Я отвернулся от своего отражения и увидел, и говорят: стреляй, мол, если что… На то и ружьё дано. А то весь лес растащат. Долбят, долбят… А кто его тащит? Один-два, может, найдутся каких… Из-за них никому не верим. Ай, что делают!..
Он ни к кому не обращался и говорил как будто для себя. Потом совсем замолчал и молчал очень долго. Или так показалось ребятам.
— Мы за павлинами пришли. Вы их не видели? Нам Алиев разрешил. — Это Абдулла сказал.
И только сейчас Серёже стало очень страшно: он понял, что стреляли в него, и вспомнил, как просвистел заряд.
— Какое у вас ружьё? — спросил Омар.
— Сейчас совсем, темно будет, ребята, — сказал лесник. — Меня Даа?й зовут. Шари?пов фамилия… Ко мне пойдём. Здесь недалеко. Накормлю вас…
— Мы не хотим есть, — сказал Зульфукар. — Нас Алиев знаете как…
— Темно будет, — повторил лесник. — Всё равно дороги не найдёте. Зайдём ко мне, а потом вас провожу.
— Спасибо, — сказал Серёжа. — А как же павлины?
— Подумаем, — сказал лесник и поправил ружьё. — Пошли.
Уже в темноте подошли они к дому лесника.
— Назад! — крикнул Даай огромной овчарке и провёл ребят в дом.
…Зульфукар оказался неправ: когда на столе появился горячий хинкал — чесночный суп с томатами и огромными клёцками, — а рядом мясо, ребята быстро позабыли о щедром угощении у Алиева и стали усердно прихлёбывать суп, макая в него куски баранины.
Вдруг Омар чуть не подавился. Его друзьям грозило то же самое, если б и они в этот момент набрали полный рот хинкала. Потому что совсем рядом, чуть не под окном, раздался громкий противный павлиний крик.
— Они сюда пришли! — закричал Абдулла. — Ребята, бежим! Дядя Даай, помогите!
— Постойте, — сказал Даай и улыбнулся в бороду. — Никуда не торопитесь. Они не уйдут.
— Почему? — спросил Омар, когда проглотил, наконец, кусок.
— Они давно у меня живут, — сказал Даай. — Если бы я знал раньше про то, что вы рассказали…
— Значит, можно взять? — спросил Серёжа.
А Зульфукар просто сказал:
— В Африке гориллы, в Африке слоны.
— Да-а, — сказал Омар. — А как мы возьмём? Под мышку, что ли?
— Я вам пришлю, — сказал Даай.
— Нет уж, знаем! — сказал Абдулла.
— Слово горца — привезу! — сказал Даай. — И в аптеку жаловаться не придётся. А теперь вот что… — Он посмотрел на часы. — Я ухожу в аул: поговорю с председателем, чтоб машину завтра дал, и телеграмму пошлю в город. Срочную. Давайте чей-нибудь адрес… Какую? Такую: «Серёжа Омар Зульфукар Абдулла ночуют колхозе не беспокойтесь завтра приедут павлинами». Ясно? Можете пока приёмник включить.
И он ушёл.
— Дома не поймут, — сказал Омар, — какими павлинами.
— Ничего, — сказал Зульфукар. — Когда на машине приедем да привезём, сразу поймут. Хуннинга?мия ланцетная.
— Хулиганил, — сказал Омар.
— Чего смеётесь? — ответил Зульфукар. — Думаете, это так, чепуха какая-нибудь или ругательство? Это ёлка в Ботаническом саду, в Батуми. Мне отец рассказывал…
Когда лесник Даай вернулся из аула, по радио передавали концерт по заявкам моряков, а ребята спали.
Марсиёнок
Шла пятая репетиция сценки из жизни на Марсе. Марсианин Витька говорил марсианке Алле, что ему неправильно поставили двойку по марсианскому. Потом вбегал марсианин Калугин и сообщал, что к ним в гости прилетели земляне. Гости сразу же появлялись с песней: «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы», и все начинали знакомиться и танцевать. Марсиане рассказывали людям, что у них тут очень холодно, потому что они старше Земли и давно остыли, но они не унывают. Человек Петька спрашивал, растут ли на Марсе овощи, и показывал изумлённым марсианам картошку и морковь с лагерного огорода. И тогда все пели песню про картошку, которая объеденье.
