Прошло десять минут ожидания. Потом еще десять. Туся неловко переступала с ноги на ногу, размышляя о том, сколько времени ей еще предстоит изображать из себя брошенную на снегу возлюбленную, и тут она увидела Гену. Он шел к намеченной цели быстрыми шагами, но при нем ничего не было – ни сумки, ни свертка, ничего, кроме его нагловатой ухмылки.
Туся торопливо сняла варежки на кроличьем меху, достала фотоаппарат и бросилась под прикрытием деревьев вслед за охранником. Сердце бешено стучало в груди – сейчас или никогда! Зачем ей были нужны эти фотографии? Что они могли ей дать? В чем уличить? Она не желала анализировать. Ею овладел азарт охотника, который, выследив крупного хищника, бросается преследовать его, несмотря на грозящую ему самому опасность.
*
О! Как замечательно получились, ликовала Туся, перебирая готовые снимки.
Сбежав с двух последних уроков, она зашла в бывший Дом быта, чтобы забрать фотографии. Из двенадцати кадров отпечатали пять, остальные были загублены, но Туся радовалась и такому результату. Может, в ней, не успев родиться, умер великий фотограф?! Не фотографии, а мечта! Хорошо еще, что эта парочка проворачивала сделку в освещенном салоне машины, как раз через дорогу от двухэтажного дома, в подъезде которого и спряталась Туся с фотоаппаратом. Вот Гена отдает сверток. Четко видно его лицо и лицо покупателя, сзади расплывчатое лицо Алены. На другом снимке покупатель – мужчина в светлом пальто – вручает аккуратненькую пачку. Третий снимок – вообще шедевр века! – Гена считает наличные. А вот Алена уходит вместе с мужчиной. Интересно, что подумал тот, кто печатал эти снимки? Наверное, что Гена сутенер, занимающийся шантажом и вымогательством.
Туся собрала карточки, положила их в белый конверт, еще не зная, что будет с ними делать. Где-то в подсознании вертелась здравая мысль, что пора ей обратиться в соответствующие инстанции и рассказать о своих подозрениях, подкрепленных вещественными доказательствами. Чем бы Гена ни занимался, все равно понятно, что он темная лошадка.
Однако, как ни крути, а придется повременить со своими обвинительными речами. Сегодня вечер выпускников в школе! Законченный вовремя стенд, с помощью «лапушки»-физрука, уже висел в спортзале. Особенно учителям понравилось, что все подписи к фотографиям были в стиxax. Даже Кошка и та снизошла до похвалы.
Туся выскочила на улицу с улыбкой на устах.
– Здравствуй, Натали, – услышала она, и улыбка сползла с ее лица.
– Гена! – Туся тут же попыталась исправить совершенную ею ошибку – изобразила радость, которую не испытывала. – Что это ты тут делаешь?
– Тебя дожидаюсь, девочка моя! – Он резко схватил ее за руки и притянул к себе.
Туся бросила отчаянный взгляд по сторонам, пытаясь высвободиться из тисков. Мимо шла женщина, катила перед собой коляску. Она была поглощена орущим малышом. В двух шагах проскочил потертый «жигуль» и затормозил возле салона парикмахерской, но из него никто не вышел. Улочка была на удивление тихой и выглядела так мирно.
– Только пикни! – предупредил Гена свистящим шепотом.
Он силой втащил ее в салон «вольво», и никто, ни один человек даже не обратил на это внимания! Все выглядело так, как будто влюбленные ссорятся. Мало ли подобных сцен на улицах Москвы! Этим не удивишь. Вот если бы перестрелка или вооруженные люди в масках бросились громить банк, тогда, конечно, это привлекло бы внимание прохожих. А уж попозже и милиция подоспела бы. А так: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Туся набрала в легкие воздуха, собираясь закричать: «Помогите!», но в эту секунду платок с хлороформом прижался к ее лицу, и она мягко уплыла в небытие.
Рита оказалась свидетелем безобразной сцены совершенно случайно. Она приехала, чтобы сделать прическу в салоне, где работала ее хорошая знакомая. Ведь сегодня вечер выпускников, и надо выглядеть если не красивой, то хотя бы привлекательной. Рита всегда знала, что она не идеал, но у нее были мозги, была неплохая фигура, и то, что французы окрестили метким. Словом «шарм». Этого оказалось вполне достаточно, чтобы не комплектовать по поводу своей неброской внешности. Размышляя о предстоящем вечере, на котором будет и Миша, Рита лихо подкатила к салону. И вдруг, бросив торопливый взгляд в зеркало заднего вида, она увидела, как Гена жарко прижимает к себе Тусю, а потом запихивает ее в свой серебристый «вольво». Вот когда Рита пожалела, очень пожалела, что так и не решилась поговорить с ним. А Тусе, видно, по нраву такое обращение. И все же Рита не могла допустить, чтобы на ее глазах пятнадцатилетняя ученица, вот так, запросто, укатывала в неизвестность с довольно неприглядным типом. Да и этика учителя не позволяла спокойно наблюдать, как развращают глупеньких девочек.
Рита рванула с места вслед за шикарным «вольво», моля только об одном: чтобы ее старенькая машина не подвела. Она разберется с этим охранником и его пристрастием к малолеткам. Скоро они оказались на Волоколамском шоссе, и Рита немного занервничала: куда это Гена везет Тусю? Похоже, что за город. Что у них там – вечеринка? Уютное гнездышко? Притон?
17
Туся дернулась от резкого запаха нашатыря.
Она очнулась и поняла, что связана по рукам и Ногам.
– Ну, приходи в себя, деточка! – Гена склонился к ней и похлопал ее по щеке, отбрасывая резко пахнущую ватку в сторону. – Прекрасно, взгляд осмысленный, щечки зарозовели, – констатировал он бесстрастным тоном. – А теперь давай поговорим. Нам ведь есть о чем поговорить?
Туся тяжело сглотнула. В горле у нее пересохло. Ее подташнивало от хлороформа, и ей было страшно. Похоже, что на этот раз она угодила в серьезную переделку. Она гнала от себя тяжелые мысли, но они возвращались, сжимая сердце стальным обручем.
– Что же ты молчишь, Натали? Рассказывай зачем ты следила за мной? – Гена протянул руку и, взяв со стола ее записную книжку, перелистал страницы. – Любимое пиво – «Клинское» светлое. На предплечье татуировка с парящим орлом. Интересно, как ты ее рассмотрела? – хмыкнул он. – Двадцать седьмого января в девятнадцать тридцать заходил в «Интурист» к Алене. Пробыл там сорок пять минут. Двадцать из них были наверху – жаль, ты не смогла увидеть, чем мы там занимались. – Его взгляд уперся в нее. – Зачем тебе все это?
– Я… – Мысли лихорадочно заметались. – Я тренировала наблюдательность, – сказала она, не придумав ничего лучше.
Гена криво усмехнулся. Возле рта появились зловещие морщинки. Он сидел, развалившись в кресле, в то время как Туся, словно рабыня, лежала на ковре у его ног.
– Попахивает враньем, деточка. Придумай что-нибудь получше, – вяло заметил он. – Попробуй еще раз, может быть, я тебе поверю.
– Ты мне понравился, – смело заявила Туся. – И я решила, что должна все о тебе знать.
– Вот как! – Гена чуть наклонился к ней. – Замечательно! Оказывается, наши желания совпадают. Я тоже хочу узнать тебя получше. И мы непременно познакомимся поближе, возможно, даже станем близки, как Адам и Ева. А сейчас мое терпение на исходе, – предупредил он мягким шепотом и ткнул ей в нос фотографии. – Это уже не невинные шалости. Ты влезла во взрослые игры, Натали, а здесь свои правила. Одно из них: не наследи! К сожалению, наследили мы оба. И теперь мне придется тебя убить.
– Но почему? Ведь это все чепуха, они ничего не доказывают. – Отчаяние придало Тусе сообразительности. – Кто всерьез воспримет эти снимки?
Гена молчал, видимо решая, как отвечать на этот вопрос и отвечать ли на него вообще. Внезапно он произнес:
– Я тоже так рассуждал до этого утра. Даже не стал особенно переживать, когда заметил в темноте инфракрасную вспышку и сообразил, что это ты шпионишь за мной. Но, к сожалению, Райса вчера вечером задержали в Шереметьеве. Я прочитал об этом в «Комсомолке». Таможенники изъяли у него старинную, безумно дорогую икону и еще кое-какие мелочи. А тут эти фотографии, деньги, твои рассказы. И, разумеется, отпечатки пальцев. Как видишь, набирается целый букет.
