Подняли меня на ноги, подвели к костру. Гляжу, а тут уже и Колька стоит. И Саньку кто-то за руку держит. Разгромили весь наш наличный состав. А кругом-то все чужие, ни одной знакомой рожи нет. Уж пусть бы лучше Сенька Морозов…
Санька кричит:
— Ванька, ты где?..
А из-за кустов Ванькин голос:
— Здесь я!.. Я свободный!..
— Выходи сюда, — говорит Санька, — вместе ответ держать будем!..
Тут и Ванька подошел, встал рядом с братом. Только одного Федяры нет, вырвался-таки.
Окружили нас, подбросили хворосту в костер, чтобы виднее им было, значит, нас допрашивать. Один лопоухий и говорит:
— Вы что, ненормальные, да? Вы почему кидались?
Я говорю:
— Мы килек искали. Мы и не знали, что вы здесь.
— Кого они искали? — спрашивает девчонка с челкой.
Тот, которого назвали Кукановым, говорит:
— Дать им банок, да и все.
Я говорю:
— Килек мы искали, кильковских! Шурка у них есть Шаров, потом Тришка… Из деревни Кильково, вон там за мостом!..
— А сами-то вы откуда?
— Мы из Равенки.
— Что это за Равенка? У нас на карте такой нет.
— Равенки-то нет? — удивился я. — Что ж это у вас за карта?
— Нормальная. Государственная. А вот вы почему кидались? Ведь вы в голову кому-нибудь могли попасть.
Куканов говорит:
— Дать им банок, да и все.
Я возмутился:
— В голову? Да мы в голову и не метились! Колька, правда мы не метились в голову?
Колька говорит:
— Я в костер кидал!
Я говорю:
— Да если даже попадешь по голове веником, это что, больно? Больно, да?..
Колька кричит:
— Что, нельзя обознаться, да? Ведь уже темно!
Я кричу:
— А вы руки сразу крутить! Ведь вас вон сколько, а нас только четверо, да один убежал!..
Чувствую я, как растет во мне возмущение.
— Еще надо проверить, — кричу, — что это у нас тут на берегу разлеглись на ночь! Есть у вас на то разрешение или нет? А ну документы!
Это я вспомнил, как брат Паша у одних туристов, которые зашли в Равенку, тоже документы проверял.
— Ишь вы какие проверяльщики! — закричал лопоухий. — Думаете, если вы местные, то это ваша река!
А Куканов говорит:
— Дать им банок, да и все!
Тут и тетка вмешалась.
— Вы, мальчики, неправильно поступили. И напрасно вы так агрессивно настроены…
Что-то она еще говорила. Вдруг на реке раздался истошный крик:
— Тону-у!..
Я сразу догадался, что это Федяра, он один может так кричать. Только неуж он взаправду тонет?..
Бросились мы к реке. Прибежали, я кричу:
— Федяра, ты, что ли?..
А Федяра с того берега спокойненько отвечает:
— Конечно, я. А вы чего же не убежали? Я нарочно панику устроил, чтобы вам убежать.
Тут все закричали:
— Ах вот что!.. Какие бессовестные! Это ж надо так напугать. Да с вами после этого знаете что надо сделать?..
Тут мы и припустили! Сначала я, за мной Коля, а сзади Санька с Ванькой. А по другому берегу Федяра.
Погнался было за нами Куканов, но Полина Марковна ему закричала:
— Куканов, вернись сейчас же!
Вот так мы и спаслись.
Выскочили мы на дорогу
Выскочили мы на дорогу, с Федярой соединились, только хотели домой двигать, вдруг слышим, кто-то нам навстречу шагает и песню поет. А это идет Люба в белом сарафане. Как увидела нас, так и замолчала. И говорит с презреньем:
— Ишь, идут бандиты с большой дороги… Это кто мне напустил муравьев? В лечебное-то учрежденье!..
Мы стоим, головы потупили. Потому что ведь это мы!
— А я, беспонятная, сколько витамина им, скормила, а они вон что!
И пошла Люба в белом сарафане, на нас даже не оглянулась. Свернула на кильковскую дорогу.
Мы постояли, поглядели ей вслед. Я Федяре говорю:
— Вон чего наделал.
А Федяра отвечает:
— Ничего, одумается еще.
