Эллис Каут
Кое-что о домовых
Не все верят в домовых. Не все верят рассказам тех, кто якобы видел домового.
Открыв страницу энциклопедии на букву «Д», вы прочитаете: «Домовые — это, в большинстве случаев, невидимые домашние привидения. Старое народное поверье».
Это «в большинстве случаев» наводит на размышления, так как означает «не всегда». А если домовой не всегда невидим, значит, его кто-то уже видел. Или может увидеть.
Мы действительно знаем, как выглядит домовой: маленький и взъерошенный, он дразнит людей и чертовски радуется, если его проделки удаются.
Старые моряки рассказывают о домовых особого рода. Эти маленькие существа жили на парусниках; проказничали, шалили, а также предвещали шторм и помогали предотвратить несчастье, например, тем, что следили, не открутились ли шурупы, соединяющие важные детали корабля.
Не торопитесь утверждать, что всё это выдумки. Я знаю одного домового, который является потомком, точнее, правнуком этих корабельных домовых. Его зовут Пумукль, о нём и пойдёт речь в этой книге.
Когда вы будете читать эту историю, может статься, что кто-нибудь из вас вдруг вспомнит: «Со мной тоже случалось такое: положил на комод ключи, а они бесследно исчезли. Или: точно помню, что выключил в ванной свет, а он горит. Или: я эту вазу вовсе не трогал, а она вдруг упала». И дальше в том же роде.
Быть может, этот «кто-нибудь из вас» небрежен или забывчив. А может быть и такое, что как раз у него и живёт домовой. Его зовут, конечно, не Пумукль, потому что Пумукль — единственный на свете. Возможно, его зовут Цвидагль, или Фицибитц, или Шнургикель. А уж видимый он или невидимый — это дело случая.
Пумукль — видимый, но не всегда и не для всех. Когда, для кого и почему, вы узнаете из следующей истории.
Привидение в мастерской
Домовёнок Пумукль жил — и живёт до сих пор! — у одного старого доброго столяра по имени Эдер. У него есть мастерская и маленькая квартира над ней в небольшом доме с выходом во двор, который выглядит так же, как и тысячи других дворов: каштан, ведущий довольно жалкий городской образ жизни, пучки травы, пробивающиеся между камней; у стены, отделяющей двор от улицы, — ящики для мусора, а рядом — перекладина для сушки ковров, на которой дети делают упражнения. Мастерская у Эдера небольшая, так как он уже давно не делает большую мебель, только мелкие вещи: столики, полки, ящички. Или ремонтирует то, что приносят знакомые. У него нет ни помощников, ни учеников. Он живёт совсем один. В его одиноком доме нет даже собаки или кошки. Только Пумукль. Да и о нём Эдер долгое время ничего не знал. До тех пор, пока не случилась история с клеем.
Уже целый день в мастерской происходили странные вещи. Эдер начал делать ящичек для фрау Штайнхаузер из соседнего дома, но никак не мог его закончить. Каждый шуруп и каждый инструмент приходилось долго искать. Не потому, что мастер был неряшлив, а потому, что вещи не оказывались на том месте, куда он их клал. Например, напильник нашёлся на одном из стульев, хотя положен был на скамейку; замок, который он хотел приделать к ящичку, исчез без следа; шарнир он нашёл на столярном верстаке, когда нагнулся за шурупом, скатившимся со стола.
Короче, хоть убегай из мастерской.
Мастер Эдер начал думать, что он стал стар, забывчив и непригоден для работы. Когда он в очередной раз начал поиски замка, в мастерскую вошла фрау Штайнхаузер и поинтересовалась, готов ли ящичек.
— Я бы давно его сделал, — посетовал столяр, — да не могу найти замок. Что со мной в последнее время происходит, не пойму.
Фрау Штайнхаузер попробовала его успокоить:
— Ах, господин Эдер, с каждым человеком это случается. Исчезнуть он не мог. Обязательно найдётся!
При этом она тоже стала искать глазами замок и на кучке стружек обнаружила что-то блестящее.
— Вот же он! — воскликнула женщина и достала замок из кучи древесного мусора.
Мастер уставился на замок.
— Если уж дошло до того, что я бросаю нужные вещи в мусор, то…
— Ай! — вскрикнула вдруг фрау Штайнхаузер.
— Что с вами?
— Кто-то ущипнул меня за ногу. Смотрите, петля побежала вниз по чулку.
— Ущипнул? Не может быть! Вы, вероятно, где-то зацепились. Мастерская — не самое подходящее место для тонких чулок.
— Я, пожалуй, пойду. Когда же будет готов мой ящичек?
Мастер Эдер крепко зажал замок в руке, чтобы он ещё раз не потерялся.
— Если ничего не случится, то я принесу вам готовый ящичек сегодня вечером.
Но как и предчувствовал старый столяр, в мастерской всё-таки что-то случилось, что-то в крайней степени удивительное.
Сначала всё шло хорошо: замок подошёл замечательно и шурупы были на месте. Сверло, правда, лежало не на столе, а на досках в углу, но мастер его быстро нашёл. Он просверлил первое отверстие и только хотел вкрутить шуруп, как вдруг коробка с гвоздями, описав большой круг в воздухе, грохнулась на пол. Эдер вздрогнул от неожиданности. Он недоумённо смотрел на сотни рассыпавшихся гвоздей. Коробка же стояла на столе, в двух метрах от столяра. Как случилось, что она вдруг упала? Вздыхая, Эдер собрал гвозди и поставил коробку на место.
— Если так дальше пойдёт, я никогда не закончу этот ящик, — проворчал он и потянулся за отвёрткой. Но её — как не бывало! Эдер искал на верстаке, под ним, в ящике для инструментов, разворошил кучу стружек — кто знает, может, он не только замок выбросил в мусор, — но отвёртка словно сквозь землю провалилась. Эдер стал внимательно рассматривать все углы на полу, и тут его взгляд случайно остановился на горшочке с клеем, стоявшем возле ножки стола. Горшочек двигался! Мастер Эдер потёр глаза. Горшочек двигался! Не очень быстро, но заметно, как будто его кто-то толкал. Старый столяр так и застыл на месте.
И тут он услышал тоненький писк.
«Мышь?!» — пронеслось в голове мастера, — «это может быть только мышка». Он схватил молоток. Мышей в мастерской он не переносил. Подкрался к горшочку, но в этот момент горшок перевернулся. Сам по себе. От неожиданности Эдер выронил молоток, и тут раздался пронзительный крик. Сердце мастера на мгновение остановилось. Что это было? Как будто закричал сам горшочек или кто-то в нём. Эдер осторожно наклонился к горшочку, разглядывая его, как необыкновенного зверька. И тут он увидел, да, он совершенно отчётливо увидел что-то красное на краю горшка, как будто кто-то посадил в воздух красную кляксу. Она становилась всё отчётливее — это была уже не клякса, а растрёпанная рыжая шевелюра. Из шевелюры выступали два больших уха, а под чубом блестели от негодования глаза.
— Хорошенькое дело! — услышал Эдер тонкий голосок.
— Я, кажется, схожу с ума, — пробормотал мастер, опираясь на полку.
У рыжего существа оказались ещё ноги и руки, которыми он отчаянно размахивал.
— Вытащи меня отсюда! Я, кажется, приклеился. Фу-ты, фу! — ругался малышок.
Сердце у Эдера стучало так, как будто он только что пробежал дистанцию. Этого не может быть! Но голос зазвенел снова:
— Что это ты себе позволяешь? Бросать в меня молотком! Он чуть не угодил мне в голову! Освободи меня немедленно! Ты же видишь, я прилип к твоему дурацкому горшку!
Эдер не двигался с места. Рыжий парнишка дёргался и дрыгался так, что горшочек с клеем прыгал вместе с ним.
— Отцепись! — кричал малыш и топал своими тонкими ножками. Его рыжая шевелюра растрепалась окончательно и стояла дыбом.
— Спокойно, спокойно, я тебе сейчас помогу! — Эдер протянул руку к маленькому существу, но тут же отдёрнул её.
— Боюсь, сломаю тебе что-нибудь своими огромными руками.
— Вздор! Домовые не ломаются!
— Это ты, что ли, домовой?
— Ну конечно! Освободи меня, в конце концов! — приказал паренёк, топнув ножкой. Это выглядело так потешно, что столяра нисколько не обидел дерзкий тон.