– Так, значит, я была права, это ты убил и женщину, и девушку из соседней школы? – По щеке Туси покатилась одинокая слеза. Она даже не могла понять, кого ей сейчас жалко больше, тех убитых или же себя, потому что ей тоже грозила смерть.
Гена опустился перед ней на колени.
– Ты плачешь? Они тоже плакали. – Взгляд его стал отсутствующим, пугающе пустые зрачки смотрели сквозь нее. – Карину Сергеевну я убил не случайно. Это преступление я планировал почти три месяца. Всему виной деньги. А вот с Олей… – Его лицо скривилось, будто он испытал боль. Но Тусе было не жалко его: убийцы не испытывают боли, они причиняют боль. – Олю мне пришлось убить, не мог же я оставлять в живых свидетеля. Они с Кариной Сергеевной были близко знакомы. И однажды Оля нашла у меня ее сережки с изумрудами. Ну и догадалась, конечно. Сережки-то ведь были особенные – и подарил прапрабабушке Карины сам Николаи Первый.
Гена внезапно насторожился. Его взгляд стал острым, а тело напряглось. Тусе тоже послышался какой-то неясный шум, напоминающий скрип двери.
– Полежи здесь, надо посмотреть, что там за мышки шалят. – Гена оторвал кусок липкой ленты и залепил ей рот.
Туся осталась одна, и у нее появилась возможность оглядеться. Она находилась в небольшой, скудно обставленной комнате, судя по шуму спускающихся шагов – на втором этаже, да– е на чердаке, с единственным зарешеченным окном под треугольной крышей. Было холодно. Дом явно давно не отапливался. Где она оказалась? Куда завела ее ненастная жажда приключений? Вокруг стояла пугающая тишина – ни звука машин за окном, ни речи, ни пения птиц. Кажется, она в заброшенном старом доме и помощи ждать неоткуда.
«Мне придется тебя убить», – вспомнила она безжалостную фразу, и слезы устремились из ее глаз неудержимым потоком. Теперь ей ужасно захотелось жить! Захотелось дышать этим отравленным городским воздухом, захотелось влюбляться и разочаровываться. Захотелось завидовать нарядам подружек и просто ходить в кино! «Ничего больше не будет! Ничего больше не будет!»– повторяла она про себя, ощущая, как ее охватывает паника. Неожиданно дверь потихоньку приоткрылась, и сквозь пелену слез Туся разглядела знакомую фигуру Маргариты Николаевны. Она уже бредит, сходит с ума? Нет! Это действительно Маргаритка. Учительница вошла, приложила палец к губам – глупая предосторожность – Туся все равно ничего не могла бы сказать, но она почувствовала как по ее венам разливается тепло. Она не одна.
Как часто мы не в силах разобраться в своих поступках, ответить себе, почему сделали так, а не иначе. Вот так и Рита не понимала сейчас почему она не бросилась разыскивать милицию, а полезла в этот дом, не имея под рукой элементарного газового баллончика. Заметив, как Гена несет безвольную девушку на руках, она уже практически не сомневалась в своих догадках. А то, что Рита увидела, оказавшись на чердаке, уничтожило последние сомнения – Туся стала жертвой насильника.
Рита удачно обманула Гену, направив его подозрения в сторону сарая. Она специально распахнула двери настежь, чтобы создать видимость угона его «вольво». Гена бросился по сугробам к сараю, а Рита сюда, наверх.
– Не плачь. Береги силы, – предупредила она, принимаясь торопливо развязывать Тусины ноги, скрученные веревкой. – Мы справимся, – подбадривала она, понимая, что нужно спешить.
– Но узел был завязан мастерски. Рита наклонила голову, чтобы попробовать развязать его зубами, ей это почти удалось. В ту секунду, когда узел подался, она услышала невнятное мычание Туси и торопливо взглянула на нее. Туся была смертельно напугана и смотрела куда-то поверх ее головы. Это было последнее, что Рита осознала. В глазах у нее потемнело, но она успела почувствовать резкую боль в затылке, прежде, чем потеряла сознание.
– Вот, смотри, что ты наделала! – гневно произнес Гена, отбрасывая кочергу в сторону. – Это ты виновата, что я убил ее. – Он наклонился потрогал пульс, оттянул веко и посмотрел зрачки. Нет, пока еще жива, только потеряла сознание. Он сорвал с Тусиных губ лейкопластырь. – Теперь мне придется и ее убить.