Тут я понял, что Люба-то пошла в кино. Я и говорю:
— Давайте, пока кильковских нет, в кино сходим.
Федяра говорит:
— И за Любой будем следить!
И мы повернули в Кильково.
Сразу видно, что кильковские в лес ушли
Сразу видно, что кильковские в лес ушли — народу возле клуба толчется немало, а сутолоки никакой. Все ждут, когда киномеханик Слава начнет впускать.
Раньше-то мы проходили в кино с Любой, Слава с нас никаких денег не спрашивал. А теперь как пройдешь? Что-то придумывать надо. Я говорю Федяре:
— Давай, Федяра, что-то придумывать надо.
И он убежал. А мы тем временем за Любой присматривали.
Сидит Люба на лавке под вязом с кильковскими девушками, посмеивается, а напротив них трактористы стоят, курят, Сенька Морозов у них на побегушках, окурки собирает и все еще за иностранца себя выдает. Девчонки кильковские в догонялки между взрослыми бегают, а возле крыльца Куварин стоит, держит наготове десять копеек.
Я говорю:
— Куварин, никак лучшее место себе занять хочешь?
А он отвечает:
— А чего ж мне не хотеть? Я первым пришел. Вот потому и хочу.
Но вот Слава встал у двери и начал всем продавать билеты. Куварин прошел первым. Прошли и девушки, и трактористы двинулись вслед за ними, а Федяры все нет.
Прошла Люба, а на нас даже не оглянулась. Вот и остались мы одни у порога. Слава спрашивает:
— Ну, все?
Я говорю:
— Все, да вот мы еще…
— А вам, — говорит Слава, — к чему это? Картина про любовь, так что вам это без пользы дела.
Коля говорит:
— Слава, пропусти!..
— А свистеть не будете при демонстрации?
Я говорю:
— Это кильковские всегда свистят, мы не будем!
— А ну карманы выворачивай!.. Жуков нет?
Я говорю:
— Нет жуков, какие жуки, мы всех отпустили…
— А кто скамейки всегда раскачивает? Я уже три раза ремонтировал инвентарь.
— Мы инвентарь не раскачиваем! — кричит Коля. — Мы всегда сидим на полу!
— Ну, подите, — говорит Слава. — Да садитесь культурно, на скамейку, зачем же на полу.
И мы вошли.
Куварин сидел на первом ряду
Куварин сидел на первом ряду, а между скамейками, на полу прятался Федяра.
Он сказал:
— Я ведь на задней двери крючок откинул, чего же вы не шли?
Я говорю:
— Надо было сигнал дать, откуда мы знали.
— Я Куварина прошу-прошу, — говорит Федяра, — а он не идет.
Я сказал Куварину:
— Куварин, ты чего же не идешь нам сигнал давать, ведь тебе безопасно, ты по билету.
— А бывает, что туда выйдешь, — ответил Куварин, — а обратно не войдешь.
Я говорю:
— Эх ты, Куварин! Как дам сейчас!..
А с задних рядов кричат:
— Ну, вы там, тише!..
Глянул я на экран, а картина-то уже идет.
Стали мы смотреть картину. Там один парень на грузовой машине все ездил. Комнату в городе получил, каких-то женатых поселил, а сам уехал. Я Куварину все равно тычка дал. Но тут кончилась часть.
Коля говорит:
— Мы сегодня целый день голодом. А ты. Куварин, небось поел? Молока попил?
— А чего ж мне не поесть? — отвечает Куварин. — Я как из лесу с сеном приехал, так и поел.
Затрещал опять аппарат, быстро Слава части меняет.
Вот сидит парень на большом ковре среди иноплеменного народу. Как он туда попал — не могу понять. Сидит, вино выпивает и курицей закусывает.
Вдруг Федяра шепчет:
— А давайте Куварина-то кувырнем!..
Посмотрел я, Куварин сидит такой блаженный. И сразу мне захотелось его кувырнуть. Взялись мы за ножки, как нажали — Куварин и грохнулся на пол. А скамейка на него.
— Чего вы! — в полный голос говорит Куварин. — Я вам мешаю, да?
А сзади кричат:
— Эй, мартышки, уйметесь ли вы!
Но тут опять кончилась часть. Куварин не захотел больше рисковать и сел рядом с нами на пол.
