— Ты что, правда будешь их носить? — спрашивает Сюсанна.
— Возьму на время, — Йенна раздвигает вырез рубашки: — Приве-е-ет, меня зовут У-у-уллис!
Сюсанна подходит к Йенне и тоже смотрит на кривляющееся отражение.
— Привет, я У-у-уллис! — повторяет Йенна. — Хенке, хочешь потрогать? Хочешь меня обнять? Может, переспать со мной хочешь?
Сюсанна хохочет, а Йенна все выпячивает свои новые груди.
— Ну, потрогай! — дразнит она отражение в зеркале. — Давай, потрогай! Меня зовут Уллис, по прозвищу Сиськуллис! Хо-хо, Уллис-Сиськуллис, Сиськуллис-Уллис! Хо-хо!
— Хватит! — Сюсанна задыхается от смеха. — Я сейчас умру!
И Йенна тоже хохочет так, что больше не может говорить. Она валится на пол рядом с Сюсанной, и они хохочут так, что тетка, которая живет со своей собакой этажом выше, принимается стучать шваброй о пол, чтобы они умолкли.
— Ой, ты чокнутая! — произносит наконец Сюсанна.
— Будь ты школьным психологом, ты бы таких слов не говорила, — еле отдышавшись, отвечает Йенна.
— Но я ж не психолог.
— И слава богу!
Вскоре Йенна вспоминает, что смеяться надо потише, потому что в соседней комнате спит мама. Ей надо спать, последнее время она часто спит, когда Йенна дома.
Глава 7
— Как я уже неоднократно повторяла, — говорит Бритта, перебирая свои скрепки, ручки и справки на столе, — собрать деньги на поездку — дело нелегкое. Начать нужно заранее. Вы принесли листовки с приглашением на праздник? Сегодня последний день.
Сюсанна роется в своей сумке. Йенна неподвижно сидит рядом. Бумажка с двумя отметками «Я приду» и «Я не приду», аккуратно сложенная, лежит в одном из удобных кармашков сумки, но Йенна не собирается ее сдавать. Потому что тогда придется объяснять Бритте, почему выбраны оба ответа, а класс будет пялиться, спрашивать и, может быть, потом шушукаться и шептаться.
Ведь они не знают.
И не узнают, НИКОГДА не узнают, потому что иначе они начнут жалеть и бросать на нее странные взгляды, как и все люди, которые вдруг узнают, что у мамы Йенны Вильсон рак.
Поэтому Йенна не собирается сдавать листок.
Поэтому она ничего не говорит.
Бритта ходит по рядам, собирает листки и говорит «спасибо», «убери жвачку» и «сними кепку». Когда Бритта подходит к Сюсанне и Йенне, Йенна опускает взгляд на парту с надписью «Olle wants to fuck»[3]. Бритта пахнет, как бабушка.
— У меня не все листки, — раздраженно говорит Бритта, забирая листок Сюсанны. — Больше никто не принес, точно?
Раздается сигнал мобильного — очень громкий и переливчатый. Уллис принимается рыться в своей сумке.
— И еще я прошу вас выключать мобильные телефоны на время урока, — произносит Бритта, сверля взглядом Уллис, которая сидит вместе с Карро за последней партой. — Сколько раз повторять, Ульрика?
Уллис шикает на Бритту, раздраженно машет рукой и отвечает на звонок. Карро восхищенно смотрит на подружку.
— Приве-е-ет, милая! — Уллис зажимает свободное ухо рукой, чтобы не слышать Бритту. — Как классно, что ты позвонила, но знаешь, я сейчас немного занята!
Бритта грозит пальцем, Уллис отвечает воздушным поцелуем.
— Короче, я тебе перезвоню, ладно? Угу, отлично, целую!
— Ульрика, — беспомощно вздыхает Бритта.
— Я уже выключила! — Уллис машет телефоном. — Вот, выключено, видите? Давайте дальше про ваши бумажки.
Класс смеется, во взгляде Бритты читается неуверенность.
— М-да, бумажки, — она оглядывается по сторонам, проверяя, не пропустила ли кого-нибудь, кто готов сдать листок.
Не пропустила.
Сдавать вовремя — это не круто.
— Ну что ж, даю вам еще одну неделю, — устало бормочет Бритта.
— Клево, Битте-Бритта, — говорит Уллис, раскачиваясь на стуле.
Карро хихикает и тоже раскачивается, чуть-чуть.
Бритта бросает взгляд на Уллис, садится за стол и собирает бумажки аккуратной стопкой, бормоча сквозь шелест и шуршание что-то про безответственность и лень, которые отразятся на будущем и так далее.
Безответственность.
У Йенны нет сил об этом думать.
И Бритта сидит за своим столом и до самого звонка проповедует о собраниях, запрете на курение, о профориентации, и дне спорта, и о библиотечном дне, и об опозданиях, и о жалобах учителей, и о том, как хорошо себя ведут другие классы, но никто ее не слушает, даже Йенна — особенно Йенна, потому что у Йенны болит живот.
— Твоя мама придет на праздник?
Урок окончен. И хотя Йенна изо всех сил спешила прочь из класса, Бритта умудрилась поймать ее, чтобы поговорить наедине.
Йенна не знает, что ответить. Бритта крепко держится за свой портфель и старается смотреть на Йенну спокойным взглядом, но волнение не скрыть. Йенна тоже волнуется, и больше всего ей хочется послать Бритту к черту, посоветовать пойти и утопиться, убиться об стену или запереться в шкафу вместе с чучелами птиц и сидеть там на жердочке. Не плевать ли ей, придет Йеннина мама на праздник или не придет? Какое ей вообще дело?
— Придет или не придет? — повторяет Бритта, не получив ответа. Она облизывает губы, и Йенна вдруг вспоминает слова бабушки о том, что певица Лилбабс ужасно часто облизывает губы.
— Наверное, — кратко отвечает Йенна и застегивает карман сумки, в котором хранятся ручки.
— Как она сейчас?
Бритта пытается изобразить добрый взгляд, это заметно, но Йенну просто бесит, что Бритта лезет туда, куда ее не звали!
Она не имеет права!
Оставьте меня в покое!
Все остальные уже вышли из класса, осталась только Уллис. Она прислушивается к разговору Бритты и Йенны, это видно. И присматривается к Бриттиной руке, которая лежит на Йеннином плече.
Йенна и Уллис на мгновение встречаются взглядами — но только на мгновение.
Иногда они сталкиваются на лестнице в подъезде, но никогда не здороваются.
— Да, давно мы с твоей мамой не говорили по телефону, — говорит Бритта, убирая руку.
— Ну да, — отвечает Йенна, стараясь говорить дружелюбно, но сил больше просто нет, и ноги сами несут прочь — подальше от Бритты и ее портфеля, и класса, в котором пахнет сухим мелом. Прочь отсюда, прочь от этих расспросов.
— Передавай ей привет, хорошо? — слышится за спиной голос Бритты.
Глава 8
Йеннину маму зовут Лив. Это значит «жизнь». У нее рак груди.
У Йенниной мамы нет волос на голове, только детский пушок. Иногда она ходит с костылями, утром и вечером принимает таблетки, а в душевой у них специальный стул, чтобы маме было легче мыться.
Она может умереть.
«Не надо об этом думать», — говорят Йенне. Все и всегда. «Йенна, Йенна, малышка, не думай об этом».
Но когда Йенна лежит под одеялом в своей постели, в холодной комнате, и за окном темно, то думает она именно об этом.
Об этом невозможно не думать.
Глава 9
Дома у Уллис вечеринка. С верхнего этажа доносится шум и грохот.
— Ничего себе, разошлись! — говорит мама, сидя на диване с Йенной.
Мама смотрит вверх, как будто боится, что потолок треснет и какой-нибудь весельчак свалится ей на голову.
— Это ведь у твоей одноклассницы, да?
Йенна кивает и одновременно пожимает плечами, не отрывая взгляда от развлекательной программы, которую она вообще-то не должна смотреть сегодня вечером. Вообще-то это позор — сидеть и смотреть телек вечером в пятницу.
— Наверное, у нее, — говорит мама. — Интересно, а мама ее дома?
Йенна снова пожимает плечами. На экране толстяк пытается преодолеть полосу препятствий, публика подзадоривает его криками, а ведущая — стройная красотка — смеется и смеется: замечательно, когда люди не стесняются смешить других!
Йенне все это кажется невыносимым.
— Хочешь чипсов? — спрашивает мама. — Я сделала твой любимый соус.
Мама пытается встать, но лицо искажает гримаса, перед глазами темнеет.
— Вот черт, — говорит она, трогая ноги, спину, бедра: последнее время ее беспокоят все, ВСЕ части тела.
