ПРО ГУСЕНИЦУ
Одна гусеница ползла по листу. У нее были ноги спереди и ноги сзади, она то выгибалась, то растягивалась, и так мерила свой путь в гусеницах.
Она доползла до конца листа, и там стоял контролер. Он спросил: какова длина листа? Гусеница ответила: шестнадцать гусениц. Контролер пропустил ее, и она поползла по ветке. Ползла, ползла… И вот ветка закончилась. В конце ветки стоял контролер и строго спрашивал: какова длина этой ветки? Сто четырнадцать гусениц, ответила гусеница. И контролер пропустил ее дальше.
И она поползла по дереву вверх. Ползла, ползла, ползла… И доползла до самой-самой верхушки, верхушка была тоненькая и раскачивалась на ветру.
И там летал ангел. Он спросил: какова длина этого древесного ствола? Гусеница сказала: три миллиона двести шесть тысяч четыре гусеницы. Ангел сказал: правильно. Теперь пойдем со мной. Гусеница сказала: значит, я умерла, и ты заберешь меня в Рай? Ангел сказал: нет, что ты! Просто ты стала бабочкой!
И гусеница стала бабочкой, и они с ангелом полетели вместе.
ПРО ТРАКТОР
Жил-был трактор. Он работал в поле: пахал, разрыхлял, собирал урожай, возил тяжести. Он мог проехать по такой дороге, на которой увязали все грузовики. Это был гусеничный трактор.
Он работал целыми днями. А ночью шел спать в сарай. И вот когда он спал, его гусеницы сползали с колес и шли в лес. Они ползали и грызли листья. Их поначалу все боялись, но потом привыкли. Потому что это были очень добрые гусеницы — никого не обижали и ели только траву.
Так продолжалось все лето. Потом наступила осень, собрали урожай. И однажды ночью гусеницы уползли из сарая, и в лесу превратились в бабочек. Это были очень странные, очень большие, очень железные бабочки. Они взлетели над лесом — выше всех. И птицы сказали: где же вы были раньше? Бабочки летают летом, а теперь уже скоро зима!
А гусеницы сказали: летом мы были заняты. А птицы сказали: что же вы будете делать, когда пойдет снег? А бабочки в ответ: мы улетим в теплые края.
И улетели. И больше их никто не видел, только рассказывали, что где-то в Африке, рядом с синим-пресиним озером, живут две большие железные бабочки, и поэтому туда водят туристов.
А трактор все прекрасно знал. Знал, куда ползают по ночам гусеницы. И когда они улетели, он погоревал, конечно, но не долго: ему скоро сделали новые.
ПРО НЕВЕЗУЧУЮ МЫШЬ
Одна мышь была очень несчастна, потому что ее не замечали кошки. Ее братья, сестры, друзья и знакомые все время хвалились, кому как удалось удрать от кота. Иногда кого-то из них съедали, и все остальные тогда очень печалились и называли их героями. Только эту серую мышь никто не принимал всерьез — кошки просто не обращали на нее внимания.
Она могла подобраться к спящему коту и подергать его за усы. Но кот только переворачивался на другой бок.
Она могла выйти посреди дороги перед голодной кошкой, которая спешила по своим делам. Кошка отодвигала ее лапой и шла себе дальше.
Однажды эта мышь пришла к мусорному ящику, у которого сидели целых десять котов. Мышь подкралась поближе, потом бросилась бежать со всех ног. Забежала за угол и остановилась: никто за ней не погнался.
Тогда она опять подошла поближе и снова бросилась наутек. На этот раз она пищала во все горло, как будто бы от страха.
Забежала за угол и опять остановилась. Коты ее будто не видели.
Тогда она подошла к бакам в третий раз и закричала: как вам не стыдно? Вы что, не видите, что здесь МЫШЬ?!
Но коты занимались каждый своим делом. Кто рылся в мусоре, кто грыз колбасную шкурку, кто цапал когтем рыбий скелетик. На мышь никто и не взглянул, будто ее не было.
Тогда она с горя пошла в парикмахерскую. Завила усы и напудрила хвост, и повязала бантик, и надушилась мышиными духами. И снова пришла к мусорным бакам, но там уже никого не было. Только маленький полосатый котенок играл конфетным фантиком.
Мышь уселась прямо перед ним. Котенок смутился, прижал уши и повернулся к ней хвостом.
Мышь обошла его и снова уселась у него перед носом.
Котенок совсем смутился и спросил: простите… Вы что-то хотели мне сказать?
Я хотела, сказала мышь. Я хотела обратить твое внимание, что здесь, перед тобой — МЫШЬ!
Котенок помолчал, а потом сказал тихо-тихо: не могу поверить. Я никогда не видел, чтобы мышь была такой красивой.
И мышь вдруг почувствовала, что ей жарко. И кончик напудренного хвоста у нее порозовел.
Она спросила: правда?
Котенок сказал: честное слово. И еще сказал: почему бы нам вместе не прогуляться до следующего мусорного бака?
И они прогулялись.
ПРО КОРОТЕНЬКОГО ЧЕРВЯКА И ЕГО ДЛИННУЮ МАМУ
Жил-был коротенький червяк. Он был такой коротенький, как летняя ночь — только солнышко сядет, и уже рассвет. Он был такой коротенький, как песенка в лифте — только-только запел, и уже приехали. Он был такой коротенький, что его хвост и голова были неразлучны.
А у него была мама — такая длинная, как шнурок на высоком-превысоком ботинке. Такая длинная, как товарный поезд; такая длинная, что когда ее передняя часть после завтрака шла на работу, хвост только-только поднимался с постели. Когда передняя часть ложилась спать, хвост еще смотрел телевизор; когда передняя часть уже выходила из троллейбуса, хвост только-только ждал этого троллейбуса на остановке. Вот какая длинная мама была у коротенького червяка.
Но все равно они очень друг друга любили.
ПРО БОЧКУ
Была одна бочка. Она стояла во дворе возле дома, и в нее собиралась дождевая вода.
Однажды пошел большой дождь, и вместе с водой в бочку что-то булькнуло. Что-то маленькое и зеленое, вроде головастика.
— Ты кто? — спросила бочка. — Откуда ты взялся?
А этот зеленый захныкал и сказал, что только вчера родился, ничего не знает и не помнит. И бочка подумала, что, наверное, смерчем подхватило головастика, а потом вместе с дождем с неба и навернуло.
— Тебе еще повезло, — сказала бочка, — что ты свалился в воду. А если бы упал на землю или на камень, мог ушибиться или разбиться совсем. Ну, не хнычь, будешь тут у меня жить: места тебе предостаточно, а мне одной скучно. Я буду тебя воспитывать.
И стала она головастика воспитывать. И рассказывала ему, что едят пчелы, и сколько песчинок помещается на берегу реки, и почему трава зеленая; конечно, она все это рассказывала так, как понимала сама, но головастику большего и не надо было.
Так проходили дни за днями, и головастик все рос и рос. Бочка стала думать, что пора бы ему превращаться в лягушку.
— Почему ты не превращаешься в лягушку? — спросила она однажды.
— А как? — спросил в ответ головастик.
Бочка растерялась.
— Я не знаю как, — сказала она наконец. — Я думала, ты сам должен знать.
— А я не знаю, — сказал головастик.
— Ну и ладно, — бочка решила пока ему не докучать. В конце концов, подрастет еще — и превратится.
Но он не превращался. Он только рос и рос. Он уже занимал половину бочки, ему было тесно, он не мог плавать. А хозяин удивлялся, почему из бочки выливается вода. «Вроде бы давно не было дождя, — думал хозяин, — а вода так и льется через край. Надо посмотреть, в чем дело».
И он подходил посмотреть, но головастика в воде не видел, потому что тот был такого же цвета, как вода.
И неизвестно, что было бы дальше, если бы на этот дом, двор и хозяина не напали однажды разбойники. Они выскочили из леса, потрясая топорами, ножами и саблями. Они страшно кричали: «Ага! Попались! Сейчас будем грабить!»
Хозяин был без оружия и не мог обороняться. Разбойники заскочили во двор и стали грабить. Один закричал:
— Я хочу вот эту бочку! Давайте заберем ее в лес! Будем хранить в ней что-нибудь, например, вино!
А другой закричал ему назло:
— Ты с ума сошел! Зачем нам эта старая дырявая бочка!
— Она не дырявая! — закричал первый (а разбойники разговаривать не умеют, они только кричат).
— Нет, дырявая! — крикнул второй и бросил в бочку нож.
Нож: воткнулся в дерево и застрял.
И тут такое случилось! Из бочки вылетело что-то мокрое, чешуйчатое и с крыльями. Оно было готово голыми лапами сражаться с этими отвратительными разбойниками, которые посмели напасть на бочку. Но сражаться не пришлось. Как только это зеленое вылетело, разбойники сами убежали. При этом они бросили на землю свои топоры, ножи и сабли. Еще никогда в жизни эти свирепые грабители так не путались.
Но хозяин тоже испугался. Он стоял в уголке двора и дрожал — бежать ему было некуда, ведь это был его дом!
— Д-дракон! — только и смог сказать он трясущимися губами.
— Что? — спросил зеленый с крыльями. — Я головастик. Я живу в вашей бочке. Если бы эти, с ножами, не пришли, я и дальше бы там жил. Я еще не превратился в лягушку.
Тут хозяин немного успокоился. Он увидел, что этот, с крыльями, во-первых, не очень злой, а во-вторых, умеет разговаривать.
— Посмотри на себя, — сказал ему хозяин. — Какой ты головастик? У тебя перепончатые крылья! У тебя когтистые лапы! У тебя чешуйчатое брюхо! И ты еще, наверное, можешь дышать огнем!
— Я не могу дышать огнем, — сказал тот, кто жил в бочке. — Я живу в воде.
— Ты больше не можешь жить в воде, — сказала тогда бочка. — Теперь я и сама вижу, что ты не головастик. Ты должен летать и жить на воздухе!
— Только подальше отсюда, — поспешил вставить хозяин. — Ты дракон, я тебя боюсь, и все соседи будут тебя бояться. Ты можешь дышать огнем и поджечь солому в сарае. Пожалуйста, улетай!
И маленький дракон наконец-то понял, что он не головастик, печально (и очень ласково) попрощался с бочкой и улетел за далекие горы.
Шел год за годом. Старая бочка была еще крепкая — ведь ее делал хороший мастер из хорошего дерева. Но ей было очень скучно и одиноко. Внутри нее была вода, и больше ничего; она все чаще думала, что пора ей на покой, на свалку, что жизнь прожита, и хныкала, и бормотала про себя разную печальную чепуху. И опять неизвестно, что было бы дальше, если бы однажды на эту страну не напали враги.
Враги были еще хуже, чем разбойники. Во-первых, их было много, как волн в море. Во-вторых, они были в железных латах и на черных лошадях. В-третьих, у них был король невиданной силы, свирепости и жестокости.
— Бейте всех! — закричал король, когда его войско стояло на холме. — Убивайте всех, все дома разрушайте, все тарелки разбивайте, стулья ломайте, все книжки рвите! Мы оставим пустое место! Ничего не останется от этой страны!
И враги, сколько их было, поскакали вниз на своих черных лошадях — и прямо в тот двор, где стояла бочка! Вот и конец мне пришел, подумала бочка. И в этот момент вдруг небо потемнело. И ударила молния. А потом еще одна, да такая зловещая, что даже черное войско остановилось.
Над далекими горами появилась туча. И она росла с каждой секундой. И когда враги подняли головы в железных шлемах и посмотрели вверх — они увидели, как со стороны гор летит, закрывая собой полнеба, огромный-преогромный дракон.
Что тут случилось с врагами! Как они побежали обратно! Как они по дороге наступили на своего короля!
А дракон дышал пламенем так, что казалось, все небо горит. Врагов в одну минуту след простыл — только валялись их копья и мечи, трубы и знамена; они убежали, чтобы больше никогда не возвращаться.
Дракон описал по небу круг и осторожно приземлился рядом с двором. Хозяин, хоть и был храбрый, все-таки спрятался. Только бочка спрятаться не могла, да и не хотела.
— Как ты вырос! — сказала бочка.
— Да, — сказал дракон, — я живу в далеких горах, у меня есть друзья, я нашел своих братьев и сестер. И я даже нашел свою мать-дракониху… Но все равно мне иногда кажется, что ты — моя мама, хоть ты и деревянная. Я скучаю по тебе.
— Выпей воды, — сказала бочка.
И дракон очень осторожно, чтобы не снести крышу, наклонился, протянул свою огромную страшную морду и по капельке, кончиком языка, стал пить из бочки дождевую воду.
ПРО СКРИПОЧКУ
Одна скрипочка была очень маленькая. Прямо как игрушечная. У нее была головка, шейка, усики — все, как у обычной скрипки. Но она называлась «восьмушкой» — потому что была почти в восемь раз меньше обычной скрипки.
Сперва скрипочку подарили маленькому мальчику, которому было пять лет и который был только чуть-чуть повыше стола. И мальчик в первый раз взял ее в руки, и стал играть — «вя, вэ-а…» — медленно и скрипуче.
Скрипочка терпела. Она знала: всему надо учиться потихоньку и понемногу, но каждый день и настойчиво. Когда мальчик выучится играть, его позовут на сцену перед огромным залом, где будет бархатный занавес, и он сыграет скрипичный концерт с большим оркестром, и это будет очень красиво.
И мальчик в самом деле играл все лучше. Не «вя, вэ-а», а «тра-ля-ля-а», не только гаммы, но и песенки: про Мишку с Куклой, про перепелку, и колыбельные, и польки — и скрипочка все больше верила, что скоро мальчик сыграет на настоящем концерте…
А мальчик все рос и рос. И в один прекрасный день оказалось, что маленькая скрипочка для него мала. И тогда ему дали другую скрипку, побольше, а маленькую скрипочку отдали девочке — такой маленькой, что она была даже ниже стола. И она впервые взяла скрипку в руки, и снова началось: «вя, вэ-а…».
Скрипочка очень огорчилась. Ведь все приходилось начинать сначала!
Девочка занималась каждый день. И скоро скрипочка в ее руках перестала скрипеть, а стала звучать; она играла опять про Мишку с Куклой, опять про перепелку, опять колыбельные и польки, и учитель очень хвалил девочку. Скоро-скоро уже должен был быть концерт…
Но девочка росла еще быстрее, чем до того мальчик. И как только она выучилась немного играть — скрипочка стала ей мала, девочке дали другую скрипку, а «восьмушку» передали новому мальчику, и все началось сначала!
Шли годы. Скрипочка становилась все старше и старше. Ее ремонтировали, заново покрывали лаком, меняли струны, меняли смычок. А она все скрипела — «вя, вэ-а», все играла про Мишку с Куклой и понимала уже, что никакого концерта не будет. Что она всю скрипочную жизнь — пока не треснет — будет скрипеть в неумелых пальчиках маленьких детей, а кто же пустит неумелого ребенка на сцену с бархатным занавесом?! Кто придет в большой зал, чтобы послушать это «вя, вэ-а»?
Однажды скрипочку снова принесли новому ученику. Открыли футляр — и вдруг она услышала голос взрослого дяди: «Эге! Да ведь это моя первая скрипочка!»
Скрипочку взяли в руки — в большие руки. Этот дядя был знаменитый скрипач, который объездил весь мир с концертами. А у него был сын, который не дорос еще даже до стола, и которому принесли его первую в жизни скрипку.
— Это моя первая скрипка! — сказал знаменитый музыкант. — И мой сын тоже будет учиться на ней играть! Вот здорово!
— Да, — сказала мама. — Интересно, скольких детей эта скрипочка выучила?
— Жаль, что мы не можем оказать ей какие-нибудь почести, — сказал папа-скрипач. — Наверное, ей обидно. Она никогда не играла на концерте, с оркестром. А только пищала гаммы.
Тогда его маленький сын, который не дорос еще до стола, прижал скрипочку к себе и сказал:
— Я сыграю на ней! Я выучусь играть так быстро, что смогу выйти на концерт с «восьмушкой»!
И он стал играть. Ему очень нравилось водить смычком. Сперва скрипочка жалобно скрипела, но мальчик был настойчив, и понемногу скрипочка начинала не жаловаться, а петь. Мальчик не ходил в кино, не смотрел телевизор, не играл в футбол — так ему хотелось поскорее научиться играть.
И вот в один прекрасный день скрипочку положили в футляр и куда-то повезли. И вытащили из футляра в большой комнате с зеркалами; в этой комнате была дверь, и когда мальчик со скрипочкой прошел через нее — оказалось, что дверь ведет на сцену с бархатным занавесом, что в оркестровой яме уже сидит оркестр, а в зале — зрители.