Коля зевнул и говорит:
— Что-то уж больно тягомотно, и есть хочется.
Я говорю:
— Ладно уж, досмотрим, потерпи.
Потом у него оказалась любовь, это уже в другом городе. Только они вздумали поцеловаться, а сзади кто-то как чмокнет! Я тоже так умею чмокать, это нужно в кулак. И тут мы закричали: «Э-э-эй!..» Вдруг кто-то свистнул и крикнул басом:
— Легче на повор-ротах!..
И все замолчали. А она говорит: нет-нет, я замужем за другим.
Но тут опять кончилась часть.
Вот приехал муж, он моряком плавал, а у нее другой сидит.
В это время кто-то жуков выпустил.
Я говорю:
— Федяра, ты, что ли?
А он шепчет:
— Ага!.. Я березницких десять штук в коробку напихал.
И как они у него там, десять штук, поместились?
Садись, — это муж говорит, — гостем будешь. Сзади кто-то кричит:
— Эй, кончайте жуков пускать!
Летают жуки, носятся в светлом луче прямо над самыми головами, и на экране мелькают большие черные тени от жуков.
Стали оба друг на друга молча смотреть, вдруг одна девка как закричит:
— Ай, ай, ай!..
Руками она замахала, жук у нее, значит, в прическе запутался, вскочила она, и тень ее тоже прыгнула на экран, лохматая такая, руками машет, а те всё молчат и смотрят.
Кто-то как засвистит, кто-то как крикнет:
— Ну, гады, дайте картину посмотреть!
Тут и другие девки завизжали, замахали руками, а жуки носятся, как угорелые, стукаются об экран.
Вдруг один жук залетел прямо в будку киномеханика. Аппарат и потух. Слава лампу зажег и вошел в зал.
— Ну, граждане, так больше демонстрировать невозможно. На таком-то месте, ай-яй-яй!
— Это там у пацанов жуки, выставить их! — закричал Сенька Морозов и уже к нам двинулся.
— Ничего подобного! — сказал Слава. — Я у них перед началом карманы проверял. Это кто-то из взрослых забавляется.
Пока Слава говорил, трактористы всех наших жуков переловили.
— Все! — кричат. — Амба! Славка, начинай!
Все уселись, и картина началась снова.
Только я смотрю, а Санька-то с Ванькой на полу спят. Привалились друг к дружке и носами выводят. Хотел Федяра им бумажками ноздри позатыкать, а я говорю:
— Не тронь ты их, не тронь!.. Уморились люди, пусть отдыхают.
А тут скоро и кино кончилось, парень снова уехал.
Мне эта картина не понравилась. Я люблю про войну смотреть.
Пять кукушек на рассвете
Пять кукушек на рассвете за рекой перекликались, не меньше. Вся река в тумане стояла, а на лугу кто-то косы яркие точил.
Кто пескарей хочет ловить
Кто пескарей хочет ловить, у нас может поучиться. Мы в песке канавку прорываем, в нее вода из реки заходит, а с нею и пескари, они ведь любят по песчаным отмелям гулять, оттого рыба и зовется пескарь. А в конце канавки у нас бутылка установлена — в горлышке пробка, а дна нет. Отбито дно камнем начисто, для безопасности сточено, в том-то вся и штука, что дна нет.
Побежим мы по канавке вслед за пескарями, а они — в бутылку! А куда ж еще, больше-то им деваться некуда, а тут и надо закрывать бутылку рукой. Вот как надо пескарей ловить.
Вот ловим мы пескарей, уже у нас их скоро поллитровая банка будет, вдруг по кильковскому прогону Шурка и Тришка бегут.
— Эй, равки! — кричат.
Я шепчу своим:
— Молчите!..
И мы молчим. Будем мы еще с вами разговаривать, кильки несчастные, сколько мы из-за вас вчера километров наколесили да еще людей невиноватых в испуг ввели.
Загоняем пескарей, а Шурка снова:
— Эй, равенские! Антошка! Колька! Оглохли, что ли?
— От глухого слышу! — кричит Колька. — У тебя и дед глухой.
Тришка говорит:
— У него дед глухой, а ты щербатый!
— А у тебя руки в бородавках!
Ах ты, Колька снова не выдержал.
