Когда гномобиль покатился по улицам города, Бобо увидел больше ярких звезд, чем видел до того в небесах, и даже Глого приподнялся на сиденье и стал расспрашивать о характерах этих звезд.
Они остановили гномобиль у тротуара и, спрятав Глого и Бобо под пледом, заперли дверцы машины, чтобы никто не мог напугать гномов. Потом Элизабет и Родни пошли в скобяной магазин и приобрели две красивые корзины с крепкими ручками. В галантерейном магазине они купили две мягкие подушки и носовые платки, которые могли послужить простынями, алюминиевые наперстки вместо чашек и красивую мягкую папиросную бумагу, которую можно было нарезать в виде платочков и салфеток. Элизабет купила даже несколько кукольных платьев, которые, как она сказала, были сшиты словно по мерке и как раз подходили в качестве ночных рубашек.
В аптеке они попросили наполнить их термосы холодными и горячими напитками. Они отнесли все эти сокровища в гномобиль, и, пока Элизабет объясняла все маленьким человечкам, Родни поспешил назад в аптеку, закрылся там в телефонной будке, бросил несколько монеток для междугородного разговора и позвонил маме Элизабет.
— Петуния, — сказал он, — я звоню тебе, чтобы сообщить, что мы чудесно провели время и познакомились с очень образованным пожилым джентльменом. Это один из виднейших ученых штата, профессор Глого, заведующий кафедрой арборальной психологии в Редвудском университете. Он путешествует со своим внуком. Они изучают историю больших деревьев, так что это очень поучительно для нас с Элизабет. Я предложил им поехать посмотреть секвойи, и я надеюсь, что ты отпустишь Элизабет со мной. Я обещаю очень хорошо за ней присматривать.
Так случилось, что мама получила образование в школе для благородных девиц, где ее больше учили тому, как изящно войти в гостиную, чем разным наукам. Она никогда не слыхала о Редвудском университете и не имела понятия о том, что бы это могло значить арборальная психология. Однако не было никакой необходимости признаваться в этом вслух. Поэтому она только сказала:
— Ах, Родни, ты такой лихач!
— Я обещаю тебе: я буду вести машину очень-очень осторожно, Петуния. Мы переночуем в хорошем отеле со стальными перекрытиями, так что он не развалится от землетрясения. И к тому же я послежу за тем, чтобы Элизабет выпивала стакан теплого молока за каждой едой.
— Сколько вы пробудете там, Родни?
— Я не знаю, это зависит от профессора. Я думаю, что нам стоило бы изучить историю самых высоких деревьев в мире. Ты только подумай, Петуния: это самые старые создания на земле. Элизабет очень интересуется всем, что рассказывает профессор.
— Это просто удивительно, как ребенка потрясли эти деревья. Я думаю, она изматывает старого джентльмена своими вопросами. Смотри, чтоб она не промочила ноги, Родни.
— Я буду смотреть.
— А как же пижама и зубная щетка?
— Мы купим все, что нужно, здесь, в городе, откуда я звоню. Я тебе через денек-другой позвоню и расскажу, как у нас дела.
Мама наконец согласилась. Элизабет еще раз сходила в магазин и купила все, что было нужно ей самой и о чем она решительно позабыла, погруженная в заботы о своих двух любимцах. Родни тоже себя обеспечил всем необходимым, и гномобиль взял курс на юг.
Эта удивительная машина могла ездить одинаково хорошо и днем и ночью. Она выстреливала впереди себя солнечный луч, и шоссе перед ней превращалось в яркую ленту сплошного света. Было очень приятно ехать среди гор, сворачивая то в одну, то в другую сторону, и смотреть, как свет играет на деревьях. Бобо не уставал восторгаться гномобилем и попросил Элизабет подержать его на руках на переднем сиденье, чтобы не пропустить удивительное для него зрелище. А Глого, старый разумный гном, заявил, что с него хватит пейзажей на сегодняшний день, и улегся в свою корзинку, в уютную, мягкую постель. Скорее всего, его терзали мысли о безнравственности людей и о горестях маленьких гномов, а может быть, он изучал язык мотора, чтобы наутро с ним поговорить. Во всяком случае, он улегся и замолчал, так что никто не смог узнать, какое действие оказала на его мировую скорбь перемена обстановки в первый день путешествия.
