему усмотрению, каждая мать лепит характер своего ребенка по своему образу и подобию.
Потом будет (если будет) детский сад, потом школа, но характер в основном уже вылеплен. Учителям (им и книги в руки!) остается только перевоспитывать.
Учителя, вожатые — хорошие, конечно, учителя и вожатые — перевоспитывают. А дома продолжают свое воспитание папы и мамы. Очень часто это превосходные папы и мамы, или просто хорошие, или удовлетворительные. Но бывают — и еще, к сожалению, нередко! — папы и мамы, которые воспитывать не умеют.
Домашняя политика ремня и пряника, причем некоторые родители делают уклон в сторону ремня, другие — в сторону пряника.
Знакомая пожилая дама в беличьей шубке увидела Светлану еще издали, заулыбалась, подсела к ней:
— Гуляете? Какой сынишка стал! Герой! Да как бегает хорошо! Много, наверно, говорит?
Беличья шубка местами уже потерлась, порыжела — на ярком мартовском солнце особенно заметно. И много, много седых волос из-под серой меховой шапочки.
— А как ваш сын? Ведь он в институт, кажется, поступал?
Лицо матери омрачилось.
— Не удалось поступить. Ездил в Москву с товарищами, половина вернулась: конкурс большой.
— Что же он теперь, работает?
— Да, еще осенью стал работать.
— Где же?
— Да я все забываю… артель какая-то… «Пром… бом… мет… бром»… забыла название! — Она засмеялась. — И, знаете, неплохо зарабатывает! Муж мне присылает деньги… Живем, конечно, не так, как прежде, но все-таки неплохо. Сын костюм новый недавно купил — дорогой костюм, на собственные заработанные деньги. — Ее лицо оживилось и даже помолодело. — Мне ко дню рождения подарок сделал!
Она завернула рукав и показала часы-браслетку.
— И, представляете, так деликатно… Я за несколько дней перед этим прибирала у него в комнате, гляжу — ящик стола неплотно прикрыт. Невольно как-то выдвинула ящик, заглянула, а там эти часики лежат. А тут как раз сын вошел в комнату, он иногда днем дома бывает, у них работа такая: то в разъездах, то больше дома. Увидел, что я заметила часики, так, представляете себе, даже рассердился. Даже немножко пошумел на меня, я даже всплакнула, признаться. И что же вы думаете? В день рождения он мне преподносит часы… — У нее и теперь были слезы на глазах. — Хотел сюрприз мне сделать, а я нечаянно подсмотрела!
XXVI
Косте предложили две комнаты в другом конце города, недалеко от места его службы.
— Как ты думаешь, Светлана? Комнаты чудесные, солнечные, квартира небольшая, соседи, кажется, очень приятные.
— Тебе, Костя, вставать можно будет не так рано!
— Да, конечно, мне-то очень удобно. Только вот… От школы Светланиной это, конечно, было очень далеко. Но ведь есть и другие школы.
А уж для Димки безусловно будет гораздо лучше. Дом на окраине, сад около дома, летом никакой дачи не нужно.
Посмотрели. Понравилось. Переехали. Дом был двухэтажный, стоял в глубине двора, а сад — за домом. Нравы патриархальные, черный ход всегда нараспашку, парадную дверь, если кто забывал свой ключ, можно было открыть английской булавкой.
Все жильцы давно знали друг друга, звали по именам и на «ты».
Квартира все-таки оказалась довольно большая, и жильцов было много.
Первое время Константин путал имена соседей.
— Егор Иваныч? Это тот, который в халате котлеты жарит?
Когда жена Егора Ивановича работала в дневную смену, а он — вечером, ему приходилось самому стряпать. Свои поварские обязанности он выполнял с увлечением и даже с блеском. Иногда при этом надевал женин байковый халат.
С правильными чертами полнеющего лица и небольшой плешью, в длинном, до щиколоток, халате, Егор Иванович походил на древнего римлянина времен упадка.
Сразу понравилась Светлане Варвара Андреевна, веселая и приветливая.
Муж ее зарабатывал немного, и она, кроме домашних своих дел, брала на дом стирку и ходила помогать убираться.
— Почему вы на производство не идете? — спросила как-то Светлана. — Вы бы стахановкой были.
Она всегда любовалась, как легко, без усилия выполняла та самую тяжелую работу. Начнет мыть полы, два-три движения могучих ловких рук — и кухня уже вымыта. Займется стиркой — тяжелое корыто в ее руках точно теряет свой вес. И кажется, не стирает она, а просто играючи взбивает мыльную пену.
— Нет, на работу я сейчас не хочу идти. Нужно за Федюшкой приглядеть.
Федюшка — ее сын. Славный парень, утром, вечером обязательно скажет «здравствуйте» или «спокойной ночи». Иногда говорит «здравствуйте», даже исчезая за узенькой дверью небольшого места общего пользования, и это звучит особенно трогательно.