— Молчите вы, ребята, — говорю я. — Молите!..
Но куда уж там! Пошло-поехало.
— А у вас в деревне, — кричит Шурка, — два очкарика!
Это он про Саньку с Ванькой. А они очки только в школу носят. Тут и я не выдержал.
— Ты физических недостатков не касайся!
— А у Тришки что, не физические?
— У Тришки, может быть, и физические, а пусть жаб не трогает!
— А я жаб и не трогаю! — кричит Тришка.
— Он не трогает! Это у него от обмена веществ!
— Что это еще за обмен веществ? — кричу я Шурке.
— Обмена-то не знаешь? Что у тебя, чирий некогда не вскакивал?
— Чирий-то вскакивал, — говорю, — только это отношения не имеет.
— А вот имеет!
— Почему ты знаешь?
— Знаю! Нам Люба говорила!
Ах вот что, Люба им говорила, а нам, значит, нет. Тоска на меня напала.
А Шурка кричит:
— Мы пришли вас в клуб звать!
Звать они, видишь, нас пришли, какие вдруг вежливые. Мы их в амбулаторию не пустили, а они к нам с приглашением. Видать, мы им сильно понадобились.
Я кричу:
— А что у вас там?
А Шурка с Тришкой не отвечают.
— Эй, — говорю, — кильки, вас спрашивают!
А на том берегу молчат. Дразнят, значит. Отвернулись от нас и камешки в руках перебирают.
Очень мне любопытно стало, что же у них в клубе. Я кричу:
— Ну, как, будете отвечать?
Подождали мы еще немного, я и говорю:
— Коля, поди к Куварину за велосипедом, сгоняй в Кильково. У клуба так и так объявление висит.
— А вот и не висит! — говорит Шурка. — Это нам с Тришкой поручение в сельсовете дали ребят собрать.
— А что же не собираете?
— Мы-то собираем, да вы откликаться не хотите.
Я от возмущения даже в воду ступил.
— Вы не собираете, а людей оскорбляете, особенно ты, Тришка!
А Тришка тоже в воду ступил.
— Да?.. Я сам от вас оскорбление понес, будто я жаб трогаю! А я и не трогаю жаб! Я их боюсь!
— Ну и трус!
— Нет, не трус, а брезговаю!..
— Я и сам брезговаю…
— Вот так!
— Вот и так!..
— Ну, ладно, — говорит Шурка и камешки свои в воду бросает. — Приходите, значит, в четыре. Пионерский лагерь из Красной Горы прибудет. Концерт поставят, в футбол хотят с нами сыграть.
— В футбол — это можно, — говорю.
— Ну вот. Так надо бы собрать нам с двух деревень сборную команду.
Я говорю:
— Ну, ладно, поглядим… Мы тут у себя в Равенке подумаем…
— Думайте, думайте, — говорит Шурка, — только чтобы трусы справные были, не так, как у Саньки с Ванькой в прошлый раз.
Шурка с Тришкой к себе побежали.
А Санька тут покраснел.
— Я, — говорит, — и вовсе, может, не приду…
— И я, может, вовсе не приду, — говорит Ванька.
Вот те раз! А это у нас в Равенке самые сильные полузащитники. Не то чтобы у них хорошая техника или там точный удар, нет, а просто они выручают друг друга сильно. Если противник, допустим, напал на Саньку, то Ванька тут как тут. Вертится, крутится, толкается, ну просто замечательно выручает. И наоборот.
Я им говорю:
— Вам что, не дорога честь деревни Равенка?
— Честь-то дорога, — отвечает Санька, — да трусов справных нет.
Я говорю:
— Так неужто из-за трусов пойдем на попятную?
— Не пойдем! — кричит Коля Семихин. — Не ходили и не пойдем на попятную! Это пусть кильки идут!
Тут мы спрятали бутылки в кусты и пошли к себе на гору готовиться к встрече.
У Саньки с Ванькой дома
У Саньки с Ванькой дома была только их сестра Зойка. Она грызла семечки и баловалась с котенком.
Я сказал:
— Зойка, а ну выдавай мужикам трусы!
Зойка плюнулась шелухой и сказала:
— А ты кто такой, чтобы указания давать?
— Я?.. Да я… Я, Зоя, капитан сборной команды.
Зойка подумала и сказала: