И он снова полез в трубу.
В этот раз он там долго полз. Чуть не до двадцати. Он разозлился, хотел опять лезть, но я сказал:
– Дай другим полезть, – оттолкнул его и полез сам.
Я набил себе шишку и долго полз. Мне было очень больно. Я вылез на счете тридцать.
– Мы думали, что ты пропал, – сказал Петя.
Потом полез Вовка. Я уже до сорока сосчитал, а он все не вылезает. Гляжу в трубу – там темно. И другого конца не видно.
Вдруг он вылезает. С того конца, в который влез. Но вылез он головой вперед. А не ногами. Вот что нас удивило!
– Ух, – говорит Вовка, – чуть не застрял…
– Как это ты повернулся там?
– С трудом, – говорит Вовка, – чуть не застрял…
Мы здорово удивились.
Тут подошел Мишка Меньшиков.
– Чем вы тут, – говорит, – занимаетесь?
– Да вот, – говорю, – в трубу лазаем. Хочешь полезть?
– Нет, – говорит, – не хочу. Зачем мне туда лазать?
– А мы, – говорю, – туда лазаем.
– Это видно, – он говорит.
– Чего видно?
– Что вы туда лазали.
Глядим мы друг на друга. И вправду видно. Мы все как есть в красной ржавчине. Все как будто заржавели. Просто жуть!
– Ну, я пошел, – говорит Мишка Меньшиков.
И он пошел.
А мы больше в трубу не полезли. Хотя мы уже все были ржавые. Нам все равно уже было. Лезть можно было. Но мы все равно не полезли.
Спина, которая загорела
В пионерлагере я решил загорать. Пусть все скажут: смотрите! Каким был, а каким стал!
Кто куда, а я майку долой, чтоб никто не заметил. И ползком, ползком в сторону. В первый день солнца не было. И я все под дождем сидел. Зря, правда. Но я думал, солнце появится. Один день, в общем, зря пропал. Ну, а потом пошло дело. Солнце вовсю светило. И я вовсю загорел. Спина просто черная стала. Как раз время всем показать.
Показываю спину Славке. А он ничего не говорит.
– Ты что, не видишь, – говорю, – спина у меня какая?
Он внимательно посмотрел и говорит:
– Пупырчатая.
– А еще что видишь?
– А-а-а… – говорит, – теперь вижу.
И как даст мне по спине ладонью!
– Большой комар, – говорит, – сидел.
– Да ты еще погляди.
– Больше нет комаров, – говорит.
И ушел.
Показал спину Димке.
– Видишь?
– Вижу, – говорит. – Спина.
– А больше ты ничего не видишь?
– Ничего там больше нет, – говорит.
Поругались мы с ним.
Степку встретил. Показываю ему спину.
– Видал? – говорю.
– И я так могу, – говорит.
И тоже выгнул спину.
Я как заору:
– Да что ты – не видишь, что спина у меня загорелая?!
– Ну и что? – говорит.
Повернулся и пошел. Смотрю я на его спину и вижу, что она у него здорово загорелая. Ничуть не меньше моей. Только вот почему он ее никому не показывает – непонятно!
Не везет
Прихожу я домой из школы. В этот день я как раз двойку получил. Хожу по комнате и пою. Пою себе и пою, чтоб никто не подумал, что я двойку получил. А то пристанут еще: «Почему ты мрачный, почему ты задумчивый?»
Отец говорит:
– Чего он орет?
А мама говорит:
– У него, наверное, веселое настроение, вот он и поет.
Отец говорит:
– Наверное, пятерку получил, вот и весело на душе человеку. Всегда весело на душе, когда какое-нибудь хорошее дело сделаешь.
Я как это услышал, еще больше заорал. Тогда отец говорит:
– Ну ладно, Вовка, порадуй отца, покажи свой дневник.
Тут я сразу петь перестал.
– Зачем? – спрашиваю.