Феде плохо даются арифметика и английский язык. Иногда на кухонном столе раскрывается задачник или учебник английского языка, и Феде начинают помогать всей квартирой.
— Светлана, вот ты, наверно, знаешь, ты скажи, — лицо Варвары Андреевны серьезной озабоченно, — вот здесь на странице английское слово «чип» и нарисован корабль. И на той же странице нарисована овца, и она тоже «чип». Как же так? Для корабля и овцы — одно у них слово?
Федя как-то попросил:
— Светлана, вы мне не поможете решить задачу? У мамы не выходит, у папы не выходит, у Егора Иваныча тоже не вышла.
Светлана помогла, вернее, сделала так, что Федя, просияв, вдруг сказал:
— А ведь она не трудная! Подождите, я сейчас сам сделаю… Как Светлана здорово задачи объясняет! — восторженно сообщил он соседям.
— На том стоим. Ведь я учительница.
— Мама! — Федя помчался к матери по коридору и громким, почтительным шепотом сообщил: — Мама, она учительница!
С этого дня он стал называть Светлану по имени и отчеству.
— Если что нужно, приходи ко мне, позанимаемся.
Дело было как раз перед экзаменами. Федя приходил, приносил тетради и учебники. Когда Светлана занималась с Федей, Варвара Андреевна забирала Димку к себе в комнату. Димка полюбил ее и часто не хотел возвращаться домой.
— А ты, Светлана, почему не работаешь?
— Да вот — Димка. С кем же его оставить?
— А хотела бы?
— Конечно, хотела бы.
— Так давай его мне. Я маленьких очень люблю.
— А ваше хозяйство?
— Какое мое хозяйство? Мое хозяйство нетрудное. Твой парень днем спит. Да и вечер на что?
Так Светлана совсем неожиданно для себя нашла клад.
В гороно обещали с осени дать первый класс. Школа недалеко. А пока решили, что Варвара Андреевна будет помогать вполсилы. Таким образом Димка приобрел половину няни, а Светлана в свободное от Димки время могла заниматься.
В конце августа, вернувшись со службы домой, Константин увидел Светлану сидящей у окна с очень серьезным лицом. Она высчитывала что-то, загибая пальцы на обеих руках.
— Светик, ты что?
— Постой, не сбивай!.. Костя, знаешь, кажется, не имеет смысла мне сейчас поступать в школу на работу!
— Почему?
— Потому что все равно я не доведу класс до конца учебного года, а уже в третьей четверти будет трудно.
— Почему трудно именно в третьей четверти?
Светлана подошла к нему и положила обе руки ему на плечи.
— Светланка! — сказал он. — Я, кажется, догадался… Какое будем одеяло покупать: голубое или розовое?
Друзья и знакомые реагировали по-разному. Маша — встретилась с ней в книжном магазине — сказала ободряюще:
— Ну и очень хорошо! Один ребенок — это трудный ребенок.
Шестилетняя внучка Егора Ивановича, сидя в кухне на табуретке и болтая ногами, пока дедушка котлеты жарил, серьезно заметила:
— Не понимаю, что Светлана будет делать с двумя детьми! Один убежит в коридор, а другой будет плакать!
Димке пошел третий год. Хорошо стал говорить. Настоящими словами. Коверкает их, конечно.
Самое удивительное, что он — малышка такая! — думает, соображает, накопил себе запас наблюдений, активно вмешивается в жизнь.
Вышли как-то вечером погулять. В небе месяц молодой узеньким серпом ярко так блестит. Димка посмотрел на него и сказал озабоченно и деловито:
— Месяц сломан. Надо чинить!
За домами, на самой окраине, — небольшой пруд и высокие деревья кругом. Березы роняют желтые листья, у берега на дне будто золотые монеты лежат.
Димка любит бросать ветки в воду, щепочки какие-нибудь и смотрит, как они плывут, как по воде разбегаются круги. От одной брошенной шишки по всему пруду волнение.
Поздней осенью пришли к пруду, земля твердая, под ногами хрустят жесткие травинки. На воде — тонкий слой льда.
Димка бросил палочку — не ныряет, не плывет, поверху скользит. Вода не шелохнулась. Димка, пораженный, приложил палец к губам, шепотом сказал:
— Вода спит!
Как-то в выходной день Светлана ходила за покупками, попеняла на погоду, на ветер:
— Ужасно холодно сегодня! Хуже, чем зимой! Только что проснувшийся Димка, сидя на подушке в одной рубашонке, залопотал настойчиво и озабоченно:
— Маме холодно! Маме надо шубу купить!
О шубе разговор был, но давно уже; тогда решили, что именно этой зимой покупать не стоит, — придется отложить до будущего года.
