— Бежать, — ответил шейх. — Мой дом обречен на гибель. Но у меня много других домов… Мы удалимся отсюда на ту территорию, где итальянцы уже справились с турецким сопротивлением.
— А как же мы сможем убежать, господин?
— Через подземелье, в котором спрятаны итальянцы. Там есть потайной ход, который выводит в пустыню в окрестностях марабута.[2] Но раньше, чем бежать, надо приготовиться к бегству. Тащи сюда оружие, патроны, припасы.
Тайара не пришлось понукать: через минуту старый шейх спустился в подземелье, неся с собою четыре магазинных винтовки с достаточным количеством патронов и пару мешков с припасами. В двух словах он объяснил критическое положение дел беглецам и предложил им попытать счастья в новом бегстве.
— А ты, благородный хозяин наш, что ты будешь делать? — осведомился Руджеро Дориа.
— Я бегу с вами! — ответил Иза-эль-Магри. — Мне нечего больше тут делать. Я потерял надежду отыскать то, что мне дороже всего в жизни, — мою загадочно исчезнувшую дочь.
— Марику? — воскликнул лейтенант.
— Да, Марику, — ответил удивленный старик. — Откуда ты знаешь имя моей несчастной дочери?
— Я знаю не только ее имя, я знаю, кто ее похитил, — сказал взволнованный офицер. — Слушай, что я знаю! — И он рассказал, что узнал из разговоров арабов об участи Марики.
— Так она в руках у Осман-паши? — застонал старый шейх. — О, Аллах, Аллах. Когда же преисполнится мера долготерпения твоего, и когда покараешь ты этих гиен, называющих себя турками?! Но нам надо бежать, бежать! Теперь, когда я знаю, куда исчезла моя дочь, вновь возродилась надежда моя. Я богат. Вы влиятельны. Я помогу вам спастись, вы поможете мне вырвать мою дочь из когтей Османа-паши. Союз на жизнь и на смерть предлагаю я вам!
— Союз на жизнь и на смерть! — откликнулся живо офицер.
Перед бегством старый шейх переоделся: он сбросил с себя арабский костюм, рассчитанный на спокойные, медленные движения, и надел черный сюртук, а на голову — красную феску. В таком виде он походил на турецкого комиссариатского чиновника…
Подземелье, в котором прятались беглецы, имело немало тайников. Одним из них был длинный подземный путь, которым и воспользовались пятеро беглецов. Заканчивалось это подземелье почти на границе между оазисами Рамла и Храра, или Грара, в нескольких сотнях саженей от полуразрушенного «марабута», или могилы одного из бесчисленных турецких святых.
Выход из подземелья находился в маленькой рощице и был скрыт каменною глыбою, которая, однако, отодвигалась без особенного труда.
Выбравшись из подземелья на свет Божий, беглецы вздохнули свободнее. Неразлучные друзья-солдаты немедленно стали препираться.
— Ну, толстяк, — сказал один из них другому, — молись Мадонне. Я думал, что тебе с твоим брюхом не протискаться по подземелью.
— Молись и ты, длинноногий, — огрызнулся второй. — А я думал, что ты себе ходули там переломаешь.
В это время Тайар Ассиф, замешкавшийся позади, испуганно вскрикнул:
— Нас заметили. Нас преследуют!
В самом деле, вокруг беглецов стали свистеть пули, а потом донеслись и звуки далеких выстрелов: бедуины сторожили все окрестности и теперь осыпали беглецов выстрелами.
— Куда деваться? — тревожно осведомился Дориа.
— В строение марабута, — ответил, оглядываясь, шейх. — Оно занимает вершину холма, господствует над окрестностями, и, засев там, мы будем в сравнительной безопасности.
— Да, конечно, — отозвался озабоченно лейтенант. — Но хорошо, если само здание марабута не занято? А если….
И словно в ответ на его вопрос группа вооруженных людей в белых бурнусах выскочила из дверей марабута навстречу беглецам.
— Береги брюхо, толстяк!
— Береги ноги, тонконожка!
Препирающиеся солдаты вскинули ружья. Тайар и шейх последовали их примеру. Четыре выстрела — и четверо из нападающих свалились в траву у марабута.
Откуда-то сбоку послышался яростный крик: трое арабов с ятаганами сослепу мчались на беглецов.
Солдаты были заняты тем, что стреляли по обитателям марабута. Ружье Тайара закапризничало. Но лейтенант Дориа держался начеку. Хладнокровно измерив глазом расстояние, отделявшее его от группы новых врагов, он поднял полученный им в подарок от шейха великолепный маузер.
— Бах-бах-бабах…
Словно ветром сдуло всех троих арабов…
— К марабуту! Целься спокойнее! — приказал офицер заторопившимся солдатам. — Не допускайте врагов запрятаться в самом здании.
— Не допустим! — отозвались в один голос солдаты.
Обитатели марабута, встретивши жестокий отпор, торопились убраться под прикрытием стен. Но теперь им приходилось не сбегать вниз, а подниматься по довольно крутым склонам холма. И их белые фигуры четко вырисовывались на склоне этого холма, на фоне зелени, представляя великолепную мишень.
Один за другим гремели выстрелы из ружей берсальеров. Одна за другою падали белые фигуры и оставались там, где упали…
Двое арабов ухитрились, прыгая, как зайцы, добраться почти до порога спасительной двери. Но когда они готовились нырнуть уже внутрь марабута, берсальеры меткими выстрелами уложили и их.
— А ты недурно стреляешь, толстяк! — сказал его товарищ.
— Не хуже тебя, длинноногий! — огрызнулся толстяк.
Минуту спустя беглецы пробежали по холму и очутились внутри марабута. Очень быстро они забаррикадировали массивную дверь всем, что подвернулось под руку, и разместились в здании марабута, как в крепости.
Окна марабута, а еще более обильные щели в его старых стенах представляли прекрасные бойницы. Пользуясь ими, беглецы дружным огнем отогнали приближавшихся к марабуту бедуинов.
Осмотрев внутренние помещения марабута, Руджеро Дориа сказал старому шейху:
— Не знаю, как мы будем выбираться отсюда, — но продержаться здесь мы можем достаточно долго, если только арабы не раздобудут у своих приятелей-турок парочку пушек…
На самом деле, марабут давал надежное прикрытие… укрывшимся в нем людям. Относительно припасов и воды тоже можно было не беспокоиться: бедуины, занимавшие марабут, натащили сюда достаточно сухарей, маисовой муки и сушеных фиников, а в углу стояло два огромных кувшина со свежею водою.
Сам марабут представлял собою здание в несколько помещений. Тайар Ассиф занялся обследованием этого здания и через четверть часа прибежал, испуганный, с докладом шейху:
— О господин! Здесь, в подземелье, есть кто-то. Это пленник бедуинов. Он страшно стонет!
Руджеро заинтересовался. Весь гарнизон, пользуясь перерывом в военных действиях, спустился в подземелье марабута, и там, при слабом и неверном свете, проникавшем в какую-то щель в стене, пришельцы увидели распростертую на полу женскую фигуру. Женщина слабо стонала.
Мгновенно солдаты разрезали веревки, которыми она была связана. Шейх бережно снял с ее головы закутывавшую ее лицо ткань и вскрикнул душераздирающим голосом:
— Аллах милосердный! Это Марика! Это моя дочь, Марика. Очнись, родная! Это я. Это твой отец. Очнись же, дорогая моя!
Но оставим на некоторое время наших героев и обратим взор в другую сторону.
Как раз в то время, когда беглецы занимали марабут, на море, возле мыса Аджезира, разыгрывалась трагическая сцена: итальянский миноносец, назначенный для преследования сильно развитой контрабанды оружия, обследовал берега. Была буря. Суденышку приходилось держаться крайне осторожно, потому что место было весьма опасное: оно изобиловало отмелями и быстрыми течениями.
Приближаясь к мысу Аджезира, миноносец заметил быстро уплывавшую одномачтовую барку, показавшуюся подозрительной, и принялся ее преследовать. Преследование оказалось нелегким: барка была мелкосидящим судном и смело ныряла в тех водах, куда глубокосидящая миноносец заходить не смел. Поэтому барке удавалось довольно долго уходить от преследователя. Смело приблизившись к отлогому берегу, барка стала выбрасывать в воду многочисленные ящики и бочонки. Это был привезенный из Египта богатым торговцем Мукдаром-эль-Гамма и его сыном Мизрою контрабандный груз сабель, штыков, ружей, револьверов и патронов, предназначенный для арабо-турецких сил Киренаики и Триполитании.
Когда трюм барки был опорожнен, миноносец, приблизившийся на пушечный выстрел, послал в барку гранату. Снаряд не попал в суденышко, но взрыв гранаты вызвал огромную волну, которая опрокинула барку. Увидя, что барка тонет, миноносец ушел.
Экипаж под руководством капитана и владельца затонувшей барки принялся вытаскивать выброшенный в воду груз, что требовало немало труда, но не представляло особых затруднений. В каких-нибудь два или три часа все сплошь ящики, и бочонки, и бочки были вытащены благополучно на берег.
Мукдар-эль-Гамма послал двух человек из экипажа на побережье — известить шейха Каждара, одного из соратников младотурок, о том, что он, Мукдар-Эль-Гамма, благополучно доставил военный груз и что Каждар может явиться за получением.
В ожидании Каждара старик-контрабандист уселся на одном из ящиков с револьверами и ворчливо выговаривал Мизре за то, что тот не принял должного участия в спасении груза.
— Чем у тебя голова набита? — ворчал старик сердито. — Чем твои мысли заняты? Ты совсем как сонный, или как пьяный гяур бродишь, с тех пор как побывал в гостях у моего двоюродного брата Изы-эль-Магри да насмотрелся на эту куклу, его дочку, которая, позабыв законы благоприличия, ходит с открытым лицом и одевается, как кяфирка…
Лицо молодого контрабандиста густо покраснело. Не замечая этого, старик продолжал:
— Иза-эль-Магри тянется к гяурам… Не одобряю. Во-первых, у всех гяуров Аллах разум отнял, превратив их в идиотов. Во-вторых, все они развратны. В-третьих, все они бесчестны. Знаешь ли ты хоть одного гяура, который умел бы честно держать данное слово? То-то и есть… Нет, я араб и арабом умру. И если иногда мне приходится иметь дело с гяурами, то я берусь за это дело с истинным отвращением: только для того, чтобы обмануть гяуров. Потому что они — враги ислама… Но иметь серьезные дела я предпочитаю только с единоверцами. Например, с достопочтенным шейхом Каждаром… Да вот, кстати, и он. Бери всегда пример с него, сын мой! Это великий человек и верный мусульманин…
В самом деле, к берегу прибыл большой отряд бедуинов, во главе которых был шейх Каждар.
Увидев груду ящиков и бочонков на берегу, Каждар увидел и полузатонувшую барку.
— Ну, что ты привез сегодня? — обратился он к контрабандисту. — Не этот ли хлам?
И он показал в сторону ящиков и бочонков. Мукдар вспыхнул:
— Хорош хлам! — закричал он. — Я заплатил за него двадцать тысяч франков. И если ты, шейх, не дашь мне за него тридцати тысяч, я…
— Что ты сделаешь с ним? — иронически улыбаясь, осведомился Каждар.
— Я погружу его обратно на борт моей барки и…
— А где твоя барка? — полюбопытствовал Каждар. — Кажется, она немножко напилась воды и легла отдохнуть. Но покажи, что ты привез. Эй, слуги! Разбивайте ящики.
Слуги принялись разбивать ящики и извлекать оттуда ружья, револьверы, штыки и сабли.
— Где ты достал все это ржавое железо? — полюбопытствовал Каждар.
— Что? Ты называешь этот драгоценный товар ржавым железом? — чуть не задохнулся контрабандист. — Аллах! И у тебя не отвалится язык…
— Смотри, чтобы у тебя не отвалилась голова! — прикрикнул на него Каждар. — Говори, сколько ты хочешь за этот мокрый хлам.
— Тридцать тысяч. Да еще, как условлено, за потерю моей барки десять тысяч. Всего сорок тысяч.
— Чего — сорок тысяч?
— Франков!
— А не хочешь ли сорок тысяч палочных ударов, старый мошенник? Сорок тысяч франков за железный лом?! Хочешь, бери за все пятнадцать тысяч. А нет…
— Сорок, и ни сантима меньше.
— Сейчас! Получи задаток.
И Каждар неожиданно выстрелил из револьвера чуть не в упор в контрабандиста. Пуля пронеслась мимо, но испуг свалил торговца с ног. Покуда он барахтался, слуги Каждара с поразительной быстротой стали утаскивать с места спора привезенное оружие и припасы.
— Разбой! — вопил вне себя ограбленный контрабандист. — Аллах! Грабеж! Обман!