К девяти часам они доехали до следующего города, Родни заявил, что девочкам и гномам в это время пора ложиться спать. Он остановил машину у отеля. Он сказал, что этот отель может выстоять при землетрясении, которого вечно так опасается мама Элизабет.
Гномов поместили в корзинки, туда же положили наперстки и ночные сорочки. Когда коридорный слуга вышел из отеля им навстречу, Родни не разрешил ему нести корзины, только велел отвезти машину в гараж.
Родни вошел в вестибюль отеля. Выглядел он довольно странно: с двумя плетеными корзинами вместо дорожных чемоданов и сопровождаемый девочкой, увешанной бумажными свертками. Он попросил у портье, сидевшего за конторкой, две комнаты с ванной. Портье поглядел на корзинки и сказал:
— Я сожалею, сэр, но мы не разрешаем держать собак в номерах.
— У меня нет собак, — сказал Родни.
— Простите, а что в корзинах?
Возникла трудность, которую гость не предвидел, но ему надо было быстро соображать.
— В корзинках абиссинские королевские гуси, — заявил он.
Элизабет широко открыла глаза и глотнула воздух. Поймав удивленный взгляд портье, Родни быстро добавил, что это очень воспитанные существа, приученные жить в культурных домах, и что они не причинят никакого ущерба отелю.
Элизабет разволновалась: а вдруг этот человек захочет заглянуть в корзины и обнаружит там Глого и Бобо? Какой ужас, если выяснится, что Родни его надул! Может, он позовет полицию или потащит их в тюрьму!
Но портье попросил Родни подождать и вызвал управляющего, чтобы обсудить с ним возникшее затруднение. Он намекнул на то, что хотел бы посмотреть гусей, но Родни сказал, что гуси «конфиденциальны». Дело кончилось тем, что Родни дал расписку, в которой говорилось, что, поскольку ему разрешено взять в номер двух абиссинских королевских гусей, он обязуется возместить конторе ущерб, если таковой будет причинен коврам, мебели и т. п. Управляющему доводилось слышать имя Синсебау, и он удовлетворился этим документом. Родни и Элизабет вошли в лифт, и их проводили в комнаты. Родни все внимательно оглядел, велел коридорному подождать, сел к письменному столу и написал заявление в дирекцию отеля, обращая их внимание на большое пятно на ковре в северо-восточном углу комнаты, а также на пятно на покрывале по правую руку, обращенное в сторону ног. Он вручил бумагу коридорному, потом достал кошелек и сказал, протягивая монету:
— Возьми дощечку.
Мальчик удивился, но быстро сообразил, что ему положили в руку. Он сказал:
— Благодарю вас, сэр, — и поспешил удалиться.
Родни запер двери, плотно прикрыл фрамуги, после чего Элизабет открыла корзинки, и оттуда выскочили гномы, совсем уже не сонные, а полные любопытства.
— Что такое дощечка? — Бобо немедленно призвал Родни к ответу.
— Это английское слово, обозначает шиллинг, — сказал Родни.
— Родни, ну что ты над ним подшучиваешь? — воскликнула Элизабет. Чепуха, не слушай, Бобо! Это просто древесина, кусочек обработанного дерева. Родни всегда так шутит, потому что ведь его доход — от древесины. Он и притворяется, что спутал. Не сердись, на него, Бобо.
Было чересчур много древесины в этих комнатах: и кровати, и шкафы, и столы, и стулья — все деревянное.
Глого предупреждали в самом начале путешествия. Но это плохо помогало. Он страдал, видя столько убитых деревьев. Его одолевали печальные мысли.
Бобо был весь в движении, он все кругом осматривал с интересом. Он пошел вслед за Элизабет в ванную комнату. Элизабет открыла краны и приподняла его, чтобы он видел, как вода набирается в ванную. Он развеселился, стал брыкаться, взвизгивать, звать дедушку, чтобы тот поглядел на горный водопад, который течет в человеческой деревянной коробке.
Оказалось, что гномы очень ловки и гибки: они могли, положив руки на стулья, вскакивать на сиденье; они могли взбираться на постель по ножке кровати. Оба быстро вскарабкались на одну из них, уселись посредине и принялись задавать вопросы.