Охранник сказал это таким будничным голосом, что Туся засомневалась – вменяем ли он? В голову пришло нелепое воспоминание из детского мультфильма: «Ну вот, теперь он и тебя посчитал». Ее начал душить нервный смех.
– Не смей смеяться! – заорал Гена. Вены на его шее вздулись.
Она продолжала хохотать, как безумная.
– Никто не может смеяться надо мной! Лицо охранника перекосилось от ярости. Он наклонился и ударил Тусю по лицу. Она даже была благодарна ему за ту резкую боль, что испытала, ее нервный срыв закончился так же внезапно, как и начался.
– То-то же! – самодовольно усмехнулся Гена, мгновенно успокаиваясь. – На этот раз я не стану прибегать к ножу, хотя И считаю, что лезвие намного эстетичнее всех видов оружия. Вы сгорите, задохнетесь в дыму, – просто объяснил он. – Несчастный случай. Пустой дом в Выселенной деревне. Пришли мальчишки, побаловались спичками, а вы не успели спастись. Вот только спектакль придется отложить, пока я не привезу канистру бензина. Это для того, чтобы наверняка запылало и чтобы пожарные не успели подъехать раньше времени. – Он методично рассказывал Тусе о том, как собирается их убивать, а сам в это время связывал Риту. Она все еще была без сознания.
Заметив тревогу в глазах Туси, охранник сказал:
– А она ничего. Жаль, что я раньше этого не рассмотрел. Впрочем, теперь это не имеет значения.
– Тебя все равно найдут! – заверила Туся с пафосом, потому что актриса в ней продолжала жить, а если и собиралась умирать, то последней. – Ты ответишь за все свои злодеяния.
– Ошибаешься. Меня здесь скоро не будет. Я исчезну, испарюсь. А потом где-нибудь в Аргентине или Бразилии появится не Геннадий Васильевич Швыдко, а какой-нибудь дон Педро Иванов с энной суммой в кармане. Вряд ли на мою поимку бросят все силы Интерпола. Я человек маленький, но жить буду, и жить буду долго и счастливо, в отличие от вас.
Гена вышел, а Туся застонала от отчаяния. Чуть позже она услышала, как заурчал мотор его машины. Убийца отправился за бензином. Сколько им осталось жить? Десять минут? Полчаса? Час? Внезапно в Тусе проснулся дух сопротивления – не даст она поджарить себя и Маргаритку, как какую-то отбивную. Не для того ее мама родила, растила и воспитывала, правда, не всегда на личном примере!
– Рита, – позвала она. Тут уже было не до условностей. – Рита! Очнись!
Бесполезно. Удар по голове был такой силы, что мог и быка свалить, не то что хрупкую женщину.
Туся стала искать возможность развязать себя.
И вдруг на столе она заметила зажигалку, забытую охранником. Она подергалась, освободила связанные ступни, затем подползла к столу на четвереньках – от долгого лежания на полу ноги затекли и не хотели слушаться. Тусе удалось завладеть зажигалкой, и она даже умудрилась закрепить ее в вертикальном положении в какой-то щели. Чиркнув пару раз и получив ровное пламя, Туся, не долго думая, подставила под него связанные запястья. Огонь опалил кожу невыносимой болью, но она терпела, с ожесточением наблюдая, как веревки тлеют и загораются. «Горите милые, горите поскорее», – уговаривала, Туся. Спустя несколько секунд она смогла освободить и руки.
Надо отдать должное Тусе – она сразу же бросилась к Рите.
– Рита, очнись, очнись, пожалуйста.
Разве это не превратности судьбы? Как быстро они поменялись с Ритой ролями – теперь Туся вынуждена спасать учительницу, развязывать ее. Она приподняла голову и почувствовала что-то липкое под руками. Кровь. Сколько крови! «Господи! – воззвала Туся к небесам. – Что же мне делать?!»
«Будь сильной!» – будто услышала она. И Туся пошла, вернее, бросилась по лестнице на улицу. Хорошо, что на ней были куртка и ботинки.
Туся из последних сил бежала по дороге. Кругом стояли пустые дома, поселок словно вымер. Даже бездомных собак не было видно – на улице начиналась метель. Где-то вдали тускло светились, окна домов новостроек, но ей казалось, что она никогда не сможет добежать до них. Если она не сумеет позвать на помощь, то Рите грозит смерть. Она не будет об этом думать. Не должна об этом думать, потому что, если бы она осталась там, они бы погибли обе. А пока у нее еще есть шанс спасти жизнь учительницы.