– Да ладно уж, – говорит отец, – показывай, чего там, я вижу, тебе очень хочется дневник показать.
Берет он у меня дневник, видит там эту двойку и говорит:
– Ты гляди, получил двойку и поет! Этого еще не хватало! Что он, с ума сошел? Ну-ка, Вова, иди сюда! У тебя случайно нет температуры?
– Нету у меня, – говорю, – никакой температуры…
Отец развел руками и говорит:
– Тогда придется тебя наказать за это пение…
Вот как мне не везет!
Надоедливый Миша
Миша выучил наизусть два стихотворения, и не стало от него покоя. Он залезал на табуретки, на диваны, даже на столы и, мотнув головой, начинал сразу читать одно стихотворение за другим.
Один раз он пошел на елку к девочке Маше, не снимая пальто, влез на стул и стал читать одно стихотворение за другим. Маша даже сказала ему: «Миша, ты же не артист!» Но он не слышал, дочитал все до конца, слез со стула и был такой довольный, что даже удивительно!
А летом он поехал в деревню. В саду у бабушки был большой пень. Миша залезал на пень и начинал читать бабушке одно стихотворение за другим.
Надо думать, как он надоел своей бабушке!
Тогда бабушка взяла Мишу в лес. А в лесу была вырубка. И тут Миша увидел такое количество пней, что у него глаза разбежались.
На какой пень становиться?
Он здорово растерялся!
И вот такого растерянного бабушка его привела обратно.
И с тех пор он не читал стихотворений, если у него не просили.
Четыре цвета
Первоклассник Алик нарисовал:
сиреневого верблюда,
зеленую лошадку,
синюю утку
и красного зайца.
Папа, увидев рисунок, сказал:
– Разве бывают сиреневые верблюды, зеленые лошадки, синие утки и красные зайцы?
– Не бывают, – сказал печально сын. – Но у меня было только четыре краски… Вот что я сделаю!
И он тут же нарисовал:
красный мак,
зеленый огурец,
синее небо
и сиреневую сирень…
Еж
Принес я в класс ежа. Никуда его не вытаскиваю. Сидит он в сумке. Никто про него не знает. Вдруг учитель говорит:
– Что это такое?
Я говорю:
– Еж.
– Где еж? – спрашивает учитель.
– Здесь, – говорю.
А он говорит:
– А вообще я не тебя спрашиваю. Я Мишу Галкина спрашиваю, – и на доску показывает.
– Это существительное, – говорит Миша Галкин.
– Правильно, – говорит учитель, – а ты выйди с ежом!
Луша
Третий день Жорик сидит с букварем. Трудно читать по складам. Никак не дается слово. Только второй слог запомнит, как забывает первый. Да еще собака лает…
Л-У-ЛУ
Ш-А – ША
Забыл первый слог.
Л-У-ЛУ
Ш-А – ША
Забыл первый слог.
Л-У-ЛУ
Собака лает на дворе. А Жорику трудно.
– Сначала – ША.
Потом – ЛУ.
А может, наоборот? Трудно Жорику. Да еще собака лает!
Мешает Жорику собака.
Так, значит, – ШУ.
И получается – ШУ-ШУ.
Жорик чешет затылок. Что-то не то.
И еще собака лает…
Как я боялся
Когда я впервые шел в школу первого сентября в первый класс, я очень боялся, что меня там будут сразу что-нибудь сложное спрашивать.
Например, спросят: сколько будет 973 и 772? Или: где находится такой-то город, который я не знаю, где он находится. Или заставят быстро читать, а я не смогу – и мне поставят двойку.
Хотя родители меня уверяли, что ничего подобного не произойдет, я все равно волновался.
И вот такой взволнованный, растерянный, даже напуганный, я вошел в класс, сел за парту и тихо спросил своего соседа:
– Писать умеешь?
Он покачал головой.
– А девятьсот семьдесят три и семьсот семьдесят два можешь сложить?
Он покачал головой и испуганно на меня посмотрел.
