— Добрый вечер, товарищи люди! Всем, кто ещё трезвый, я предлагаю полезную книгу…
Пьяный хохот:
— Это чё, наезд? — могут дёрнуть за рюкзак, за полу куртки, силятся что-то сказать, но алкоголь тормозит их соображение. Есть, однако, и нормальные лица. Кто-то даже на тусовки АВП приезжал, из мегетских. Что их занесло в этот Мегет, в этот Лесогорск? Бросить всё, эту сибирскую зиму, уехать в Сочи! Вот верх мечтаний — солнечно-радужный край, пальмы и мандарины, море… Заветная мечта.
«А на какие шиши я там буду жить?» — подумает иной ангарчанин или мегетчик. Но некоторые, вижу, решаются, как обитатели Лесогорска. Молодые, пока не разучились мечтать. А в 40 лет уже куда как труднее оторваться.
Развалины и недострои советских ангаров и комбинатов.
Тёмные избяные улицы, гарь, дым из труб (даже в центре Иркутска).
Редкие вечерние огоньки алкогольных ларьков и игровых автоматов — да!
Звон разбиваемых бутылок. Маты, драки и разборки.
Вымирающие селища — промышленные мелкие городки советской эпохи, вымирающие вместе с развалинами заводов, колхозов и предприятий СССР. При этом — ухоженные, многолюдные бурятские деревни, с целыми несгнившими домами, с заборами, с детьми. Очаги туристского процветания — Листвянка, Хужир, КБЖД, окрестности Байкала, наводнённые тур. индустрией. Местные «сочи».
НАШИ НРАВЫ
А вот ещё был случай. Тогда снег ещё не выпал. Я из избы пошёл за водой, смотрю: два мужика положили на асфальт третьего, лицом вниз. Тот не кричал почему-то. Двое вытянули шнурки из его ботинок, и связали ему руки за спиной. Я продолжительно набрал воду, пошёл домой, а потом ещё раз за водой: интересно же, что с мужиком. Тот всё ещё лежал на асфальте, между колонкой и мусорными баками, лицом вниз. Другой стоял рядом (караулил?), а третий, как мне показалось, звонил по сотовому телефону шагах в трёх. Все прохожие мимо проходили, не удивляясь; ментов не было. В центре Москвы уже приехали бы менты. Интересно, что связанный не кричал и не вырывался. Наверное, они его шмякнули об асфальт ещё до моего прихода, чтобы не шумел.
Я тоже решил не вмешиваться. Был у меня в жизни один негативный случай, когда в Москве на улице я стал свидетелем убийства. Так я тогда очень аккуратно к делу отнёсся, даже (как полагается) записал вид и номер машины, на которой уехал убийца, и тут же звонил несколько раз в милицию 02, но там до пятнадцати гудков никто трубку не брал. А когда через пару часов менты приехали сами и я имел несчастье сообщить, что был свидетелем, так меня затаскали по милициям (писать протоколы, составлять фоторобот), а тем временем убийца избавился от машины и сжёг её (она, оказалось, была угнана). Через долгое время меня стали таскать опят по милициям и по опознаниям, причём два-три года это длилось, никого через три года я не опознал. Может быть убийца растолстел и повзрослел, так не просто же узнать. Поэтому я, как и все прохожие, решил не связываться, а минут через десять, когда я третий раз пошёл за водой, все три дядьки, включая пострадавшего, уже куда-то исчезли.
ПОХОД ЧЕРЕМХОВО—СВИРСК
28 октября, в субботу, был проведён ещё один самоходный поход. Идею похода подкинул Дима Овчинников, любитель железных дорог. Он предложил пройти пешком по железнодорожной ветке Черемхово—Свирск. Там раньше было пассажирское движение, но несколько лет назад оно было отменено. Что ходит по этой ж.д. — было нам неизвестно. Всего пешая часть маршрута составила 24 км.
Сам Д.Овичнников незадолго перед походом простудился и не пошёл в свой же поход, хоть я ему и говорил, что пешие переходы — лучший путь к оздоровлению. Участников было пятеро: я, Лёша, Печёнкин, Наташа Фомина и Лариса, — всё известные нам люди. Остальные иркутяне, хоть и было им заранее сообщено, в поход не пошли.
До Черемхово доехали на электричке, попутно торгуя книжкой «ПВП». Я подталкивал Романа к тому, чтобы он научился торговать чем-либо. Он стремался, ходил по вагонам с товаром, но молчал с кислой физиономией. Разумеется, у него ничего не брали, даже не понимали, что он продаёт.
Приехали в снежно-солнечно-весенний Черемхово, город угольщиков-шахтёров-пролетариев (70 тысяч жителей). И пошли пешком вдоль ж.д. на Свирск. По сторонам — пейзаж «20 лет после Третьей мировой войны». Всё сломано, разрушено, не достроено, брошено, выкинуто и заросло высокой сохлой травой, присыпано ярким белым тающим снегом. Шахты, терриконы, один из них высотой и формой напоминает Эльбрус. Остатки шахт, рудников, карьеров, складов, зданий. Одна шахта ещё работает. Вымирающие селения с остатками полуразложившихся пролетариев, старых и спитых, когда-то работавших на этих шахтах. Конец всему. И над этим — яркое, как мартовское, солнце, отражённое миллиарды раз в снежинках и льдинках.
Странно, что пролетарии, в начале XX века, были таким передовым классом (или считались оным), движущей силой революций (якобы). Способны ли современные пролетарии к какой-то самоорганизации? Видимо, они утратили веру в своё светлое будущее, в своё возможное счастие. Столько лет строили счастие, а вот что получилось. Самый передовой класс, «класс-гегемон»!
Промокнув от снега, мы часа за четыре подошли к предместьям города Свирска. Было нас пятеро. Увидели редкое чудо — маневровый тепловозик тащил нам вослед один вагончик с контейнером. Стопить его не стали. И тут на переезде нас поджидает УАЗ-буханка, и совершенно добровольно и бесплатно везёт нас в центр городка. Пожилой дядя, лет двадцать отработавший на одном местном заводе, но ещё не спившийся (редкость).
Город Свирск выглядит вполне сносно, хотя с годов 1980-х не чинен. Оживляет его река Ангара, леспромхоз, и пара недовымерших фабрик. В городе два бара; столовых нету; бары — только для алкашей. Мы зашли в один из баров, заказали чай и достали свои булки. Тут же нас изгнали из бара, сказав: вход со своими продуктами запрещён! Кипятка тоже не налили и даже не продали. И ведь не было избытка посетителей: всего двое «клиентов» там было, кроме нас. Я едва удержался, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Пришлось кипятить чай на газовой горелке, на продуваемой улице.
Потом разъехались. Одни — автостопом на Иркутск, а я — в Черемхово. Думал сперва — поеду ещё в городок со смешным названием Зима, но не поехал, так как промочил ноги. Решил остаться в Черемхово и посмотреть его.
Селение Черемхово возникло лет триста назад, как пункт на Сибирском тракте. В XIX веке тут открылись угольные шахты, местный уголь был самый дешёвый, но к перевозке в Центральную Россию невыгоден, из-за удалённости. В 1920-х сюда отправили раскулаченных граждан, и памятник им стоит на привокзальной площади. Сам вокзал — большой, полутёмный, холодные железные сиденья с ручками системы «антибич».
В городе имеется мечеть, она оказалась домиком в частном секторе. Зелёная избушка с заколоченными окнами, работает только по пятницам, ключ только у одного человека, который отсутствует. Я постеснялся искать этого человека и в мечеть не попал. Строится и другая мечеть, в центре города, но то место я не нашёл.
Зато обнаружил библиотеку. Спросил, есть ли у них карта города (поксерить) и выслушал от библиотекарей одновременно 4 взаимоисключающих версии:
1) Карты города не бывает.
2) Город у нас секретный, поэтому такими вещами не интересуются.
3) Все карты города скупила фирма «Такси 222», ни одного экземпляра больше нет.
4) Карта города хранится в особом кабинете, ключ от коего унесла уже ушедшая домой сотрудница.
Посему вместо карты города я получил на посмотр толстые книги о том, как героично черемховцы добывают уголь с 18… года до сих дней, и как они сражались в ВОВ.
Улицы все грязные (погода виновата), дома есть избяные, а есть пятиэтажки; некоторые окна заколочены. На одной улице, недалеко от библиотеки, вывешен на стенде-щите «гимн» Черемхова:
«Черембасс — ласково мы называем,
Черембасс — в грядущее вместе шагаем,
Черембасс — свет и тепло угля,
Черембасс — всей душой мы любим тебя!»
(автор некий И.Пеньков).
Этот щит с гимном — на фоне пятиэтажки, окна досками заколочены. Н-да, из этого Черембаса надо делать ноги, это какой-то новый большой Мегет! Вот моя версия гимна, которую я состававил тут же:
На одной из главных трасс обнаружен Черембасс.
От Иркутска три часа — Черембасса чудеса.
Реки, горы и равнины, рудников и шахт руины,
Заходи на огонёк — пролетарский уголёк.
Изб гниющие обломки, пьют и предки, и потомки,
Черемхово — триста лет. С юбилеем, спору нет!
МИТИНГИ ВСЕХ ПАРТИЙ
29 октября Печёнкин и Дима из Ижевска отправились на митинг. Незадолго до этого, на тусовке, какой-то человек агитировал всех малоимущих пойти на этот митинг, где обещали дать по 100 руб. Поэтому Рома с Димой и пошли митинговать, благо идти три минуты — действо проходило на той же площади Кирова, где и все прочие митинги. Я же предпочёл поторговать в электричках, а на площадь пришёл бесплатно — пофоткать. Жалкое зрелище! Сотня или две молодых людей размахивали флагами всех партий: «Единая Россия», «Родина» и «Союз правых сил», непримиримые в словах, соединились в действе (собрав желающих получить по 100 руб.). Кроме флагов этих партий, были плакаты типа «Такой-то — вор!», «Губернатор, наведи порядок», «Ангарскцемент — в чистые руки» и проч. На сборно-разборной сцене (было обещано выступление рэп-группы) двое полупьяных артистов пели песни по случаю — дурацкие. Я ушёл. Вскоре митинг завершился, и участники, покидав флаги всех трёх партий в одну коробку, ушли, получив по 100 рублей за 1,5–2 часа гражданской активности.
Вот такие дела. Аж три партии — левая, правая и государственная — в организаторах, город обклеен афишами, выступают местные певцы (отвратные), и всё же даже в выходной день на главной митинговой площади города собрали всего две сотни человек! Несколько ТВ-журналюг поснимали это дело. Покажут в новостях. Вот и всё.
Четвёртого ноября — в День Единства и Примирения — на площади было ещё менее людно. Лишь несколько парней в синих передниках «Единая Россия» предлагали всем желающим заполнить и отправить (через них же) поздравительную единоросскую открытку. Я воспользовался случаем и написал с десяток открыток, пока запас оных — как оказалось, небольшой — вовсе не иссяк.
Седьмого ноября — бывший красный день календаря — на этой же площади собрались старички-анпиловцы, числом около ста человек. Они бродили с красными флагами, а с фургона пожилые их вожди выкрикивали потускневшие от времени лозунги, толкали речи. Среди старичков затесались несколько молодых людей, продавцов газеты «Лимонка». Старушки же продавали «Молнию» и местные красные газетки. Такое ощущение, что все друг друга знают и встречаются дважды в год — 1 мая и 7 ноября. Рома, владелец флажков, надеялся продать коммунякам красный флаг, но оказалось, что у всех уже есть, так что даже предлагать некому было.
На заборе одиноко висел небольшой «забытый», «ничейный» лозунг:
«ПУТИН и его команда связаны с сатанинской системой, уничтожающей своих граждан! СОМНЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ!»
Однако, таскать с собой такой озорной лозунг старички побоялись. Вдруг сатанинская система (в лице милиционера) уничтожит их присутствие на митинге вместе с лозунгом?
ТЁТЯ КАТЯ
2 ноября в город Иркутск приехала Тётя Катя, со своим мужем Виталиком, и привнесла струю активности в наше болото. Потому что к этому моменту все проживающие в доме, кроме меня, стали заболачиваться. Дима из Ижевска подцепил все болезни мира, кашлял, и ночью мешал спать гражданам, а днём тоже спал, но не кашлял. Рома Печёнкин, ещё не научившийся торговать книжками и флажками, пребывал в страхе, боясь, что ему вскоре придётся делать это (продавать книжки или флажки). Ещё два человека, часто обитающие у нас в доме — иркутяне Женя и Кирилл — тоже ни в какой деятельности не были замечены. Все активные люди из Иркутска посваливали с наступлением холодов, транзитный поток вписчиков уменьшился, и воцарилось безделье, безденежье и отсутствие вкусной еды в доме. Типичный Иркутск.
Тётя Катя сразу стала наводить всюду свой стиль жизни. Вообще, откуда она взялась, эта тётя Катя? Она ездила с нами в Поездатый Новый год 2004/2005 до Владивостока, и в одном этом поезде продала массу книг по автостопу, на две или три стоимости билета. А в электричке Владивосток—Находка она продавала Ромы Печёнкина флажки, и так много, сколько сам Рома не продал по всей дороге от Владивостока до Москвы. Вот такая умелая продавщица Тётя Катя. Сама она родом из Белоруссии, из г. Ельск, но живёт в Подмосковье и работает, продавая всё на свете в электричках Рижского направления. А в свободное от торговли время ездит автостопом в разные стороны — в Абхазию, на Урал и прочие местности.
Я думал, что Тётя Катя в Иркутске тоже будет продавать что-либо. Но она проявила другие свойства — домохозяйки. Ежедневно она стала готовить супы и другие вкусные продукты. Торговать она опасалась, думая, что местные милиционеры её тут же арестуют (хотя, как уже упоминалось, милиция тут не злая). Пару раз она сходила торговать, но в пустых электричках ей казалось слишком пусто, а в полных — слишком многолюдно. Хотела съездить на остров Ольхон, но узналось, что на трассе холодно, и она не поехала. Поэтому в промежутках между супами она лежала за печкой и давала всем ценные указания, как нужно жить. Пыталась всех спасти, накормить, вылечить от болезней (действительных и мнимых), бурлила своей запечной активностью и изредка продавала приходящим свои «волшебные каменья» и другие товары.
(Если вы не знаете, какие есть в природе волшебные каменья — о, ну тогда садитесь на электричку Рижского направления и поездите туда-сюда в районе Истры. Вскоре вы обнаружите тётю Катю. И она вам всё расскажет! Вам будет трудно отделаться от неё, не купив.)
Однажды в ноябре к нам пришли «оздоровители». Есть такая группа лиц — «лечение без лекарств». «Семь волшебных слов», которые вылечат от всего. Они проводят свои семинары у себя в Иркутске, но если вы соберёте 10 человек, они и к вам придут на дом и проведут экспресс-обучение (и попытаются продать свои книги по дополнительному развитию методики). Так вот, решили и у нас провести. Всё равно у нас и путешествия, и секты, и диспуты, и концерты. Пришли оздоровители, тёти (не очень пышущие здоровьем) и с ними — уже известный нам старичок с «отеизмом». И рассказали, как оздоровиться. Но только попытались продать свои книги, как на женщин набросилась Тётя Катя с каменьями. И вся наличность, какая была у оздоровительниц — рублей шестьсот — всё перешло в карманы Т.Кати, а им достались эти бусы. Только по пять рублей на маршрутку оставила им Тётя Катя, пожалела их. А книг по оздоровлению так и не удалось им продать.
Ещё особое свойство — Тётя Катя любит тепло и хочет, чтобы дом всегда был натоплен. Поэтому то одна, то другая печка ежедневно топились, и все ленивые обитатели дома были вынуждены (по указанию Т.Кати) брать топор и идти заготавливать дрова (претворяя, таким образом, заднюю часть дома сперва в щепки, а потом в дым и золу).
Вот методы общения Тёти Кати:
Полночь. Дима Овчинников спит на полу в спальнике. Из-за печки, или из кухни, появляется Тётя Катя.
Тётя Катя: — Дима-а! Дима-а!
Дима не отзывается.
Тётя Катя (настойчиво): — Дима-а! Дима-а!!
Дима (недовольно-ворчливо): — Ну что, что, Тёть-Кать?
Тётя Катя: — Дима, ты спишь?
Дима (недовольно): — Сплю, сплю, Тёть-Кать!
Тётя Катя (участливо): — Подушку дать?
Тётя Катя и её муж Виталик (не такой суетливый) прожили в Доме АВП до самого его закрытия (16 ноября). В Иркутске им понравилось, они решили приехать сюда и в другой раз, как-нибудь летом. В этот раз, увлечённые топкой дома и изготовлением супов, они почти не покидали Иркутск — лишь один раз съездили в Слюдянку, и другой раз — в Шелехов, на лекцию АВП.