Артисты играли уже в костюмах — в шлемах и в длинных, подпоясанных балахонах из матрацных мешков с буквами «М» и «3». И когда земляне поворачивались спиной, они были похожи на футболистов, выступающих под номером третьим.
— У нас тут очень много каналов, — говорила марсианка Алла, — мы по ним ездим в школу и в кино. Завтра мы устроим для вас прогулку по каналу на теплоходе «Марс».
Потом марсианин Калугин начал читать приветственные стихи:
Мы, ребята-марсиата,
Рады видеть вас, друзья!
Эта… эти… это…
— Памятная дата, — тихо подсказала вожатая Вера.
— Это памятная дата, — повторил марсианин Калугин. — Это памятная дата…
Но четвёртую строчку он всё равно забыл.
— Всё время так! — крикнул марсианин Витька. — Он нарочно, я знаю! Потому что стихи придумал я.
— Мы же условились, — сказала вожатая Вера, — что пьесу придумывали все вместе. Никаких «ты» и «я».
— А чего же он? — сказал Витька. — Я ведь не забываю, что другие придумали…
— В школе я хорошо запоминаю, — сказал Калугин. — А тут… Стихи такие — никак не запомнишь.
— Не стихи, а артист! — крикнул Витька. — Гнать таких артистов надо!
— Ты тоже из себя не строй… марсианского поэта, — сказал Калугин. — Видали мы.
— Перестаньте, — сказала Вера. — Продолжаем репетицию.
— Да… чего он? — сказал Витька. — Думаете, я не умею? И лучше умею.
— Поехали дальше! — крикнул Петька и снял шлем, потому что очень жарко летом быть космонавтом.
— Объявления ты писать умеешь, — сказал Калугин. — Это действительно… «Сегодня в столовой шахматный турнир…» А больше ничего не умеешь…
— Перестаньте, — сказала Вера.
— Зря ты это, Калугин, — сказала Алла и тоже сняла свой марсианский шлем. — Я недавно читала… знаешь, какие стихи он написал. Мне Марина показывала…
— Это не я писал! — крикнул Витька и почувствовал, что краснеет под своим марсианским шлемом, как самый обыкновенный человек.
— Нет, ты, — сказала Алла. — Я сама видела. Мне Марина…
— Он в неё влюблён, — сказал Калугин.
— Перестаньте, — сказала Вера. — В вашем классе ещё не влюбляются.
— А с какого класса можно? — Это Петька спросил.
— Марсианский жених! — закричал Калугин.
А Витька подскочил к нему и стукнул по марсианскому шлему.
— Немедленно прекратите! — сказала Вера. — Витя, ты себя не умеешь вести. Я жалею, что включила тебя в список участников…
— Ну и не надо мне вашего списка! — сказал Витя. — И вообще не надо…
Он повернулся и пошёл.
— Ты куда? — крикнул ему Петька.
— Витя, вернись! — Это голос Веры.
— Витя! Ты что? — Это Алла кричит.
И тогда Витька побежал. Как был, в костюме. Он выбежал за калитку, в поле, обогнул овраг. Бежал сначала быстро, потом уже совсем медленно.
«Посмотрим, как без меня сыграют, — думал он. — Дразнятся ещё… Зачем всем показывать? Если тебе написали, ну и читай сама. А Калугину больше всех надо… И Петьке тоже. Сям он жених…»
Защипало глаза, и в шлеме стало очень жарко. Витька откинул его и продолжал идти. Вот и роща. Он нырнул в кусты и почувствовал облегчение — раньше ему казалось, что в спину всё время смотрят.
«Увидим ещё!» — повторял он про себя и всё шёл и шёл, отгибая ветви, поддевая ногами шишки и сухие сучья.
Потом он вспомнил свои стихи про ребят-марсиат:
Мы, ребята-марсиата,
Рады видеть вас, друзья!
Это памятная дата —
Позабыть её нельзя…
Совсем неплохие!.. «Памятная дата» — очень красиво. И рифма есть. Чего им ещё?.. Интересно, а почему говорят «марсианин»?.. Москва — москвич, Тула — туляк… Значит, можно «марсиак»?.. Одессит — марсит… А как, если из Орла? Орлец? Или орлист?..
Последние вопросы он решал, уже сидя в траве под кустом орешника. А потом и вовсе лёг — трава такая мягкая, даже спать захотелось.
Всё время мешали какие-то маленькие мухи — жужжали, лезли в лицо, кусались.
Витька натянул на голову шлем. Стало душно, зато тихо и спокойно. Никаких мух. Никто не мешает думать…
Он проснулся, потому что рядом разговаривали. Ещё до того как открыть глаза, он услышал тонкий голосок:
— Ой, Мить, гляди, какое лежит!
«Какое? — подумал Витька. — Может, я лёг рядом с чем-нибудь таким?..»
Но подниматься было лень. Он открыл глаза. Неподалёку стояли пять ребят, один другого меньше: самый старший — хорошо, если в третий класс перешёл.
— Это человек? — спросил мальчик с палкой в руке.
— А оно живое? — спросил тонкий голос.
— Боюсь, — сказал самый младший. — Укусит.
— Что это у него? — опять спросил мальчик с палкой.
Витьке стало смешно: «Чего они, в самом деле? И не похоже, что понарошку… Одурели, что ли?»
— Вроде шлем, — сказала девочка.
— Не вроде, а шлем, — сказал старший. — Видишь, прутья торчат? Это антенна. Как в приёмнике, я знаю.
Тут Витька вспомнил, что на нём ведь марсианский костюм.
Ему стало смешно. Он пошевелился, поджал под себя ноги, чтоб не вылезали сандалии, и откашлялся.
— Слышите? Кашляет, — сказала девочка.
— Может, он правда откуда-нибудь? — сказал старший. — Прилетел, и всё…
— Спросим? — сказал мальчик с палкой.
— Ты откуда? — спросила девочка.
Витька втянул нижнюю губу, чтобы голос был почудней, и сказал:
— Марс.
— Ребята, слышите, что говорит? — крикнула девочка. — Я в правление пойду.
— Подожди, — сказал тот, что с палкой. — Надо всё узнать.
— Он не укусит? — опять спросил самый младший.
— А… вы?.. — Старший не знал, что сказать. — Почему вы маленький?
— Марсиёнок, — сказал Витька тем же способом.
— Он разве по-русски знает? — спросила девочка, и Витька понял, что чуть не выдал себя.
— Знаешь по-нашему? — спросил Витьку тот, что с палкой. Он решил перейти на «ты».
И тут Витька вспомнил очень простой язык, на котором они разговаривали с Севой, когда хотели, чтоб никто не разобрал. Нужно только после каждого слога прибавлять «то», или «те», или «ти». И всё. Очень просто.
Витька сказал:
— Яте житевуте в латегетерете. Потенятелите?
— Слышите? — сказала девочка. — Побежать в правление?
— А города? там есть? — спросил мальчик с палкой.
— Какте жете, отеченьте мнотеготе, — ответил Витька. И, совсем осмелев, добавил: — Мотесквате.
— Это такой город, да? — сказала девочка. — Наверно, столица.
Витька уже вошёл в роль.
— Всете выте дутератеките, — сказал он. — Нитекатекойте яте нете мартеситеётенокти…
— Что-то про ногти говорит, — сказала девочка. — Побежать?
— Погоди, — сказал старший.
Он хмурился всё больше, и когда Витька опять начал своё: «Здотеротевоте яте…» — старший мальчик вдруг крикнул:
— Встатевайте, бросьте тыте!.. Подумаешь, мы тоже так в классе говорим, только другие буквы прибавляем. Умный какой. Вставай, а то…
— Но-но, — сказал Витька. — Что «а то»?
Он снял шлем, встал и вдохнул свежий воздух.
Девочка ойкнула, а самый маленький почему-то заплакал.
— Не догадались ведь сперва? Пять минут верили? Что?
— Две минуты, — сказал мальчик с палкой.
— Три-то было. Точно, — сказал Витька. — Пока.
Он подобрал полы своего матрацного мешка и пошёл обратно.
Он быстро шёл в лагерь, размахивая шлемом, и думал, что пусть хоть одну минуту, но был настоящим марсиёнком… А кому ещё из ребят приходилось?
И ему стало легче: он уже не чувствовал обиды и был готов простить Калугина и даже выступать с ним в концерте.
