Ринка успокаивала ничего не подозревающего Мухтара, но чувствовала, что между ней и щенком вырастает какая-то преграда и тяжелый, липкий страх мешает ей любить щенка по-прежнему.
Она вылила на Мухтара кувшин воды, смывая мыло, вытерла его сухой тряпкой, выплеснула заразную воду из тазика на вытоптанный газончик и пошла домой.
Дома Ринка долго разглядывала себя в зеркало, пытаясь представить, каково это — жить без косичек. Бабушка вернулась с работы. Она ничего не знала, а ей, может быть, предстояло воспитывать лысую дочку.
* * *
Неделю Ринка не приходила к проходной. За это время щенок заметно подрос.
Желтые корки за ушами после купания исчезли. Скорее всего, это были подсохшие царапины: щенок чесался из-за блох, которые обжились в щенячьей шерсти с первых дней его появления на свет.
Мухтар носился по двору и приветствовал смешным тявканьем все, что движется. За время Ринкиного отсутствия щенка обнаружили другие дети. Ринка пришла, увидела, что с Мухтаром играют чужие, и почувствовала, будто ее ужалили изнутри — прямо туда, где, свернувшись в клубок, спят разные человеческие чувства. «Но ведь это не их щенок!»— с гневной обидой подумала она и требовательно крикнула: — «Мухтар, ко мне!» Мухтар, услышав Ринкин голос, на секунду замешкался, потом вывернулся из толпы детей и помчался ей навстречу, хлопая ушами. Ринка погладила щенка по голове, показывая, кто здесь главный, подошла к будке и села на крылечко. Мухтар повертелся возле нее, но, не дождавшись приглашения поиграть, снова помчался за кем-то из бегущих. Ринка еще немного посидела и пошла домой.
Теперь, возвращаясь из школы, она все время заставала рядом с проходной резвящуюся компанию. Дети бросали щенку палки, боролись с ним за мяч, бегали наперегонки и угощали, кто чем мог.
Ринка не подходила близко. «Мухтар, ко мне!» — кричала она издалека. И Мухтар тут же вырывался из чьих-нибудь объятий и мчался к ней.
«Привет, мохнатенький, — говорила Ринка противным взрослым голосом, поглаживая щенка. — У тебя все в порядке? Ну, беги, играй!» И щенок мчался обратно. А Ринка, убедившись в своей власти, брела домой. Посидеть у проходной она приходила все реже и реже.
В начале лета щенок исчез. А вместе с ним — и веселая компания.
— Мальчик тут один ходил. Мишей звать, — сообщил дядя Вася. — Попросил разрешения щенка в деревню взять. У него там бабушка живет. Я разрешил. А то начальник ругается. Говорит, серьезный объект, а тут детский сад устроили. Так что — уехал Мухтар. Будет теперь бабке дом сторожить.
Ринка пришла домой, села на диван и заплакала. Она не двигалась, не морщилась, не шмыгала носом, а просто смотрела в одну точку на стене, и слезы вытекали из глаз сами собой. Потом в дверь позвонили. Пришел Борька Шалимов, чтобы позвать Ринку гулять.
— Ты чего? — спросил он, увидев, как блестят у Ринки щеки.
— Мухтара в деревню увезли. Дом сторожить.
— В деревне здорово! — сказал Борька. Но потом еще раз взглянул на Ринку и добавил: — Хотя жаль немного…
Кошачья столовая
Квартира, в которой жили бабушка и маленькая мама, была на первом этаже. Под окном то и дело появлялись кошки. Одна была сплошь черная, и Ринка сразу решила, что это «самец»: по ее представлениям, именно «самцу» подходило быть черным. Кот получил кличку Черныш — по имени одного известного литературного героя кошачьего происхождения. Другая кошка была дымчато-серой и такой пушистой, что могла сойти за сибирскую. Ринка знала, что «сибирская» — это очень хорошо. Но не могла вспомнить какое-нибудь подходящее литературное имя, поэтому прозвала пушистую кошку Серушкой. Третья кошка появлялась не так часто и имени не получила. Но и ей Ринка радовалась.
Кошки ходили под кустами, грелись на узкой асфальтовой дорожке у дома и время от времени скрывались в отдушине подвала. Что они там делали — в этом темном подвале — и, главное, чем они, бедные, питались? Когда выпал снег и наступили холода, Ринка сказала сама себе: «Нельзя, чтобы кошки голодали прямо у тебя под окном», — и решила устроить кошачью столовую.
Она нашла у овощного магазина три деревянных ящика, притащила их под окно и поставила так, чтобы получилось похоже на домик с несколькими комнатками. Потом устелила пол домика разными тряпками и выпросила у бабушки разрешение сдавать молочные бутылки в пользу кошек.
Бабушка Аня не стала возражать против столовой — потому что столовую открывали не в ее квартире. Но, рассуждала бабушка, бутылки — дополнительный источник денег. А деньги бабушке очень и очень нужны. В первую очередь для того, чтобы кормить Ринку. Это только кажется, что Ринку легко прокормить. Только кажется, что бутылка стоит копейки. Копейка, между прочим, рубль бережет. Если эти копейки направо-налево разбрасывать, скоро можно будет зубы на полку класть. Ринка хоть знает, что это такое?
