— Ну-ка, мальчики, возьмите фанерку там в углу и выпилите мне три дощечки!
Мальчики принялись за работу. Пила визжала, опилки сыпались на пол.
Когда дощечки были готовы, Карло сколотил новую кабину. Построили кабину — стали шить разноцветные парашютики. А когда забрезжил рассвет, все было уже готово. Карло починил разорванный воротник Пьеро. Не являться же мальчику в Ленинград оборванцем!
— Чи-вить! — сказала ласточка, заглянув в окошко. — Нам пора в путь! Глядите в окно. Как полетят ласточки, вылетайте и вы следом!
Карло поставил самолет на подоконник.
— Ну, прощайте, детки! Возвращайтесь живы и здоровы и привезите с собой Мальвину! — Он поцеловал их всех по очереди.
Пьеро, Буратино и Артемон уселись в самолет.
— Ты не скучай, папа Карло! — сказал Буратино.
— Мы привезем тебе счастье! — сказал Пьеро.
А пудель взвизгнул и лизнул хозяина в нос.
Но вот в розовом небе показались ласточки. Как черные стрелки, летели они на север. Карло завел мотор. Самолет зажужжал, взмыл в воздух и вылетел в окно.
— Прощай, папа Карло! — кричали мальчики и махали своими колпачками, а хвост Артемона мотался по ветру, как флаг.
Вот самолет пролетел над соседней крышей, обогнул печную трубу. Вот он летит над улицей. Вот приближается к колокольне. Вот блеснуло на солнце его серебряное крыло.
— Прощайте, детки!
Глава восьмая. О том, что задумал Карабас, узнав, что куклы улетели
Карло глядел в окно. Вдруг за дверью послышались топот, бормотание, сопение. Это Карабас лез по лестнице, таща за собой тяжелый кошель. Он встал нынче спозаранку. Не терпелось ему прибрать кукол к своим рукам!
Он ввалился в каморку и бросил кошель на стол. Деньги звякнули.
— Бери! — крикнул Карабас. — Вот тебе за твоих актеров! Гей, куклы! Где вы там? Ступайте сюда!
— Напрасно вы трудились, синьор Карабас! — ответил Карло. — Ведь я говорил вам, что не возьму денег. А моих актеров тут нет. Лучше не ищите!
— Где же они?
— Улетели! — Карло кивнул в окно. Там далеко в небе виднелся улетавший самолет.
— Куда улетели? Зачем? — заревел Карабас. И вдруг хлопнул себя по лбу. — Ах я, старый дуралей! Ведь говорили же мне пристанские крысы, что какая-то кукла уехала вчера на пароходе! Я думал, им привиделось! А это была Мальвина! Значит, мальчишки полетели за ней следом? Теперь я все понял. Я их догоню! Я их поймаю! Я их в бараний рог согну! А ты помирай!
Он схватил свой кошель и ринулся вон. Только треск пошел по лестнице.
Карло лежал и думал: «Летите, мои детки, быстро-быстро, чтобы Карабас вас не догнал! Авось я не умру. Дождусь, что вы вернетесь».
Он глядел в окно, но самолета уже не было видно. Он скрылся за облачком.
Тем временем Карабас побежал на пристань — узнать, куда ушел пароход.
— В Ленинград! — сказал матрос и отвернулся. Уж очень противно было смотреть на Карабаса, на его вытаращенные глаза и разинутый рот.
— В Ленинград так в Ленинград! — пробурчал Карабас и, переваливаясь, как утка, побежал домой.
А жил Карабас в настоящей трущобе. У него был дом — огромный, как дворец, но какой дворец! Одна стена развалилась, другая треснула, и в трещине росла крапива. Крыша скособочилась, как старое лукошко. На чердаке жили огромные пауки, в подвале гнездились змеи, а тараканы и клопы стадами ходили по всему дому, оставляя следы в густой пыли.
Только в одной комнатке не было пыли. Там на стенах сияли зеленые обои в белый горошек. На столике блестела пишущая машинка. Перед ней сидела рыженькая секретарша с пушистым хвостом — лиса Алиса. Она любила аккуратность. Да разве приучишь Карабаса к аккуратности?