Кончиками пальцев Эдер отцепил домовёнка от клейкого горшка.
— Не знаю, верить своим глазам или нет, — проговорил мастер.
— Я могу тебя ущипнуть, тогда ты сразу поверишь!
Не успел рыжик договорить, как Эдер уже почувствовал это.
— Ай! — вскрикнул он больше от неожиданности, чем от боли.
Домовёнок вскочил на ящик с инструментами и запел, перескакивая с одной ноги на другую:
— Ха-ха-ха! Теперь он знает, как Пумукль ловко щипает!
Эдер невольно засмеялся.
— Прекрати смеяться! Иначе я спрячу твоё сверло! И ты его никогда больше не найдёшь!
Пумукль тотчас прыгнул с ящика на стол, кряхтя поднял сверло, и оно, описав в воздухе большой круг, грохнулось возле верстака. Тут столяра осенило: вот почему он всё утро искал свои инструменты! Это вовсе не его рассеянность!
— Скажи-ка, дружок, это ты прячешь мои вещи?
Пумукль снова запрыгал с одной ноги на другую.
— Пумукль скачет, все вещи прячет. Эдер найдёт, ничего не поймёт. Плечами пожимает и дальше работает.
— Не работает, а работает! — поправил Эдер.
— Я знаю. Но тогда будет не в рифму, а я так люблю говорить стихами!
— Теперь я понял, чьих это рук дело!
Пумукль прекратил прыгать, лицо его сделалось сердитым.
— Ты бы ничего не понял, если бы я не стал видимым. Дурацкий горшок! Я готов был волосы на голове рвать!
— Мог бы и вырвать маленько, у тебя их чересчур много. Слушай, ты когда-нибудь причёсываешься?
Домовёнок презрительно сощурился.
— Причёсываться — фу! Быть видимым — фу!
И тут он начал потихоньку всхлипывать:
— Я — видимый, какой позор! Какой позор для домового!
Столяр принялся его успокаивать:
— Из-за этого не стоит плакать! Меня тоже все видят. Я же не плачу!
— Да-а-а, ты и должен быть видимым, а я… — продолжал всхлипывать Пумукль.
— Я не совсем понимаю, с тобой это впервые? — удивился Эдер.
— Конечно! И всё только потому, что я приклеился к этому проклятому горшку! — снова рассердился Пумукль и добавил твёрдым, почти торжественным голосом:
— Если человек притронется к домовому, или домовой зацепится за предмет, принадлежащий человеку, то домовой становится видимым! — Глаза Пумукля стали большими и тёмными. — Это закон домовых!
У мастера побежали мурашки по спине.
— Если хочешь, можешь снова стать невидимым, я ничего не имею против, — предложил он.
Но маленький человечек потряс взлохмаченной головой.
— Для других я — невидимка, но ты — раз увидел, будешь теперь видеть меня всегда. Закон домовых! Глупо, но ничего не поделаешь.
— А если ты убежишь отсюда. Далеко. И никогда больше не вернёшься. Будешь для всех невидимкой, — не хотел сдаваться Эдер. — И тебе хорошо, и мне!
Глаза у Пумукля снова стали большими и тёмными.
— Я должен остаться у того, кто меня увидел! Закон домовых!
— Я не знаю, хочу ли я этого.
— Я тоже не знаю. Но это так!
— Хорошенькое дело! — на этот раз восклицание, с которого началось знакомство, принадлежало Эдеру. Домовой кивнул.
— Я весь в клею! — вдруг заметил он.
— Я принесу тебе тёплой воды, можешь помыться. — Эдер поднялся, чтобы идти и вдруг замер:
— Слушай, может и хорошо, что ты здесь. Я вспомнил, как мы когда-то в школе учили стихотворение. Я его, правда, забыл, но помню, что в нём шла речь о домовых, живших в одном из домов Кёльна. Ночью, когда все спали, они стряпали и шили, мастерили и красили. Так что к утру все дела были сделаны.
— О, я ничего не хочу слышать про кёльнских домовых! Такой глупый народ! Работа! Фу!
И Пумукль состроил такую презрительную гримасу, что Эдер почувствовал, что сказал что-то совсем неподходящее и смущённо забормотал:
— Да-да, ты ведь не из Кёльна.