— Зачем ты сказал, что мы гуси? — спросил Бобо.
— Я надеюсь, ты не против, — ответил Родни. — С известной точки зрения, все мы гуси.
— Гуси — величавая птица, — сказал Глого, — спокойная и с достоинством, пока ее не раздразнишь.
— А что это ты им еще наговорил? — настаивал Бобо.
— Я сказал: абиссинские гуси.
— А что это — абиссинские?
— Это страна с противоположной стороны земного шара. Сейчас она называется Эфиопия. Это ее старое название — Абиссиния. Эта страна быстро цивилизуется.
— Это значит, что они спилят все деревья? — спросил Глого.
— Боюсь, что так.
При этом Глого слез с кровати, пошел и сел в корзинку, оплакивая абиссинские деревья.
Элизабет натолкнулась на новую трудность:
— Родни, ты уверен, что там водятся гуси?
— Господи, я не подумал об этом!
Элизабет расстроилась, а Родни, всегда расположенный шутить, сказал с наигранным ужасом:
— Что же нам делать?
— Как ты думаешь, может быть, об этом сказано в энциклопедии?
— Возможно. Но библиотека уже закрыта.
Они совсем загрустили, но блестящая идея посетила Родни:
— Я пошлю телеграмму в Африку.
— Ой, но это будет стоить дорого!
— Ну, может быть, дюжину связок кровельной дранки.
— Родни, перестань!
Снова пришлось объяснить гномам, что дранкой торгуют лесопромышленники и что Родни опять шутит насчет своих денег.
— Но, — сказал Родни, — если бы не лесопромышленники, у Глого не появилась бы мировая скорбь и мы бы не оказались в этом отеле, насочиняв с три короба. Нет, я должен узнать, есть ли там гуси!
Он подошел к телефону, позвонил на телеграф и попросил направить к нему рассыльного. Потом он сел к столу и стал писать. Элизабет пришлось рассказать Бобо про телеграф. У телеграфа очень живой характер, и поэтому он может облететь вокруг Земли за несколько секунд. Люди проложили ему дорогу даже по дну океана. За деньги, которые заплатит Родни, он доставит наш запрос в ту далекую страну и принесет ответ.
— Он это сделает, пока ты спишь, — прибавил Родни. И объяснил, что в Абиссинии, то есть в Эфиопии, сейчас утро, а ответ прибудет к тому времени, когда утро наступит в Калифорнии.
Он прочел телеграмму: "Консулу США в Аддис-Абебе. Есть ли у вас там гуси? Родни Синсебау".
Рассыльный постучал в дверь. Элизабет спрятала гномов в ванной, прежде чем открыть ему.
Рассыльный никогда не слышал про Аддис-Абебу. Он позвонил на телеграф и подождал, пока найдут по справочнику. Наконец он получил с Родни деньги за телеграмму, включая двадцать слов оплаченного ответа.
— Вдруг они сообщат нам о гусях что-нибудь исключительно важное? сказал Родни. — Оставь себе сдачу, — добавил он. — Это будет всего как одна связка по два сантиметра на четыре — четырнадцать.
Мальчик поглядел на него ошеломленно и быстренько ретировался, а Элизабет пришлось объяснять гномам, как режется и измеряется лесоматериал.
Гномы пошли в ванную и переоделись в кукольные платьица, которые, кстати, были им очень к лицу. Они уютно устроились в корзинках, поставленных близко к открытому окну, потому что им был необходим свежий воздух. Элизабет налила лимонаду в стакан и поставила рядом с корзинами, чтобы гномы могли черпать из него наперстками. Гномы пьют часто и понемножку, потому что у них маленькие желудки. Они сказали, что лимонад очень похож на росу.
Потом все уснули или, по крайней мере, притихли. Возможно, Глого лежал и баюкал свои тысячелетние печали, во всяком случае, об этом никто ничего не слыхал. Легкий ветерок шевелил занавески, а внизу, на улице, электрическая реклама всю ночь мигала то желтым, то красным, то синим цветом. Бобо снилась его невеста; Элизабет видела во сне, что она держит речь в гусином парламенте, а гуси дарят ей за это дюжину связок кровельной дранки.
Когда незаметно и тихо пришла заря, гномы открыли глаза, попили «росы» из наперстков и лежали, переговариваясь шепотом, пока большие люди не прекратили свой ужасный храп.
Родни тут же позвонил на телеграф. Там уже ждала телеграмма, доставленная добрым духом — электричеством. Родни прочел ее: "У нас есть все виды гусей, что и в Калифорнии. А ты что за гусь? Джонс, консул".
— Этого надо было ожидать, — сказал Родни. — Гуси есть повсюду на земле.
Глава пятая,
в которой гуси начинают свое путешествие
Родни позвонил и распорядился, чтобы гномобиль подали к центральному входу в отель. "Королевские гуси" были надежно упакованы в корзины. Родни спустился с ними в холл и там дожидался, пока администрация не удостоверится, что мебель и ковры не пострадали. Элизабет стояла рядом, немного смущенная, потому что, когда она раньше приезжала или уезжала из отеля, ее вещи, сложенные в красивые чемоданы, вносили и выносили носильщики, а теперь она стояла, обхватив руками разные бумажные пакеты.
Она надеялась, что на нее никто не обращает внимания, но такого не может быть в Калифорнии, где люди интересуются всем новым и необычным.
Вертлявый молодой человек сидел в холле. Как только он разглядел корзины, он тотчас же подскочил к Родни.
— Мистер Синсебау? — спросил он.
— Хм, да, — сказал Родни, мгновенно распознав опасность, которой он подвергается.
— Насколько я понимаю, у вас пара гусей в корзинах?
— Хм, да, — снова сказал Родни.
— Я репортер из «Вжик-Ньюс», нашей местной газеты. Не могли бы вы мне показать ваших гусей?
— Сожалею, но гуси строго секретны.
— Почему же, осмелюсь вас спросить?
— Они очень редкие и ценные.
— Но ведь им не повредило бы, если бы я на них взглянул?
— Боюсь, что повредило бы. Попытайтесь понять: они из Абиссинии, а не из Голливуда. Они не любят рекламы.
— Что же, на них никто никогда не смотрит?
— Никто, кроме меня и моей племянницы.
— Вы сами за ними ухаживаете?
— Совершенно верно.
— Вы говорите, что это абиссинские королевские гуси. А чем они отличаются от американских?
— Тем, что они абиссинские. Америка и Абиссиния не одно и то же.
— Несомненно. Но в чем их особенность?
— Ну, можно было бы сказать, что они королевские. У нас в стране ведь нет короля, не правда ли?
— В самом деле. Означает ли это, что они особенно умны?
— Конечно. Они сами вылезают из корзин и сами туда забираются и сообщают нам, когда они голодны.
— Как сообщают, мистер Синсебау?
— Они издают звуки. Это все равно что они говорят. Да они и говорят. На гномском языке.
Элизабет захихикала, а репортер посмотрел на нее с упреком, решив, что она смеется над ним. Она сделала серьезное лицо и сказала:
— Это единственная пара таких гусей в США. Во всяком случае, они этого опасаются.
— Подумать только! — сказал репортер. — И они сообщили вам это на гномском языке! Я понимаю, что вы надо мной смеетесь. Лучше бы вы разрешили гусиным величествам поговорить со мной. Они бы все рассказали сами, и мне бы не пришлось тратить столько лишних слов.
Родни мрачно заметил:
— Им очень нравятся калифорнийские пейзажи. Им кажется, что у вас здесь великолепный климат. Запишите это и не тратьте лишних слов.
— Нравится ли им больше в Калифорнии, чем в Абиссинии?
Репортер стал быстро записывать.
— О да! Им непонятно, как это можно хотеть вернуться обратно. Они восхищены нашими дорогами. У них на родине дозволенная скорость не превышает шестидесяти пяти километров.
— Ну вот, кое-что проясняется. Могу ли я спросить, как выглядят королевские гуси?
— Расскажи, Элизабет, — попросил Родни.
И девочке пришлось быстро соображать:
— Я бы сказала, что они несколько меньших размеров, чем наши.
— Какого цвета?
— Снежно-белые. Но у них золотые короны на макушках и розовые щеки. И они носят маленькие коричневые шапочки.
— Замечательно! Поверх корон или напротив?