Лиса печатала на машинке объявление о том, что завтра на Королевской площади откроется кукольный театр синьора Карабаса Барабаса. Уж конечно, Карабас добудет кукол! Завтра — за работу!
Вдруг Карабас ввалился в двери, выдернул из машинки объявление и скомкал его.
— Кончай работу! Мы едем в Ленинград!
— В Ленинград? Да что вы? — ужаснулась лиса и даже всплеснула лапками.
— А что такое?
— Да разве вы не знаете русской пословицы: повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову…
— Молчи! — гаркнул Карабас. — Ступай возьми билеты на самый быстрый самолет! Живо поворачивайся!
Лиса вздохнула, пожала плечиками и раскрыла свою сумочку.
— Ты пойдешь или нет? — заревел Карабас и выхватил плетку.
— Делу время, а туалету час! — сказала лиса, погляделась в зеркальце и причесала себе ушки. А потом уже пошла за билетами.
Карабас спустился в подвал, распугал спавших змей и поднял скользкую от плесени каменную плиту. Под ней лежали его сокровища. Он выгреб кучу золота, наложил полный чемодан денег и еще рассовал червонцы по всем карманам.
На ленинградский аэродром опустился самолет. Пилот заглянул в пассажирскую кабину и весело сказал:
— Вылезайте, голуби. Прилетели. Вот он, Ленинград.
Из кабины вылез толстяк с сизой бородой. Пальто на нем было старинное — с пелериной, шляпа трубой, на ногах сапожищи. А лицо заспанное, опухшее и смятое, как дорожная подушка. Он как ступил на землю, так и зашатался.
«Эх, укачало дедушку! — подумал пилот. — Ну ничего, внучка о нем позаботится. Она бойкая!»
Внучка тем временем выскочила из кабины и суетилась над чемоданами. Она была маленькая, верткая, в клетчатой кепке. Личико розовое, кудряшки рыжие, на носу большие очки, а на шее зеленый шарф в белый горошек.
И вот дедушка с чемоданом, а внучка с саквояжиком в руках зашагали к воротам аэродрома. Это были, конечно, не дедушка с внучкой, а Карабас с лисой.
Утреннее солнце сияло в бледно-голубом небе. Крыши ангаров отливали серебром, крылья самолетов — золотом. А вдали в голубом тумане виднелись золотистые шпили городских башен.
Светло было в Ленинграде.
Светло и просторно.
Над воротами аэродрома реяли красные флаги, легкие и яркие, как лепестки гвоздики.
Вдруг Карабас остановился, выронил чемодан с червонцами и снова зашатался.
— Ну чего еще? — спросила лиса.
— Не могу идти, лиса. Просто невмоготу мне — до чего светло! Глаза так и режет! — прохныкал Карабас и вытер глаза рукавом.
— А вы нахлобучьте шляпу пониже! — сказала лиса. — Удивляюсь я вам, синьор Карабас. Кто вас просил ехать в Ленинград? А уж если приехали — терпите. То ли еще будет? Думаете, мне приятно носить на мордочке эту противную розовую маску? Я же терплю.
Она выпростала ручку в зеленой перчатке и поправила свое розовое личико. Оно было картонное. Карабас засопел и поплелся за ней следом.
Глава девятая. О том, как два странных путешественника искали приюта
Карабасу было тошно. Он привык к тесноте старых домов, к вони и грязи кривых переулков у себя на родине. Там ему было уютно. А здесь были просторные улицы, прямые, как стрела. Дома на них были светлые и стройные. Если и встречались где-нибудь на дороге мусорная куча или сломанный столб, они, казалось, говорили прохожему: «Мы здесь случайно. Мы ненадолго. Завтра нас уберут, и вы нас больше не увидите. Прощайте!»
А люди? Они шли по улице бодро и весело. Они держали головы прямо. Никто не сгибался в поклонах перед Карабасом, не бледнел от страха, не прятался в подворотни. Обидно было Карабасу смотреть на таких людей! А вот из-за угла ему навстречу вышли двое детей — мальчик и девочка — с сумками в руках. Мальчик взглянул на Карабаса и засмеялся:
— Смотри, Катя, какой бородач! Настоящий Карабас!
Сестренка дернула его за рукав:
— Да тише ты, глупый! Старичок может обидеться!
И они быстро прошли мимо.