Костя даже расстроился. Выхватил Димку из кровати, посадил себе на колени, стал утешать:
— Купим маме шубу, сынок, обязательно купим! Тогда за маму заступился сын, а в другой раз — за папу.
Светлана готовила ужин, а за Димкой приглядывать должен был Костя. Вошла в комнату, а они оба — и отец и сын — лежат на диване в совершенно одинаковых позах, каждый на правом боку, у каждого маленькая ладушонка под щекой. Вот-вот заснут оба каменным сном, без всякого ужина.
— Костя, неужели не мог поиграть с ним полчаса, занять чем-нибудь?
Костя сел, зевнул.
— Так мы же играем, Светланка!
Димок поддержал:
— Мы играем в спальный вагон!
И совестно стало, что рассердилась на Костю. Встает рано, не высыпается, вот и придумал хитрую игру — в спальный вагон! А уж при Димке-то сердиться никак нельзя. Может, он слов и не поймет — почувствует, каким тоном сказано.
Вообще взрослые люди иногда ведут себя так, будто маленькие дети — глухие и слепые, заняты своими игрушками и ничего кругом не видят и не слышат.
Боря Бобров как-то заявил Димке:
— Мама от папы уйдет.
Оба мальчика сидели на полу и строили из кубиков однобокую башню.
— Гулять? — предположил Димка.
— Уйдет, — с твердостью повторил Боря. — От идиота, от пьяницы такого.
— Иди-ота! — с удовольствием повторил Димка незнакомое слово.
— Не надо, Димочка, так говорить.
Борькин отец сидел тут же и хохотал, откинувшись на спинку дивана. Тоня — рядом с ним.
— А ну пойди сюда, Борис! — Он взял Борю на руки. — А ну-ка, скажи: «Мама, ты дура!»
Борис, переползая к матери на колени, сияющий, произнес:
— Мама, ты дуя!
Дорога, по которой идешь в первый раз, всегда кажется более длинной и трудной. Второй раз идти легче. И даже как будто быстрее идешь.
Все как-то быстрее и проще. И даже меньше хлопот, меньше приготовлений. Почти все Димкины вещи сохранились.
Кое-что все-таки приходится прикупать.
Костя беспокоится:
— Слишком резво бегаешь, Светлана! Если что нужно, ты скажи, я куплю.
— Бегать не бегаю, а ходить мне полезно.
— Не по магазинам же! Сегодня уж, во всяком случае, никуда не выходи, скользко ужасно.
Кончается зима, мороз и солнце работают в две смены: солнышко — днем, мороз — ночью. Длинные сосульки заглядывают в окно, истекают веселыми слезами. Димка сидит в кресле, посапывая от усердия, напяливает вязаную шапочку на плюшевого медвежонка. И кажется, что он ничего не видит и не слышит.
Светлана подошла, присела на ручку кресла.
Димка обернулся тревожно:
— Мама, можно упасть!
Встал, показал на свое место:
— Сядь сюда, мама!
Не успокоился, пока Светлана не села. Тогда взобрался к ней на колени.
— Спасибо, сынок! Костя, ты видел? Костя, он мне место уступил! Ты видел?
Костя произнес длинную фразу по-немецки, вернее, несколько коротких, наспех собранных фраз. От неожиданности даже не все поняла. Мол, не порти мне сына, не восхищайся при нем самыми естественными его действиями.
Вспомнил, кстати, как читал в детской газете или журнале, в отделе «Письма читателей» или что-то в этом роде. Писали две пионерки или два пионера, как они, идя в школу, перевели через улицу слепого. Когда об этом узнала вожатая, она пионеров похвалила и рассказала всему классу об их благородном поступке.
— Костя, да ведь ему два с половиной года только! Слушай, ты хоть по-немецки вырази свое восхищение!
— О, ja! — сказал Костя. — Wunderschon! Wunderkind!
XXVII
В одной руке щетка, купленная на базаре, в другой — авоська, набитая всякой всячиной. Прежде бывало так: несешь портфель и авоську. Теперь носить приходится только хозяйственные предметы. А рук все равно не хватает. Уже перед самым домом Светлана не выдержала и купила у старушки на углу букетик желтых баранчиков — у них такой весенний, праздничный вид!
Идти стало совсем неудобно. Букет Светлана взяла в левую руку, вместе со щеткой, разделив их указательным пальцем, чтобы не смялись цветы. А для сумочки рук уже не хватило, пришлось сунуть ее под мышку.
Трудновато было открывать парадную дверь… но справилась, ничего не уронила. Медленно стала подниматься по лестнице. Как приятно будет сейчас выложить все покупки, поставить в воду цветы, сесть на диван и отдохнуть!
Кто-то вошел в парадную дверь. Мужские шаги. Светлана со всем своим хозяйством отодвинулась к перилам, чтобы он мог пройти. Но он не обогнал ее, он подошел вплотную… слишком быстро и слишком близко подошел.