— Я принесу, — говорит Йенна и спешит на кухню.
Там звуки вечеринки слышны еще лучше: музыка, смех, топот. Интересно, Сакке там? Конечно, там. Ясное дело, все там. Все, кого не надо искать в школьном каталоге, чтобы вспомнить, кто они вообще такие.
Йенна Вильсон.
Кто?
Ну, та, высокая, русые волосы. Довольно обычная внешность. Ходит в слишком коротких джинсах и невзрачных блузках.
Кто?
Ну, ты вспомнишь, если постараешься, — учится в одном классе с Уллис. Но они не дружат. Она все время ходит с такой темненькой, в очках. Она играет на пианино.
Йенна?
Да нет, та, темненькая! В столовке всегда сидят за отдельным столом, вдвоем. Около кадки с пальмой.
А, э-э-эта! Ну да, точно. Но в ней, вроде, ничего особенного?
Нет, ничего в ней особенного нет.
Совершенно ничего особенного.
Поэтому Йенна и не идет на вечеринку.
Йенна вздыхает, достает из холодильника соус, а чипсы берет в буфете, с полки, на которую их положила мама, не самой нижней и не самой верхней. Маме больно тянуться вверх и наклоняться вниз тоже больно.
— Вот, — Йенна со стуком ставит миску на журнальный столик, вернувшись в комнату.
Мама обеспокоенно смотрит на Йенну.
— А чем сегодня занята Сюсанна? — спрашивает она.
— Понятия не имею, — отвечает Йенна.
И это правда. Сюсанна предложила поиграть вечером в покер, но покер Йенне дико надоел. Играть в покер вечером в пятницу — еще позорнее, чем смотреть развлекательную передачу про людей, которые обливаются потом и ржут без причины.
Сюсанна предложила придумать что-нибудь другое, но Йенна не захотела и сказала, что плохо себя чувствует, что ее тошнит. Ей ничего не хочется. Даже с Сюсанной встречаться не хочется.
Сверху доносится громкий стук.
Йенна с мамой смотрят вверх, на потолок. Раздается громкий крик — но не страшный. Не такой, как однажды ночью, когда мама упала возле туалета и закричала во весь голос от жуткой боли, а Йенна подумала, что мама сейчас умрет, вот прямо сейчас, и тоже закричала.
Два страшных крика среди ночи.
Но этот крик сверху — не страшный. Он радостный, веселый, как будто кого-то щекочут. А Йенна не боится щекотки.
— А ты почему не с ними? — вдруг спрашивает мама.
— Чего?
— Ну, почему ты не у нее, не у Уллис? Там, кажется, весело. Может, тебе пойти?
— А может, и не пойти.
— Но тебе, наверное, не очень весело сидеть тут со мной? — говорит мама и улыбается Йенне.
Она, конечно, желает ей добра. Она думает, что Йенна и вправду могла бы пойти на эту вечеринку, что это лучше, чем сидеть дома. Она думает, что у Йенны есть выбор.
Йенна снова вспоминает фотоальбом и мамину развеселую юность с Гуллан, и Лайлой, и Кикки, и Викки, и Говникки. Вот им, наверное, было клево, уж они-то были звездами. На тех фотографиях мама красивая и здоровая.
А сейчас такая некрасивая.
Сил нет.
— Пойду спать, — говорит Йенна.
Она встает и уходит, оставив маму наедине с чипсами, соусом и искусственным смехом из телевизора.
Глава 10
— Хо-хо, и что, мне было клево? — гогочет Юхан, хлопая дверцей своего шкафчика.
— Ага, пока ты все не заблевал! — отвечает Уллис, глядя на себя в зеркало, которое она прикрепила к внутренней стороне дверцы.
— Да на тебя смотреть было тошно! — Карро шутя пихает Юхана кулаком в живот, тот быстро напрягает мышцы.
— Да уж, пить ты не умеешь, — фыркает Уллис. — Карро, что у нас сейчас?
Карро пожимает плечами и снова пихает Юхана в живот. Уллис со вздохом поворачивается к Йенне, которой, к несчастью, достался шкафчик по соседству с Уллис и которая, к несчастью, живет по соседству с Уллис. Этой Уллис прямо-таки многовато в ее жизни! Йенна делает вид, что оглохла, с самого утра: сегодня все только и треплются, что о потрясающей вечеринке Уллис. Все были там, все напились, соседи жаловались на шум, пришел патруль, в квартире перебиты стаканы, ковры в пятнах, двери слетели с петель.
«Вот это вечерина — да, вот это вечерина! У Уллис всегда самые крутые тусы!»
— Эй, Йенна! — окликает Уллис. — Что у нас сейчас?
— Шведский, — бормочет Йенна.
— Ага.
— Кажется… — добавляет Йенна, потому что знать, какой урок по расписанию, и носить с собой все учебники — это не круто.
Но Уллис уже отвернулась и не слышит.
— На выходные опять напьемся? — говорит Карро, оставив Юхана в покое.
— Ясное дело, — Уллис хлопает дверцей шкафчика так, что у Йенны чуть не лопается голова. — Милый друг, кури-бухай и меня не забывай! Так?
Карро гогочет, и они с Уллис, взявшись под ручку, уходят на урок. Йенна даже смотреть на них не хочет.
Кури-бухай…
Да пошли они!
Свен, учитель шведского, нацарапал на доске всего одно слово.
Поэзия.
— Отпустите на волю чувства! — говорит он, размахивая руками перед классом. — Отпустите эмоции, чувствуйте!
И пишите! Просто пишите, и все! Не мешайте словам литься наружу, не зажимайте их!
Свен подходит к музыкальному центру, который стоит в углу, нажимает на «Пуск», и классическая музыка струится над склоненными головами, щекочет тяжелые зеленые шторы на окнах.
— Что за нудятина! — кричит кто-то из компании парней, которые всегда сидят сзади. — Может, лучше кино посмотрим?
Свен мотает головой, седые космы торчат в разные стороны. Он закрывает глаза, шикает на класс и почти шепотом произносит:
— Пиши-и-ите. Просто пишите.
Но протесты не утихают, кто-то ноет: «Блин, тоска-а-а…» Другие подхватывают: «Нудятина!»
Тема — любовь. Самые разные виды любви, подчеркнул Свен. Сюсаннина ручка быстро бегает по бумаге.
— Что ты пишешь? — Йенна наклоняется к Сюсанне.
— Тихо, покажем друг другу, когда допишем! Пиши пока, — говорит умница Сюсанна таким же тоном, что и Свен.
Да пусть хоть замуж за него выходит.
Йенна думает. Пять минут, десять, может быть, пятнадцать. О любви, хм, написать о любви… Тогда, конечно, о Сакке. Хочется написать о его темных волосах, глазах, куртке с капюшоном, потертых джинсах, но не получается, не выходит, и Йенна кусает ручку и думает, думает, думает. Она долго, долго думает.
Любовь.
И, наконец, пишет.
За десять минут до конца урока Свен предлагает кому-нибудь прочитать то, что получилось: как он говорит — «поделиться плодами».
Звучит как-то… по-садоводчески.
— Но только если хотите, только если хотите, — повторяет Свен, подчеркивая, что словесное творчество не терпит принуждения.
Но никто не хочет ничего читать вслух, и Свен озадаченно чешет затылок, потом напоминает, что на следующей неделе контрольная, и сообщает, что на этом — раз так, раз так — урок окончен.
— Теперь давай читать! — нетерпеливо говорит Сюсанна, как только они с Йенной выходят в коридор. — Я прочитаю твое, а ты мое. Классное задание, мне понравилось!
Но Йенна качает головой.
— Я ничего не написала, — говорит она, пряча линованный листок в карман.
— Как это?
Сюсанна поправляет очки — знакомый жест, она всегда так делает, когда сердится. Йенну это раздражает.
— Как? — повторяет Сюсанна. — Я же видела, что ты писала. Покажи! Что тут такого? Я и так понимаю, что ты писала про Сакариаса!
— Тише! — шипит Йенна. Они уже совсем близко к шкафчикам, а у шкафчиков, как и у стен, есть уши.
— Ну, ясное же дело! — не унимается Сюсанна. — Дай посмотреть.
— Нет.
— Тогда я тоже не покажу.
— Ну и ладно.
Сюсанна устремляет на Йенну разочарованный, даже печальный взгляд. Они же всегда всем делятся. Но взгляд не помогает: листок остается лежать в Йеннином кармане.
И дрожит, как живой.
Глава 11
В комнате Йенны есть письменный стол, стул, кровать, два стеллажа, комод, зеркало в полный рост и уродливый ковер.