Карабас повеселел и погладил свою косматую бороду.
— Однако здесь про меня слышали! Меня знают, меня уважают!
— Уважают? — фыркнула лиса. — Не поздоровится вам от такого уважения!
— Это почему же? — обиделся Карабас.
— Давно сказано: добрая слава лежит, а худая бежит. Полюбуйтесь-ка на тот плакат. Вон, на заборе! Кто там нарисован?
Карабас взглянул на забор и обомлел. На плакате был нарисован он сам — во весь рост! Да какой страшный, какой противный! Выкатив глаза, он злобно рвал свою бороду, а Буратино скакал перед ним и показывал ему длинный-предлинный нос! На плакате было написано:
СМОТРИТЕ ФИЛЬМ ПО СКАЗКЕ
А. Н. ТОЛСТОГО
«ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО»
Карабас сначала попятился, потом заревел, как бык, и ринулся вперед. Он хотел сорвать обидный плакат, растоптать его ногами, изодрать в клочки! Но лиса оттащила его прочь.
— Вы в своем уме? Не подходите к плакату! Вас узнают — соберется толпа… Уйдем, уйдем отсюда поскорее!
Она потащила Карабаса в боковую улицу.
Карабас кипел от злобы. Минуту тому назад он досадовал, что о нем не слыхали в Ленинграде. А сейчас он не знал, куда деваться от своей славы. Он сжимал кулаки, кусал губы, скрежетал зубами.
— Я их найду! Я их поймаю! Я их в порошок сотру! И шельмеца Буратино, и всех его друзей! Это они выболтали Толстому всю историю с золотым ключиком! Они, негодяи, осрамили меня на весь мир!
— Ладно, успокойтесь! — сказала лиса. — Прежде всего нам нужно найти верное пристанище и скрыться от любопытных взглядов. А там уж мы расправимся со всеми шельмецами по-свойски!
Они решили уйти подальше, на край города, — искать приют у людей, которые никогда не ходят в кино и ничего не слышали о золотом ключике.
Далеко им пришлось идти. Шумные, веселые улицы протянулись на целые километры. Кончились эти улицы — начались стройки. Тут воздвигали огромный дом, там мостили площадь, там строили мост над широкой, медленной рекой. И повсюду виднелись растворенные двери кинотеатров и пестрые плакаты: «Смотрите все фильм „Золотой ключик“!» Словом, некуда было податься нашим путешественникам.
Шли они, шли и увидели, что в одном месте ломают старый, кособокий домишко. Рабочие уже сняли с него крышу и разбирали гнилые балки. Пыль стояла кругом, едкая столетняя пыль. И вдруг из этого дома выбежал клоп с дорожной котомкой за спиной и быстро зашагал по улице.
— Эй, братец, погоди! — крикнула лиса.
Клоп оглянулся, снял свою шапочку и низко поклонился Карабасу. Он сразу узнал милых земляков из Тарабарской страны. Они рассказали ему про свою невзгоду.
— Да, трудное пришло время! — вздохнул клоп. — Нам, клопам, вовсе житья не стало. Старые дома ломают, а в новых нам селиться не велят. Я и сам уезжаю отсюда и не знаю, где приклоню голову. А вам я вот что посоветую: ступайте вон в тот кривой переулок, постучитесь вон в тот домик. Живет там старушка Марья Ивановна. Она подслеповатая и в кино не ходит.
Попроситесь к ней на квартиру. Там вам будет спокойно.
Карабас и лиса послушались клопа и пошли в тихий переулочек. Дома в нем были маленькие, старенькие. Перед домами росли липки в деревянных загородках, мостовая поросла травой. Видно, по этому переулку никто не ездил.
У одних ворот на лавочке сидела старушка в белой косынке. Это и была Марья Ивановна.
Лиса подсела к ней и заговорила о разных разностях — о хорошей погоде, и о вчерашнем дожде, и о том, как быстро летит время. А Карабас стоял рядом, поглаживал бороду и улыбался как можно добродушнее.
Старушка оказалась разговорчивая, и лиса у нее все выспросила. Огромная борода Карабаса очень понравилась Марье Ивановне. Такая борода, только поменьше, была у ее покойного дедушки. Бывало, ребенком Марья Ивановна заплетала эту бороду в косички, и дедушка не сердился. Он был добрый. А в кино Марья Ивановна не ходит. Ей не нравится, что там все мелькает, все бегут куда-то, спешат, суетятся… Зато уж радио она слушает с удовольствием.
А радио ей поставил внучек Миша, умный, хороший мальчик. Он теперь с матерью на даче и пишет оттуда Марье Ивановне: «Приезжай, бабушка, к нам в гости!» А бабушка и рада бы поехать, да нельзя бросить квартиру: некому будет часы заводить.
А часы у нее замечательные, старинные, с кукушкой, только уж очень дряхлые. Часовщик сказал: если они остановятся, их уже не починишь. И со стенки их нельзя снимать. Вот Марья Ивановна и живет при часах, подтягивает им гирьки каждый день, а на дачу не едет. Посидит на лавочке, подышит воздухом — и опять домой!
Тут лиса подмигнула Карабасу и сказала сладким голосом:
— А на даче-то теперь благодать! Трава зеленеет, и птички поют. Сходили бы вы, Марья Ивановна, в лесок, набрали бы ягод, сварили бы вареньица любимому внуку! Ну не досадно ли сидеть тут на лавочке!
— Что и говорить! — вздохнула старуха.
— Жаль мне вас, Марья Ивановна, очень жаль! — сказала лиса. — Поезжайте вы, с богом, на дачу. Погуляйте на воле. А мы здесь присмотрим за вашими часами. Мы люди богатые, свободные, приехали Ленинград посмотреть и себя показать. Отчего бы нам не помочь старому человеку — не пожить в вашей квартире?
Подумала Марья Ивановна, взглянула опять на сизую бороду Карабаса, вспомнила покойного дедушку, а заодно и маленького внука — и согласилась. Да еще спасибо двум пройдохам сказала.
Она отвела их по скрипучей лесенке в свою квартирку под самой крышей.
В квартирке было уютно. На окнах — горшки с геранью, на столах — вязаные салфеточки, на полу — полосатые дорожки. В простенке висели старинные часы с узорчатым домиком на макушке и громко тикали.
И вот, едва Карабас ступил на порог, порог заскрипел. Шагнул Карабас в комнату — пол затрещал. Сел он в кресло — кресло охнуло, стол застонал, а большой шкаф треснул так громко, будто выстрелил.
— Не пускай злодеев в квартиру! — говорили вещи.
Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала лисе, как нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из него выскочила желтая кукушка и жалобно прокуковала:
— Беда! Беда!
Но Марья Ивановна опять ничего не поняла. Ей уже виделись дача, сосенки, медный таз с горячим вареньем и внучек Миша, слизывающий с ложки вкусные пенки!
Она собрала свои вещички в узелок, простилась с новыми знакомцами и весело заковыляла на вокзал.
Едва дверь захлопнулась, лиса заглянула в комод, отворила шкаф, выдвинула ящики в столе, а потом бросилась к старенькой швейной машинке.
— Ах, вот они где!
Возле машинки лежали большие ножницы. Лиса схватила их, подтащила Карабаса к тусклому зеркалу и сунула ему ножницы в руки.
— Обрежьте бороду.
— Что? — заорал Карабас. — Чтобы я обрезал бороду? Да ты не в своем уме!
— Подведет вас эта борода! — сказала лиса. — Здесь каждый школьник видел ваш портрет на плакате. Они вас сразу узнают, как только покажетесь!
— Не узнают! — сказал Карабас. — Я засуну бороду под воротник и застегну пальто на все пуговицы! А уж с бородой я не расстанусь! Дудки!
Лиса пожала плечами и положила ножницы на место.
Глава десятая. О том, как пароход с детьми приплыл в Ленинград
Пока Карабас и лиса устраивались в квартирке Марьи Ивановны, пароход с детьми все плыл и плыл по морю на северо-восток.
Маленькая девочка не расставалась с куклой. Днем она играла с ней, а вечером укладывала спать в свою постельку. Мальвина глядела прямо перед собой синими глазками, улыбалась красным ротиком. А если девочка ставила ее ножки на пол, она пела тоненько:
Тяжело и грустно мне:
Счастья нет в моей стране.
Потому-то в край чужой
И плывет кораблик мой.