У домового покраснели уши от возмущения.
— Ещё чего! Я делаю только то, что доставляет мне удовольствие! Я — Пумукль, потомок славных корабельных домовых!
— Что-о-о? Ну-ка повтори!
— Пумукль — потомок корабельных домовых! — Он тяжело вздохнул. — Да, трудные для нас настали времена. Сейчас так мало парусников, всё больше железных кораблей, а на них мы жить не можем.
— Но моя мастерская — тоже ведь не парусник!
— Не парусник. Но здесь так много дерева! Мы любим дерево! И такие замечательные стру-у-ужки!
Слово «стружки» Пумукль еле выговорил, так ему захотелось зевнуть. Он потряс головой.
— Быть видимым не так-то просто. Я так устал. — Глаза у него стали закрываться. — Извини, но я должен поспать.
И он стал устраиваться на куче стружек в углу.
— Подожди! — воскликнул мастер. — Только не здесь!
— Почему? — раздался из кучи сонный голос.
— Мне надо вымести эти стружки отсюда.
— Нет, не надо.
— Я вымету вместе со стружками и тебя!
— Не выметешь, — доверчиво пробормотал Пумукль и начал тихо посапывать.
Старый столяр стоял перед своим новым маленьким другом, который сладко спал на стружках и не решался потревожить его. Придётся оставить мастерскую неубранной. Он ещё немного постоял, прислушиваясь к тихому посапыванию, и улыбнулся, взглянув на забавную рожицу спящего. Потом, стараясь не шуметь, на цыпочках вернулся к своему ящичку. Но работа не ладилась. Если бы фрау Штайнхаузер знала, что ему помешало закончить работу!
«Ах, я должен кому-то рассказать эту историю и что-нибудь выпить, в горле всё пересохло», — подумал Эдер, тихо вышел из мастерской, тщательно прикрыл дверь и направился к кафе на углу улицы. Так как у Эдера не было ни жены, ни детей, ни ещё кого-нибудь, кто бы мог ему приготовить ужин, он часто после работы приходил в кафе под названием «Золотой родник», где после работы собирались друзья и знакомые из соседних домов.
Вот и сейчас там уже сидели слесарь Бернбахер, механик Бирлейн и жестянщик Шмит.
— Ещё один отработал! — приветствовали они Эдера.
— Нет, я ещё должен кое-что доделать, но… — Эдер не закончил предложение, покачал головой и заказал кружку пива. Он молча сидел, задумчиво глядя перед собой.
— Что с тобой, Эдер? О чём ты думаешь? — почувствовав неладное, поинтересовались приятели.
— У меня есть о чём подумать. В моей мастерской появился домовой.
Его друзья переглянулись.
— Да, домовой. Лежит в стружках и сладко спит, — серьёзно повторил Эдер.
За столом установилась тишина. Не потому, что мужчины верили в домовых, а потому, что все одновременно подумали о том, что не мешало бы вызвать врача.
Слесарь похлопал Эдера по плечу.
— Ничего, это пройдёт! Тебе показалось!
— Нет, не показалось! Вы бы сами могли сходить и посмотреть на него, если бы не этот закон домовых, по которому он для всех, кроме меня, невидим.
— Не рассказывай сказок, мы уже давно не в том возрасте, — сказал механик Бирлейн.
— Я знаю, что вы принимаете меня за сумасшедшего, но я говорю вполне серьёзно. С некоторого времени у меня в мастерской постоянно пропадают инструменты; лежат там, куда я их не клал.
— Со мной тоже это иногда происходит, — проговорил слесарь. — Просто мы стареем, становимся рассеянными.
Эдер снова покачал головой.
— Я тоже сначала так думал. Пока мой маленький Пумукль приклеился к горшочку с клеем.
— Кто?
— Домовой. Его зовут Пумукль.
Механик наклонился к слесарю и прошептал:
— Бедный Эдер! По всей вероятности, он болен.
А жестянщик Шмит приказал:
— Сейчас же прекрати, Эдер! Тебе всё приснилось!
— Нет-нет, не приснилось.
— Я могу тебе доказать, что это лишь сон, — Шмит был твёрдо намерен избавить друга от этого видения. — Над чем ты сегодня работал?