Экипаж потонувшей барки попытался было оказать грабителям сопротивление, защищая добро своего капитана. Но нескольких выстрелов, пушенных в воздух, оказалось достаточно, чтобы разогнать их. Через полчаса весь груз, привезенный контрабандистами, был унесен. Экипаж барки присоединился к грабителям. На опустевшем берегу валялись только разбитые доски ящиков и бочонков. Волны играли затонувшею баркою. Мукдар-эль-Гамма и его сын Мизра бродили среди обломков. Мукдар сыпал проклятья на голову разбойника и грабителя Каждара и бормотал:
— Лучше с самым плохим кяфиром дело иметь, чем с этими собаками!
— Пойдем, отец! — потянул его за рукав Мизра.
И они побрели по берегу…
Глава V. Контрабандисты
Ограбленному контрабандисту Мукдару-эль-Гамма и его сыну Мизре посчастливилось: они благополучно добрались до арабо-турецкого лагеря и были радушно приняты командовавшим соединенными войсками этого района турецким генералом Османом-пашою.
Узнав о грабеже, произведенном шейхом Каждаром, Осман вспылил не на шутку: он ценил услуги, которые оказывал ему смелый контрабандист, столько раз из-за доставки оружия из Египта рисковавший собственною жизнью.
— Да, вот как поступают арабские шейхи! — кричал вне себя Осман-паша. — Изволь тут бороться с итальянцами! Одни тянут к итальянцам и готовы хоть сейчас присягнуть им на верность, другие разбойничают и грабят верных турецкому знамени людей. Все рушится, все падает… Наше дело, кажется, проиграно безнадежно…
Немного успокоившись, паша обратился к гостям со словами:
— Дело с Каждаром я улажу! Наказать его я не могу: он может из-за обиды сейчас же перейти на сторону руми…[3] Но плату свою вы получите полностью: наши друзья-немцы щедро снабжают нас деньгами для борьбы с проклятыми руми… Но и вы, друзья, должны оказать мне посильную помощь в одном очень для меня важном деле. Вы ведь ближайшие родственники шейха Изы-эль-Магри?
— Я его двоюродный брат, — поторопился заявить контрабандист.
— Иза пользуется большою популярностью. На его стороне многие поселки. Население этих поселков все перейдет к итальянцам, если Иза перейдет в их лагерь. Я мог бы арестовать Изу, который питает симпатии к завоевателям, но это может привести к потере нескольких племен. Поэтому Изу надо удержать во что бы то ни стало у вас — но не силою, а уговорами. Я и то пустил в ход одно достаточно рискованное средство: приказал верным агентам похитить дочь Изы, Марику. Она в моих руках…
— Марика в твоих руках? — вскочил, сверкая глазами, Мизра.
— Да. Что с тобою? Успокойся! Я не намерен причинять зла девушке. Просто она играет роль заложницы. Ее плен обеспечивает верность ее отца. Из-за похищенной девушки колеблющиеся племена не отпадут… Держа в своих руках Марику, я могу воздействовать на Изу: он за освобождение дочери согласится дать клятву верности. Это все, что мне надо… Но нужны еще посредники для переговоров с упрямцем. Вы, как родственники, можете отправиться к Изе и убедить его, что в его же расчетах примкнуть к нам.
— А что я получу за это? — заинтересовался старый контрабандист.
Осман бросил на него гневный взгляд, но потом улыбнулся.
— Я уже гарантировал тебе, о друг, платеж за привезенный тобою товар. Кроме того, не хочешь ли еще вот что: у Изы — красавица дочь. У тебя — молодец сын. Мы уговорим Изу отдать Марику в жены твоему сыну. Иза сказочно богат…
— Аллах! О Аллах! — закричал вне себя Мизра. — Отец, я душу готовь отдать за обладание этою девушкою.
— Вот еще — нашел добро! — ворчал Мукдар. — Похожа не на мусульманку, а на кяфирку. Ходить с открытым лицом. Показывается мужчинам.
— Я запру ее в свой гарем! — пылко проговорил Мизра. — Я никому не позволю глядеть на нее, мою ясную звездочку, мою газель…
А Осман засмеялся, потом сказал:
— Ну ладно! Вы — мои гости. Отдохните у меня, потом вы можете отправиться к вашим родственникам. Заявите Изе, что Марика в моих руках, но что как только он даст клятву — я верну ее ему. А теперь идите, отдыхайте. Да будет мир с вами!