– А быстро умеешь читать?
Он совсем перепугался, чуть под парту не полез. Читать он совершенно не умел.
Я кое-как читать умел, но все равно боялся.
В это время учительница спросила меня, как моя фамилия, а я решил, что меня сейчас заставят быстро читать или слагать большие цифры, и сказал:
– Я ничего не знаю!
– Чего не знаешь? – удивилась учительница.
– Ничего я не знаю! – крикнул я испуганно.
– А как зовут тебя, знаешь?
– Не знаю! – сказал я.
– Ни фамилии своей, ни имени не знаешь?
– Ничего не знаю! – повторил я.
В классе засмеялись.
Тогда я сквозь шум и смех класса крикнул во все горло:
– Свою фамилию и свое имя я знаю, но больше я ничего не знаю!
Учительница улыбнулась и сказала:
– Кроме имени и фамилии, никто вас больше спрашивать ни о чем не будет. Пока еще никто из вас почти ничего не знает. Для этого вы и пришли в школу, чтобы учиться и всё знать. Вот с сегодняшнего дня мы и начнем с вами учиться.
Тогда я смело назвал свою фамилию и свое имя.
Мне даже смешно стало, что я сначала боялся.
А сосед мой назвал свое имя и фамилию раньше, чем его об этом спросили.
«Козел-баран»
У нас в школе есть урок пения. Мы там разные песни поем.
Я вообще люблю песни петь, только слов я никогда не знаю. Учить слова никому неохота. Хорошо, когда сразу запомнишь. Только разве сразу запомнишь?
Однажды Вовка пел песню. Он совсем слов не знал. Так он пел другие слова. Какие попало. И никто не заметил.
В одной песне я тоже слов не знала. Учитель вызвал меня эту песню спеть. Я сказала учителю:
– Пожалуйста, я вас прошу погромче. А то мне не слышно будет.
А про себя думаю: «Он не услышит, что я буду петь, а я буду петь что попало».
Он посмотрел на меня и сказал:
– С удовольствием! – и заиграл во всю силу.
А я тихо запела. Я пела два слова: «Козел-баран». Только мотив я верно пела. А слова были «козел-баран».
Учитель не остановил меня. Он не сделал мне замечания. Только когда я петь кончила, он спросил:
– Хорошо было слышно?
– Хорошо, – говорю, – очень даже!
– А теперь, – говорит, – я играть буду тихо. А ты пой погромче. Только, пожалуйста, без козла. И без барана, конечно…
Второклассники и старшеклассники
Второклассники были взволнованы. Они шумели. Вот один октябренок влез на стул и, обращаясь к старшим, сказал:
– Вы наши шефы. Мы вас очень любим. И поэтому мы вам хотим помочь. Вы плохо натерли пол в коридоре. Он совсем не блестит. А он должен блестеть – это каждый знает. Разрешите, пожалуйста, нам это сделать. Натереть пол в коридоре, чтоб он блестел.
Старшеклассники были очень сконфужены. Они написали в стенгазету: «Мы шестиклассники. Нам стыдно вчерашних позорных минут. Мы переживаем. Мы плохо натерли пол в коридоре. И мы благодарны второму «А», который пришел нам на помощь. Но мы исправим свою ошибку. Мы в скором времени соберемся и все вместе, всем коллективом, натрем пол до блеска. Путь второклассники не беспокоятся. Все будет сделано. Мы все сделаем сами».
Но октябрята не стали ждать. Они натерли пол в тот же день. А на другой день прочли стенгазету. И написали свою заметку. «Мы, второклассники, извиняемся. Мы без разрешения натерли пол. Не переживайте. Мы все сделали сами».
Крути снежные вертя
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя… —
орал я на весь дом.