«2 Димка 2»
У них был не дом, а проходной двор. Так говорила соседка слева, а соседка справа была с ней совершенно согласна. В самом деле: что ни месяц — гости из разных городов; что ни день — знакомые; что ни час — к телефону зови!.. Когда они только своими делами занимаются? И Димку воспитывают?! А парень совсем одичал. Как Тарзан какой-нибудь или этот… Маугли, не приведи господь… И сидят, и говорят, и говорят… А кастрюли немытые… Мусор выносить чья очередь?.. И ребёнку спать давно пора…
Я часто бываю у Димкиных родителей и всегда кого-нибудь застаю: то дядю Мишу из Харькова, то дядю Лёшу из Благовещенска, то тётю Риту из Мелитополя, то дядю Вазгена из Еревана… А уж о местных гостях и говорить нечего. Хорошо ещё, они ночевать не просятся. Хотя это как сказать — только позавчера я сам оставался: не хотелось по морозу домой идти. Да и поздно было.
Думаете, все эти дяди и тёти Димкины родственники? Ничего подобного. С дядей Мишей Димкин папа воевал, с дядей Лёшей работал; тётя Рита и Димкина мама учились вместе, а дядя Вазген — хороший друг Николая Сергеевича, того самого, с которым дядю Володю познакомила тётя Зейнаб, когда ездила с ними в геологическую экспедицию. Дядя Володя же… Впрочем, хватит, я уже сам запутался.
Как-то мне пришлось прыгать по их дому, словно кузнечику, потому что у них жил в это время дядя Сеня из Челябинска. Он приехал показывать свой проект, и половина чертежей лежала на полу, а Димкина мама ползала по ним и помогала вычерчивать какие-то линии…
А в другой раз я пробирался по их комнате, как через лабиринт. В ней наставили столько мебели, что мы не видели друг друга и только аукались, словно в лесу. Это тётя Ксана из Арзамаса купила два шкафа, стулья и диван для своей новой квартиры. Они около месяца простояли тут, и Димка приглашал ребят играть в прятки.
Недавно Димкина мама сказала папе:
— Подумай только: Веру посылают на курсы, у Андрея работы невпроворот, да ещё командировка предстоит… Я думаю взять на время их парня. Где один, там и два.
— Конечно, если во всей Полтаве некому… — сказал папа.
— Правильно, — согласилась мама.
И она поехала в Полтаву и привезла оттуда, мальчишку.
— Тебе сколько лет? — спросил его Димка, когда вернулся из школы.
— Три, — сказал гость.
— А как звать?
— Димка.
— Димка-невидимка, — сказала мама.
— Димка-невредимка, — сказал папа.
— Невредимка, — повторил гость.
Так он и остался «невредимкой», чтобы не путать с Димкой-старшим.
— Кинокартина такая была, — сказала мама. — «2 Бульди 2». Про артистов цирка. А у нас — «2 Димка 2».
— Чем не цирк? — сказал папа.
Потому что целые дни Димка и Невредимка кувыркались на тахте, кидались подушками, рычали друг на друга и даже лаяли.
— Утихомирился бы хоть ты, — говорил Димке папа. — Большой, кажется… Скоро в пятый перейдёшь…
— Если переведут, — говорила мама. — Он совершенно не умеет ставить вопросы к задачкам.
— Задачкам, дачкам, тачкам, качкам, — сказал Димка.
Он схватил за плечи Невредимку и начал его трясти и приговаривать:
— Это качка на море, это мачка на коре!..
— Хватит, хватит!.. Какой он смелый, — сказала мама про Невредимку, — ничего не боится.
Да, Невредимка был смельчак. Ему ничего не стоило на одной ноге прыгнуть со стула на тахту, потянуть за хвост любую собаку во дворе или проехаться по коридору на соседкином венике…
Но про Димку, к сожалению, этого не скажешь. Не был он смелым — Димка. Даже во сне он всё больше видел страшное. И чаще всего пустую тёмную комнату, а в углу что-то серое. Оно чётко выделялось на чёрном фоне, — так иногда на ночном небе бывают видны дымчатые тучи. Потом это серое начинало шевелиться и приближалось к Димке, а он вскрикивал и просыпался. Или во сне старался изо всех сил переменить этот сон на другой.
А наяву было ещё хуже. Димка боялся Тошку, потому что тот умел здорово дразнить. Как начнёт, как начнёт: «Толстый Дим тире жиртрест занимал всегда пять мест…» Или что-нибудь ещё. Лучше бы Димку стукнули, а не дразнили. Но когда его стукали, он тоже не умел как следует ответить — начинал без толку размахивать руками, бледнел и так злился, что забывал, куда нужно ударить и что сказать… Не знаю, бывает с вами такое, а с Димкой очень часто.