Вскоре вокруг дерева возникли дети-наблюдатели, для которых явление белого мистера было сродни чуду, а белый мистер, выросший вместо плода на дереве — чудо вдвойне. Когда их накопилось много, мы покинули дерево и детей и перебрались на другую позицию ещё южнее. И здесь вокруг нас скопилась изрядная тусовка ребят, а более взрослые люди, выглядывающие из ворот домов, видя "умирающих на песке" белых мистеров, организовали нам прямо на трассе еду и чай. Зазывали и в гости, но мы не пошли.
Наконец появилась машина, которая, распространяя повсюду запах тухлой гуавы (порода груши), увезла нас из этого гостеприимного местечка в очередной посёлок Хайбар. Вообще здесь, в Судане, южнее Абри, вдоль Нила с обоих сторон шли бесконечные финиковые пальмы, а параллельно им, на обеих берегах, шла непрерывная деревня глиняных прямоугольных домов, которые, то сгущаясь, то разрежаясь, тянулись до самого Хартума. И с обоих сторон вдоль Нила существовали дороги, точнее, направления в пустыне, которые то сгущались в подобия трассы, то опять рассасывались по пустыне, то превращались в некое подобие улиц очередного посёлка, который являл собой лишь сгущение домов, машин и дорог, и больше ничего.
Итак, наше очередное сгущение цивилизации называлось Хайбар. Машина с тухлым запахом сказала, что дальше она не едет, но завтра, если мы имеем 10000 фунтов, она отвезёт нас в Донголу. Мы поблагодарили за предложение и направились искать ночлег.
Поиск ночлега был здесь несложен. Стоило нам только неспешным шагом пройти несколько десятков метров вдоль вечерних домиков Хайбара, как мы были зазваны на ночлег (и не сопротивлялись). Нам вынесли кровати из двора прямо на улицу, где мы и возлегли среди пальм. На третьей кровати возлёг некий суданец, для услады нашего слуха раскопавший где-то радиоприёмник на батарейках. Суданец уснул, а радио играло пол-ночи разные иноземные песни, пока батарейки не сели и посёлок погрузился в тишину. Нарушали оную тишину лишь звуки нашего с Гришей чесания, потому что пару суток назад, в мечети города Абри, нас жестоко искусали муравьи.
2 сентября, суббота. Деньгопрос под Донголою и пятилетие АВП
Утром хозяин замолкшего радиоприёмника унёс в дом его, себя и кровать, а мы остались на улице; но когда солнце ещё чуть-чуть поднялось, и мы убежали в дом. Гриша Кубатьян некстати начал чиниться и всё утро чинил рюкзак, купленный им в Каире. Дело в том, что Гришу преследовали проблемы с рюкзаками. Выезжая из Питера, он приобрёл некий рюкзак, который ему разрекламировали, но он пришёл в негодность уже в Иордании. В Каире Гриша купил другой рюкзак, но и он, несмотря на внешне цивильный вид, начал рваться через несколько дней. Вывод простой — не берите в дальний путь новые, неопробованные вещи.
Пока Гриша был занят ремонтом, по дороге прополз утренний суданский автобус, и мы упустили его, хотя шёл он очень медленно и даже стоял в деревне некоторое время. Но вскоре за ним показался второй автобус на Донголу, и мы едва успели пересечься с ним. Жители деревни всем миром провожали нас на сей траспорт, приговаривая: без денег, no money, ля гуруш, мафи фулюс и т. п.
Пока мы ехали — а ехали мы эти сто километров часов пять, подпрыгивая на ухабах на крыше сего автобуса, опасаясь за наши помятые рюкзаки и содержимое их (бедный фотоаппарат «Зенит»! он как раз был в рюкзаке), — пока ехали, на крыше возник билетёр. Все жители деревни, провожавшие нас, говорили, что автобус будет бесплатным, но билетёр не знал о том, а сами предупреждать мы сперва поленились, а теперь уже было поздно. Итак, билетёр, не ведая о бесплатности своего автобуса, захотел с нас 10.000 фунтов (четыре доллара), не помню уже, за одного или за двоих. Мы попросили билетёра подождать, и, пока он обилечивал других пассажиров, погрузились в спор. Я предложил заплатить эти несколько долларов, а Гриша категорически отказывался.
— Мы можем потратить эти деньги на что-нибудь более полезное, — говорил он.
— А что может быть полезнее? Здесь такая добрая страна, все нас кормят, подвозят, никто денег не просил; давай просто скинемся и подарим ему по паре долларов! У нас же сейчас денег больше, чем у всех пассажиров автобуса, вместе взятых! — говорил я. — Надо подарить!
— Нет, я уже в этой поездке подарил десять долларов, — отмазывался Гриша.
Дело в том, что в Стамбуле к нему пристали люди, сказавшиеся представителями русской мафии, и предложили поделиться деньгами; так Гриша обеднел на $10.
— Ну вот, плохим людям подарил $10, а хорошим не хочешь дать и меньшей суммы, — удивился я и подготовил для билетёра 3 доллара и 150 билетов МММ. Гриша же счёл бесплатность основным принципом путешествия и уклонился от пожертвования.
…Спустя некоторое долгое, жаркое и пыльное время мы слезли с раскалённой крыши автобуса на окраине Донголы (выдав билетёру вышеуказанную сумму денег). Пошли в город; на нашем пути лежала какая-то фабрика.
Первый же человек, увиденный нами в Донголе, сторож этой фабрики, предложил нам сперва воды, затем — поесть, затем — помыться (на фабрике имелся душ, причём с прозрачной, а не чёрной нильской водой); затем вышел начальник, мистер Мохамед, и предложил нам оставаться на фабрике гостить. От последнего предложения мы отказались, но предыдущие три были очень кстати.
Когда мы пришли на городской базар, мы решили разменять СКВ, так как с самого дня въезда в Судан мы жили "в коммунизме": у нас не появлялось ни местных денег, ни необходимости в них. Однако никто не хотел менять наши 10 долларов. Нас послали в банк, который был сегодня, разумеется, закрыт, а толстый продавец всякой всячины подарил нам 3000 фунтов. На подаренные фунты мы купили пару манго и два стакана сока; затем попросили в подарок апельсин, получили и тут же где-то оставили его. Вскоре мы обнаружили другого весёлого продавца, который обменял-таки нам наши доллары по благотворительному курсу. Мы думали получить 20000 фунтов, а получили 25000, и Гриша даже удивился, какой резон продавцу было нам менять деньги по такому невыгодному для него и выгодному для нас курсу.
— Тут, понимаешь, совсем другие мысли, вовсе не так: «выгодно-невыгодно»! Мы подарили сегодня три доллара автобусному билетёру; нам тут же это вернулось с лихвой. Просто здесь не жадничают.
И точно, вскоре нас уже угощали чаем и горьким (от долгого хранения на жаре) печеньем… Ночевали мы в бедном доме на южной окраине Донголы. Там не было электричества и других удобств, но были вездесущие суданские кровати. Если суданцы несут нам кровать — это признак ожидающейся вписки. Скоро, подумали мы, и на позицию будут нам кровать приносить.
Сегодня, второго сентября, Академии вольных путешествий исполнилось пять лет. Юбилейный день завершился. Интересно, как отмечают его наши московские друзья? Не забыли ли они про сей великий праздник?
Также мне приходили в голову мысли о деньгопросе. Конечно, мир изобилен, и нельзя делать принципа из бесплатности своего путешествия, из того, чтобы потратить как можно меньше, а получить как можно больше. Только тот человек, который умеет просить и умеет давать, а не только делать что-то одно из этого, только такой человек достигнет успеха в этом великом путешествии, а также придёт к счастью в других делах своей жизни.
Над Донголой сгустилась ночь.
3 сентября 2000, воскресенье, очень жаркий день
Мы вышли из Донголы на юг и опять запутались в лабиринте дорог. К счастью, нас вскоре подобрала очередная «Тойота». Водитель, как оказалось, пару дней назад уже подвозил русского, в подтверждение чего показал нам адрес Кактуса, написанный его рукой. Человек сей привёз нас к себе домой и познакомил со своим отцом, который, вероятно, был удивлён столь зачастившими белыми мистерами. Отец был набожный человек и перед каждым телодвижением говорил «Бисмилла» ("Во имя Аллаха").
После плотного завтрака нам стало тяжело и жарко ходить. Почему-то на горизонте очень быстро, ровно и не пыля, проползали миражи машин, и мы решили, что там идёт асфальтовая дорога, хотя это и невозможно. Пока шли туда, вспомнили, что забыли набрать воды. Поскольку там, где изредка проползали машины, домов (и, соответственно, воды) не ожидалось, я оставил Гришу на возвышенном месте и вернулся в деревню, где зашёл в какой-то двор и напугал до истерики ребёнка лет пяти, который с рёвом и скоростью ракеты убежал в женскую половину дома. Женщины, вышедшие во двор, наполнили мне канистру, приняв меня, наверное, за водителя машины, у которой закипел мотор.
Итак, я вернулся к Грише, и мы вместе пошли на запад, туда, где асфальтовая дорога в пустыне оказалась вовсе не миражом. Оказывается, здесь уже давно строится трасса Хартум—Донгола, но построена она лишь кусками. Проходит эта трасса в стороне от Нила, от садов и деревень, прямо по пустыне. Застопили платную машину, которая и высадили нас, по нашей просьбе, там, где вдали наблюдался посёлок Хандак.
Ну и жара! Воздух раскалился градусов до сорока пяти, а рюкзак обжигал руки, как сковородка. Единственной более холодной (и мокрой) частью рюкзака была та часть, где он прислонялся к спине. Интересно, доживёт ли фотоплёнка в моём рюкзаке до Москвы или расплавится прямо в кассетах?
Мы доползли до Хандака и завалились пережидать жару под навесом местного магазинчика, закрытого на дневной перерыв.
Все жители Хандака, вероятно, дремали на своих кроватях, в тени и полумраке своих глиняных домов. Из-за жары никто по городу не ходил, и позвать нас на чай было некому.
Только когда солнце склонилось к вечеру, мы подняли свои утомлённые солнцем тела и повлачили их на южный выезд из города. Как читатель видит, мы вовсе не торопились вперёд. В Судане и путешествовать, и жить надо неторопливо, по-судански.
Вечерние люди потихоньку выползали из домов. Разноцветные тётушки, сидящие на глиняной завалинке и обсуждающие суданские неторопливые новости, предложили нам перекусить. Мы не отказывались и сели на завалинку тоже. Рядом бегали темнокожие дети и играли в футбол, обув правую ногу в носок (левая, неударная нога, для экономии носков и обуви оставалась босая); ребята постарше везли по песчаной дороге тележку с инвалидом. Нескоро мы смогли покинуть длинный и тёплый Хандак.
Дорога в следующий крупный посёлок, Голед-эль-Бахри, была опять не асфальтовая, а песчаная. Время от времени разливы нильских вод преграждали путь, и водители искали обходные пути или пускали свои машины вброд.
Голед оказался крупнее, чем Хандак. Завтра в Голеде обещался быть базарный день, и даже сейчас на базаре ночевали арбузы, некоторые другие товары и их продавцы. Арбуз, длинный и неполосатый, в точности кабачок, нам удалось получить в подарок у сонного продавца; посмотреть, как иностранцы просят и затем едят арбуз, собралось 50 человек. Пока мы шли по уже сумеречным улицам посёлка, за нами погнались шаги. Оказалось, это полицейский. Он предложил нам вернуться с ним на полицейский участок и там провериться.
Мы согласились. Полицейские долго и тщательно обыскали оба наших рюкзака, так и не обратив внимания на мою большую поясную сумку, в которой лежал фотоаппарат «Pentax» и GPS-прибор, определитель координат. Зато нашли большую пачку билетов МММ и поразились нашему богатству — они подумали, что это деньги. А у Гриши в рюкзаке нашли два фотоаппарата — мыльницу и «Смену» — и предложили ему поделиться. Но он не поддался на провокацию, сказав, что эти фотоаппараты для разных целей: это для съёмок при солнце, а это для темноты.
Полицейские предложили нам ужин и ночлег, но мы вежливо отказались — ночью или утром мог прийти ещё один полицейский начальник и нас опять бы начали обыскивать. Поэтому мы удалились от блюстителей порядка подальше и напросились на ночлег в электрифицированный богатый дом, где жила большая семья. Кровати обладали чистым бельём; в углу двора стоял телевизор; вода тоже была водопроводная, а не привозная, хотя, конечно, чёрная, как и повсюду. Пожилой глава семьи, приютивший нас, вероятно думал про себя: "Ходят тут всякие по ночам, спать им, видите ли, негде", но всё же не пренебрёг священным обычаем гостеприимства.
4 сентября 2000, понедельник. Успехи автостопа: 300 км в день!
Как только мы проснулись в богатом доме, нас быстренько выпроводили (после чая, конечно). Долго шли по посёлку на юг, ища лучшее место для автостопа. Навстречу на базар стекались ослы, верблюды, навьюченные мешками, и люди без мешков. Было ясно, что еженедельный базар — главное культурное событие в посёлке Голед-эль-Бахри.
После долгого ожидания вдали показался грузовик, который короткими перебежками приближался к нам. Проедет метров пятьдесят, остановится, подберёт кого-нибудь, потом ещё проедет метров сто, опять остановится и т. д… Когда мы его застопили, оказалось, что этот грузовик везёт мешки с финиками в Хартум.
Опять всё повторилось! Как и полтора года назад, сей грузовик с финиками провёз нас километров сто до Деббы, и мы лежали на мешках с финиками и смотрели в небо. На промежуточной обеденной стоянке в пустыне мы попросили в подарок помятые манго и съели их. Вскоре водитель разругался с хозяином харчевни, вероятно, из-за качества еды или цены её, и мы поехали продолжать обед в другом месте.
Как и в прошлом году, машина с финиками прибыла на толкучку в Деббе, где водитель занялся поиском других, платных пассажиров. Мы же поблагодарили водителя и пошли бродить по Деббе — здесь тоже был базарный день. Почему-то все продавцы мяса мечтали продать нам бараньи яйца и гордо потряхивали ими перед нами. Но вместо них мы купили два манго по 500 фунтов, ещё два получили в подарок и сели на улице разъедать их. На церемонию разъедания собралось несколько десятков зрителей, в основном детей.
Мы не хотели продолжать путь сразу напрямую в Хартум и направились в другом направлении, желая посетить интересный город Кариму, в котором находились древне пирамиды, подобные египетским, но не столь популярные среди буржуйских туристов. Чтобы попасть в Кариму, нам нужно было проехать около двухсот километров вдоль Нила, делающего здесь изгиб, достичь посёлка Мерове, а там переправиться на пароме через Нил — Карима находится на правом берегу. Можно же и не посещать Кариму, а поехать оттуда через пустыню в Атбару, откуда до Хартума будет рукой подать.
О великое счастье! Не прошло и двух часов, как нас с Гришей подобрал почти пустой кузов легковушки, водитель которой гордо называл её "Governement car" (государственная машина), до самого Мерове! Толстый водитель был в белом тонком, почти прозрачном халате, сквозь который просвечивали его белые штаны, чёрное тело и пачка денег в грудном кармане.
Вдоль Нила росли привычные финиковые пальмы, а вот по сторонам была вовсе не безжизненная пустыня, наблюдаемая нами всю последнюю неделю, а саванна с редкими кустами и деревцами. Дикие верблюды, бродившие по саванне, вытягивая шеи, как жирафы, объедали редкие листочки. Посёлки вдоль трассы были стандартные, глиняные, но дорога (она же щель между дворами) почему-то здесь была очень узкая, шириной всего в одну машину, и хорошо, что нам не попадались встречные.
Время от времени водитель подбирал и других пассажиров. Странный мужик ждал попутку на трассе, вооружившись тремя огромными мешками стеклянных бутылок (ехал, что ли, стеклотару сдавать?). Причём часть бутылок была с очень старыми, облезлыми этикетками от древних импортных вин, которых в Судане не продавали с 1989 года, когда ввели законы шариата и все вина и коньяки в стране сгребли и выбросили в Нил. На ухабах и кочках мужик вцепился в свои драгоценные мешки, но тщетно: не меньше трети стеклянного добра по дороге было безжалостно разбито! Мужик так расстроился, что вскоре вышел из машины и выгрузил на землю мешки с бутылками, бережно, как своих детей.
В другом месте в кузов подсели три тётки, и когда машина разогналась, они с визгом вцепились друг в друга, в Кубатьяна и в меня. Тёткам было очень неудобно, что они хватаются за иностранцев, и они очень смущались, но всё равно хватались. Счастье, что ехать им было недалеко, до следующей деревни.
Водитель весьма услужливо довёз нас в Мерове до парома через Нил, развернулся и уехал по своим делам. Мы уже не хотели ехать в Кариму за поздностью часа, размышляя, что лучше будет нам завтра поехать в Атбару, а Кариму оставить на другой раз; мы не знали, что всё получится как раз наоборот.
Мы пошли на базар, угостили себя неплохим фулем, и, проходя мимо большой мечети, решили заночевать там. В туалете при мечети водились огромные тропические тараканы, напугавшие моего спутника Гришу. Нам принесли циновки, и мы ночевали возле мечети, в городе Мерове, помышляя завтра продолжить изучение суданской земли.