Я отложил книжку в сторону и с выражением прочел:
Кроя мглою буря кроет,
Крути снежные вертя…
Что-то не то. Я опять начал снова:
Буря мглою…
Я забыл вдруг, что буря кроет. Я стал думать и вскоре вспомнил. Я так обрадовался, что начал снова:
Буря кроет небо мглоет…
МГЛОЕТ? Что это такое? Мне стало не по себе. Такого, по-моему, не было. Я поглядел в книжку. Ну так и есть! МГЛОЕТА нету!
Я стал читать, глядя в книжку. Все получалось, как в книжке. Но как только я закрыл книжку, я вдруг прочел:
Утро воет небо могилою…
Это было совсем не то. Я это сразу понял. Я всегда вижу, когда не то. Но в чем тут дело, в конце концов? Почему я никак не запомню?
– Не нужно зубрить, – сказал старший брат, – разберись, в чем там дело.
Я стал разбираться: значит, буря покрывает небо своей мглою и в то же время крутит что есть силы снежные вихри.
Я закрыл книжку и четко прочел:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя…
Больше я не ошибался.
Дело не в том, что я мяч не поймал
Я вообще вратарь неплохой. А тут вот случилось такое. Стою я в воротах. Вдруг вижу – Таня идет.
Я сразу вратарскую позу принял. И одной рукой защищаюсь от солнца.
И все из-за солнца вышло. Солнца-то не было. А из-за позы все.
И тут мне – бац! – гол забили.
Я прыгнул – поздно.
На уроке Таня записку мне пишет: «Ты очень здорово падаешь».
Ох, и разозлился я! Значит, я только падаю здорово, а вратарь, значит, я никудышный? Не буду с ней разговаривать.
Целый месяц с ней не разговаривал.
Через месяц стал разговаривать. Ей и вправду понравилось, как я падал. Как в кино, говорит.
Зря я месяц с ней не разговаривал.
Абсолютно верно
– Ты опять завтракаешь на уроке?
Валя быстро спрятала завтрак в парту.
– Что будет, – сказал учитель, – если все будут завтракать на уроке?
Класс зашумел. Потому что каждый хотел сказать, что тогда будет.
Коля сказал:
– Будет очень смешно!
Миша сказал:
– Жеванье будет!
Маша сказала:
– Все сытые будут!
– А чего не будет? – спросил учитель.
Класс молчал. Чего не будет – никто не знал.
Учитель хотел уже сам ответить, как вдруг кто-то крикнул:
– Урока не будет!
– Абсолютно верно! – сказал учитель.
Кисель
Одному пионеру в пионерский лагерь мама привезла кисель. Она привезла его в маленьком жбанчике.
Надо сказать, она зря привезла. Там прекрасно кормили. Четыре раза. И, в общем, кисель был совсем ни к чему.
Но раз она привезла его, сын взял кисель, чтобы мать не обидеть. И обещал непременно съесть. Чтобы к учебному году поправиться.
Этот мальчик, его звали Федя, был добрый. Он взял этот жбанчик, принес к ребятам и прямо сказал:
– Кому надо кисель?
Но ребята все были сыты. Они ему прямо сказали:
– Мы не хотим.
Тогда он стал думать, куда деть кисель, раз уж так получилось. Но он ничего не смог придумать. Поставил жбанчик на тумбочку. А сам пошел прогуляться.
Он гулял, бегал, поужинал.
А вечером он пошел спать. Перед сном он подумал о жбанчике. Но ненадолго. Он скоро уснул.
Ночью проснулся, опять видит – жбанчик. Что делать? Не выливать же кисель!
Тогда он решил: «Днем нас кормят. А ночью не кормят. Вот самое время съесть кисель!»
Он отпил немного из жбанчика. И разбудил соседа.
Тот, правда, не понял в чем дело. Но выпил все остальное.
После этого оба заснули.
А к учебному году поправились.
Вязальщик
Конечно, вы удивитесь. Потому что я мальчик… Но не в этом дело. Дело в том, что я вязать умею. Меня бабушка научила. Я сам себе шапочку для катка связал.
Так вот. Надо мной все смеяться стали: