Страшила покачал головой и причмокнул. У него еще больше прибавилось уважения к Коту, который может запросто ссориться с самим Масленкиным.
Он с завистью сказал:
— Эх, был бы у меня такой брат, пускай бы вмешивался, куда хотел! Мой вон брат заделался каким-то кандидатом и ходит в очках, как шпик… А Масленкин такой гол закатал вчера «Локомотиву»! Чуть вратаря не убил! Это— брат! А вы куда? Опять к Михей Михеичу ишачить? Зря это вы делаете, пацаны!..
— Почему? — взвился Кот.
— А-а! — махнул рукой Страшила. — Нашли б кого другого, если уж вам так нужно…
— А этот чем плохой?
— Он — сектант… — таинственно сказал Страшила. — У него секта…
— Это что — банда какая-нибудь? — с интересом спросил Кот.
— Да ну-у… — презрительно сморщился Страшила. — Так, всякая шушель… Завесят окна, запрутся…
— И колдуют? — обрадовался Зямка.
— Да ну-у… Больше поют…
— Наверное, пьянствуют?
— Не-е… Все трезвые оттуда выходят… и драк не бывает… А какое же пьянство без драки?
— Это точно, — подтвердил Кот. — В пьянстве самое интересное — драка. Сначала целуются, целуются, потом как начнут драться! Я люблю смотреть! У нас были соседи — каждую неделю дрались. Прямо кино! А может, там все-таки разбойники?
— Разбойники! — возмутился Страшила. — С таким жлобом стали бы разбойники связываться! Очень он им нужен! Как будто они кого интереснее не найдут! Так — старухи, бабы всякие… А сам он просто кулак. И пацаны, которые у него живут, — настоящие придурки: ни с кем почти не разговаривают, даже в школу не ходят, не говоря уж про футбол…
— В школу не ходить я люблю! — сказал Кот. — Вот когда болел я ангиной — целую неделю в школу не ходил. И ничего! Нормально! Глянешь в окно — все в школу тащатся, а тебе не надо! И так прямо радостно станет — никакая ангина не болит! Но совсем не ходить — будет скука.
— Самое веселое — это там, — подтвердил Страшила. — Я туда нарочно за час раньше прихожу. Где и побаловаться, как не в школе!
— А почему он их в школу не пускает? — спросил Зямка. — Это какая-то ерунда… Что тут такого?
— А-а! Говорит — грех…
— По-моему, он просто отсталый, — пожал плечами Зямка. — Просто ему никто не объяснит. А если ему хорошенько все объяснить — он поймет, правда, правда!.. Страшила был другого мнения:
— Так он вас и послушал! Он никого на нашей улице не слушает, всех ненавидит…
— Нас он послушает! — уверенно тряхнул головой Кот. — Нас он послушает, как из пушки! Как же он может не послушать, если это — правда? Каждому дураку понятно.
— Может, тебя и послушает, — серьезно сказал Страшила. — Но только вряд вам это удастся.
— У нас удастся! У нас удастся, как из пушки! Пошли!
Сережка и остальные березовцы тоже не сомневались, что если хорошенько поговорить с Михей Михеичем, то, несмотря на свою отсталость, он поймет.
Кот, не любя чего-нибудь надолго откладывать, сразу приступил к делу. Тем более, что Михей Михеич в этот день находился в очень хорошем настроении и даже погладил Сережку по голове.
— Михей Михеич! — по-деловому обратился к нему Кот. — А что — правду говорят, что вы этих своих… ну, племянников в школу не пускаете, а?
Доброе лицо Михей Михеича сразу изменилось — стало злым и внимательным.
— А вам кто же это сказал? — вкрадчиво спросил он.
— Да там один! — беспечно ответил Кот.
— Так, значит, вы это тут ко мне ходите шпионством заниматься? Вам какое дело? Вы кто — сыщики?
— Почему — сыщики? Мы — пионеры, — обиженно сказал Зямка.
На щеках Михей Михеича появились пятна, он говорил медленно, раздельно, заикаясь от злости:
— Пионеры-ы? Ха-ра-шо! Прекрасно! Это вас в пионерах научили чужих делов касаться… вынюхивать тут? Научили очень даже прекрасно… Ну, а воровать вас где научили?
— А что мы украли? — тихо спросил Кот, и все березовцы подумали про конфетку, съеденную Пушкиным.
— Чего? — Михей Михеич совсем разъярился и уже кричал. — Чего украли? Овес! Вот что!
— Какой овес? — переглянулись ошеломленные березовцы.
— Ка-акой? Сляпой! Мешочек под крыльцом был прибрат, куда он делся? Отвечай, ну?
— Мы откуда знаем… Зачем он нам нужен…
— А-а. Не знаете?.. А кто ж знает? Пионеры? Нюхают тут! А сами овес смыли! Вот это пионеры! Вот это — патриеты! У инвалида труда овес воровать! Да ежели я вашему начальству… А ну, пошли прочь с моего двора! Нюхают тут!
Березовцы молча вышли и молча побрели по улице.
Только минут через десять к ним вернулся дар речи:
— Ты скажи, а?
— Вот так так!
— Да-а-а…
— Здорово…
— Еще и выдумывает…
Первым опомнился Кот и, хлопнув папахой по коленке, сказал:
— Правильно делал Стенька Разин, когда громил таких гадов! Пускай сам свой лук поливает! Пошли заберем своего Пушкина и—хватит! Найдем другого, революционера найдем!
Глава XIII
Пушкин, и не подозревая о подлости Михей Михеича, прилежно занимался собственным перевоспитанием в компании его племянников и коз.
Пастухи, сидя рядышком на косогоре, о чем-то беседовали, а козы бродили внизу сами по себе.
Разговор, по-видимому, был очень интересный, что ни Пушкин, ни племянники даже не заметили, как сзади подошли березовцы. Все трое вздрогнули, когда за их спинами раздался голос Кота:
— Привет!
И Кот, не обращая внимания на племянников, приказал Пушкину:
— Вставай, пошли!
— Куда?
— С нами.
— Амнистию тебе присудили, — объяснил Борис. Пушкин, конечно, обрадовался, но, будучи честным человеком, решил признаться:
— Да я еще… как-то… ну, не чувствую, что исправился… Как был, так и есть…
— Ничего, — ободрил его Кот. — Доисправишься потом!
Пушкину коротко рассказали, что произошло у Михей Михеича. Племянники тоже слушали. Старший вдруг сказал:
— Он такой… он…
— Да и вы небось такие, — перебил его Борис. — Все в него…
— Он нам не отец, — с обидой сказал младший. — Мы племянники…
— Это нас не касается, — сказал Кот. — В общем, оставайтесь, пасите тут своих козлов, а нам больше не попадайтесь!
Племянники молча отвернулись.
Пушкин пошел было с ребятами, но вдруг остановился;
— Знаете… Вот что… Подождите… Их, по-моему, нельзя так бросать, пацанов этих… Надо им как-то помочь, что ли…
— Помочь? — спросил Кот. — А! Верно! Сейчас мы им поможем! Это ты хорошо придумал! Сейчас они у нас покатятся с горки, аж пятки замелькают, лучше, чем на салазках! Больше им ничем не поможешь!
Березовцам эта мысль понравилась, они повернули было назад, но Пушкин стал хватать их за руки:
— Да стойте! Подождите!.. Что скажу!.. Вы что? Я же не это хотел! Я… по-хорошему помочь!..
— Довольно помогали! — зло сказал Борис. — Допомогались, что октябрьских обходи за десять кварталов…
— Да вы знаете, — горячился Пушкин, — вы знаете, что они в школу не ходят!.. И книг… и совсем невежественные и одичалые… В кино ни разу не были!
— Знаем! — сказал Кот. — Только нам до этого никакого дела нету! Кулаки всегда бывают одичалые — глянь хоть в какой книге. А кто с ними водится, тот называется подкулачник, мне отец говорил.
— А если они тебе нужны, иди к ним, — добавил Борис, — будешь сам подкулачником. А нам это ни к чему!
— Ну и что ж!.. Ну и пойду… — взбунтовался вдруг Пушкин. — Мне, конечно, неохота… Но только нельзя их бросать, если они никакие не кулаки, а сами, если хотите знать, угнетенные!
До Зямки дошло раньше всех, и он загорячился:
— Слу-ушайте, ребята… Да ведь так оно и есть! Да нет, вы только подумайте, а? Какие же мы ослы!
— Чуть не побили совсем напрасно! — понял Кот. — Пошли к ним!
Он первый обратился к племянникам, высказывая все дружелюбие, какое имел:
— Так, значит, вы племянники? Интересно… Я, понимаете, прошлый год сам был племянником, когда к тетке в гости ходил. Все меня так и звали — племянник. А вы к нему откуда приехали?
— У нас в деревне мать померла, — сказал старший. — А отец еще раньше помер… А он наш дом продал, а нас к себе перевез…
— Наша деревня — Ушинка. — с удовольствием сообщил младший.
— Да он-то ее мало помнит, — пренебрежительно кивнул на него старший.
— Помню!
— Мы хорошо жили… Разве мы б тут стали… А он говорит: «Вас в приют возьмут, будут на горох коленями ставить и кормить баландой…»
— Ну это он не в курсе, — сказал Кот. — Это, может, в старину так… У нас в городе был детдом, где сейчас детские ясли, а потом перевели его куда-то… Вообще-то там не очень хорошо жить, как в санатории или лагере каком — все по часам, но зато там пацаны дружные! Тронуть кого-нибудь ихнего — не моги! Вот нам от них доставалось! Ну и им от нас тоже! Все-таки нам больше перепадало! А только мы с ними заключили мир — их перевели. Вот жалко…
— Слушайте, неужели правда, что вы в кино ни разу не были? — никак не мог поверить Зямка.
— Почему это не были? — ни с того ни с сего обиделся старший.
— Когда в колхозе жили, мы много кии смотрели. Джульбарс там… Про собаку… Давно, конешно, сейчас плохо помню… А он-то и совсем не помнит, мал был…
Березовцы дивились на дикарей, не видавших кино, и всем сразу захотелось немедленно повести их туда, но сейчас это было невозможно.
Зямка продолжал докапываться:
— А книжки какие вы читали?
— Тоже мало доводилось… Еще в колхозе… «Царевна-Лягушка», «Доктор Айболит»… Мировые! Я ему все рассказал.
— Я все запомнил, — подтвердил младший.
— Так я вам книг принесу! — сказал Зямка. — Вам каких?
— Не надо, — покачал головой старший. — Он не велит… Грех… Только божественные…
— А вы молитвы знаете? — заинтересовался Кот. — Много?
— У нас не молитвы… Ну, такие… песни. Духовные называются.
— Спой хоть одну! — сразу пристал к нему Кот. — Спой, что тебе стоит… Хоть коротенькую… Ну, спой…
Старший смутился.
— Я спою? — оглянулся на него младший, тот кивнул. Мальчишка вытянул шею, прижмурил глаза и тоненько запел:
Ныне, ныне я печален,
Ныне я покой отверг,
Я остался безотраден,
Провожаю дни в скорбех…
— В скорбех! — повторил Кот и захохотал. — В скорбех! Вот так да! Это я никогда не слыхал. В церкви-то мы с одним там были! Мы притворились, что тоже верующие: и перекрещивались, и кланялись, но они все равно нас разоблачили! Сразу за шкирку и — на улицу! На самом интересном месте: поп вышел, весь переодетый, запел…
Старший взглянул на солнце и встал:
— Нам время коз отгонять…
— Валяйте, — сказал Кот. — Только, значит, мы завтра к вам сюда придем. Завтра в парке — детский праздник, по радио объявляли: карусель, детские фильмы… Мы вас поведем!
— А козы?
— Козы — чепуха! Кто-нибудь из нас попасет. Надо кого-нибудь выделить, только кого? Меня нельзя, я завтра буду всем руководить.
— Да Пушкин свой срок еще не отбыл! — сообразил Борис. — Сам говорит, что еще не исправился…
— Правильно! — обрадовались ребята. — А мы и забыли. И сам он стоит помалкивает! Вот пускай он и пасет! А то так и остался бы недоисправленным! Пушкин, будешь?
— Конечно. Раз нужно, буду. А почему же?
— Ну и порядок!
Когда братья ушли, гоня своих коз, березовцы еще немного посидели на косогоре.
— Жалко пацанов… — вздохнул Алик. — А что делать?
— При Стеньке Разине это было — пустяк, — сказал Кот. — Налетели б на конях, эксплуататору этому — секир-башка, коз его, свиней беднякам роздали, а пацанов этих приняли в свою армию. Дали бы им коней, сабли и ускакали на Волгу, на утес!
— Может, большим скажем? — предложил Алик.
— А если этот тип наврет на нас, про этот самый… овес его какой-то? — сказал Борис.
Сережка тоже был против.
— Если моя бабушка узнает, что наша тимуровская команда какому-то кулаку помогала, она меня совсем засмеет… Не-ет…
— Ничего никому не говорить! — решил Кот. — А мы что — калеки? Сами все сделаем; будем их водить в кино и вообще везде, книжки давать, еще что-нибудь придумаем. А там видно будет. А насчет того, что мы целых три дня эксплуататору помогали, пусть октябрьские не думают: мы это с целью разведки делали!
Глава XIV
Для расходов на детском празднике Сережка получил от бабушки целый рубль. И у других было: у кого рубль, у кого полтинник. Пушкин тоже принес полтинник и пожертвовал в общую кучу, хоть и не положено было ему участвовать в праздновании. Долго ждали главного распорядителя — Кота; наконец он явился, очень веселый, и показал два полтинника:
— Один мать дала, другой — брат, мы с ним помирились. Я опоздал-то почему? Папаху мою спрятали: «Да как же так, да кто же ходит летом в такой махине, да надень тюбетейку»… Я, понимаешь, все обыскал — нету! А тут брат приходит, узнал, где она спрятана, мне потихоньку вынес, а уж на улице я ее надел. Вот удивятся, что я опять в папахе!
Кот вынул из кармана тюбетейку и нахлобучил на голову Пушкину:
— На, носи. Чтоб тебе голову не нагрело, пока будешь этих эксплуататорских козлов пасти. А то получится у тебя солнечный удар, и разбегутся козлы по всему городу. Хватит кулаку работы — их собирать!.. Страшно интересный сегодня будет день. Молодец, кто эти праздники придумал! Пора идти к пацанам. А как их зовут?
— Большого — Сенька, поменьше—Алеша… — сказал Пушкин.
— Будем знать. А ты сам готов?
— Готов.
— Хорошо приготовился?
— Хорошо!
— Смотри. Ну, пошли, пацаны!
Сенька и Алеша находились уже на косогоре. Там же шлялся неизвестно откуда взявшийся Манная Каша. Он то и дело хлопал кнутиком и орал на коз:
— Ты-ы к-куда пошла! Козы шарахались от него в разные стороны.
— Вот так пастух выискался! — сказал Кот. — А что заставить его попасти, пока мы будем ходить?.. Тогда б и Пушкина могли с собой взять! Есть у меня одна штучка…
Кот пошарил по карманам и достал древний значок Осоавиахима на двух цепочках. Поздоровавшись с Манной Кашей за руку, Кот помахал у него перед носом значком:
— Леня, глянь, что есть!
Манная Каша жадно протянул руку:
— Дай, дай… Ну, дай…
— Знаешь, Леня, — сказал Кот, не отдавая значка. — Мы уйдем, а ты тут коз паси, пока мы вернемся! За это мы тебя награждаем значком. Понял?
— Понял, понял… Почему не понять, почему не понять… Дай!
— А пасти будешь?
— Буду, буду… Дай… Ну, дай… И я тебе чего-нибудь дам, и я тебе чего-нибудь дам…
Кот нацепил Манной Каше на грудь значок и махнул ребятам:
— Двигаемся, пока он не раздумал!.. Сенька, Алеша, айда!
Сенька и Алеша, помявшись, все-таки решились и пошли вместе с березовцами.
Отойдя немного, ребята оглянулись: козы ходили, а Манная Каша стоял столбом и не сводил зачарованных глаз со своего нового значка, выпятив грудь и наклоняя голову то направо, то налево, как петух.
— Леня! Ты паси! А то назад отберем! — крикнул ему Кот.
Манная Каша встрепенулся и, хлопнув кнутом, заорал:
— Ты-ы к-куда пошла!
— Полный порядок! — успокоился Кот. — Давайте разработаем план: сначала пойдем прокатимся на карусели. Там вчера коней устанавливали: рыжих, вороных, в яблоках; ну и лодки для всяких маленьких. Я уже себе одного коня приметил, вороного — на нем поскачу! Сережка, а у вас, в Ленинграде, много каруселей?
Сережке даже смешно стало, и он не удержался, чтоб не похвалиться:
— Карусель! Я там сколько раз на живых осликах катался!
— Ска-ажи! — подивился Кот избалованности ленинградцев. — Да, может, и сюда осликов привезут. А что? Этот парк с будущего года будут реконструировать. Мы с одним ходили на лекцию насчет реконструкции города. Сказали, что после будут показывать кино. Но и лекция оказалась интересная: как, что будет через пять лет. Сам председатель горисполкома товарищ Елисеев делал. Много кое-чего будет! Я, понимаешь, забыл ему сказать насчет осликов. Он говорит: «Какие будут вопросы, предложения?» Ну, я внес предложение, чтоб сюда речку какую-нибудь провели. Тут разные дураки начали смеяться, а он говорит: речку проводить далеко, а будет бассейн. Я согласился. Ладно, пускай уж хоть бассейн, раз речку нельзя. А вот насчет осликов не сообразил, позабыл, вернее… В другой раз увижу его, скажу. Можно и пару верблюдов. На верблюдах еще интереснее кататься!.. А их в Средней Азии сколько хочешь, насажал в поезд — и сюда!