У Ринки перед глазами тут же возникли книжные полки. На полках, перед рядами книг, неровными кучками были разложены зубы: желтоватые и большие — бабушкины, и мелкие беленькие — ее собственные. Это ужасное зрелище тут же заставило Ринку раскаяться в желании разбрасывать копейки. Но бабушка неожиданно перестала рассуждать и сказала: «Ладно. Сдавай. А то эти бутылки всю прихожую захламили!»
Ринка тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли, призвала на помощь Борьку, и они вместе отправились сдавать бутылки в пользу кошек.
* * *
Бутылки принимали за стройкой, в дощатом сарайчике с надписью «Стеклотара». Очередь к окошку сарайчика была длинной и двигалась медленно. Стоявшие в очереди притоптывали на морозе, позвякивали сумками и все время спрашивали друг друга, что сегодня принимают, а что нет.
— Из-под пива-то сегодня принимают? Как «тара кончилась»? Я им покажу, кончилась. Пусть в карман к себе суют! — волновался один сморщенный мужичонка.
— А банки трехлитровые? — суетилась толстая женщина. — Вот у меня тут горлышко немного отбито. Как думаете, возьмут? Не возьмут? Жалость какая! Тридцать копеек целых. А из-под перца болгарского? Не принимают? Что же с ними делать, с этими банками иностранными, когда их нигде не принимают? Ну, да — выкинуть! Ишь чего придумал! Выкинуть! Я лучше тебя выкину — из очереди! — сердилась на мужичонку женщина.
Эти «стеклянные» разговоры заставляли Ринку думать, что вдруг и молочные бутылки сегодня не принимают. Тогда весь план рухнет: ведь столовая не может существовать без продуктов! Заскучавший было Борька решил сходить на разведку и высмотреть, что там на самом деле происходит у окошка. Скоро Ринка потеряла надежду не только сдать бутылки, но и снова увидеть Борьку. Но Борька вернулся — возрожденный к новой жизни, со сбившимся от ныряний в очереди шарфом — и сообщил: одна тетка только что сдавала молочные бутылки, и у нее взяли. И еще он видел в глубине ларька много пустых ящиков. Тара есть!
Наконец очередь подошла. Ринка с Борькой стали быстро выставлять бутылки на полочку в окошке. Приемщица девять бутылок взяла, а одну отставила в сторону: «Треснутая!»
Пока приемщица отсчитывала причитающиеся копейки, мужичонка стащил отставленную бутылку с окошка и сунул к себе в сумку.
— Давай посмотрим, у него возьмет или нет, — шепнул Борька. Но Ринка уже тянула его к магазину. Покупать кошкам еду.
Специальной кошачьей еды в магазинах тогда не продавали. А Ринка не очень хорошо представляла, чем нужно кормить кошек. В сказках кошки пили молоко и ели сметану. За сметану они готовы были продать свою кошачью душу. Но сказки сочинили давно, а сейчас, может быть, все не так.
Вот люди теперь едят совсем не то, что ели, когда были первобытными. Из-за прогресса и технической революции. Вдруг техническая революция повлияла и на кошек? Вдруг их организм тоже изменился? Соседка из квартиры сверху однажды сказала, что кошкам вредно пить молоко. И будто бы ее кошка даже рыбу не всякую ест: хека ест, а треску нет. «Если купишь что-нибудь не то, — размышляла Ринка, — деньги пропадут зря. А бутылки быстро не накопятся. Нужно купить что-нибудь такое, что кошки точно будут есть. И не очень дорогое, чтобы потом не пришлось класть зубы на полку». Тут Ринка снова представила себе полки с зубами — человечьими (большими и страшными) и маленькими симпатичными кошачьими зубками, похожими на белые камушки.
В магазине Ринка принялась изучать ценники, и Борька опять заскучал.
— Слушай, я пойду, а? Когда будешь кошек кормить, крикни.
Борька ушел, и Ринка даже обрадовалась: теперь никто не помешает ей принять обдуманное решение.
«Вот рыба хек, — рассуждала она. — Рубль сорок килограмм. А у меня один рубль тридцать пять копеек. К тому же неизвестно, любят ли эти кошки хека. Может, они, наоборот, любят треску». Ринка разглядывала витрину и вдруг увидела мясо, порезанное на маленькие кусочки. Над ним было написано — «гуляш». Ринка не очень знала, что это за гуляш такой, потому что бабушка его никогда не покупала. Но розовые кусочки выглядели аппетитно и, по мнению Ринки, могли напомнить кошкам мышей. Над гуляшом висел ценник: «100 г — 21 коп.». «Недорого, — обрадовалась Ринка. — Могу купить три раза, если брать понемногу».
— Тетенька, свесьте мне гуляш. Двести грамм!
Когда продавщица выдала ей маленький кулечек с кусочками, Ринка решила все-таки уточнить:
— Как вы думаете, кошки будут есть гуляш?
— Кошки? Гуляш? Это что же за кошки такие, которых гуляшом кормят? — удивилась продавщица.
— Бездомные. Голодные.
— Голодные кошки даже хвост от селедки есть будут, — сказала продавщица и повернулась к другому покупателю.
* * *
Ринка прижала кулечек к груди и скорей побежала туда, где из ящиков был построен новый кошачий дом.
Под окном оказался только Черныш. Он сидел неподалеку от ящиков и грелся на февральском солнышке.
— Черныш, Черныш! — крикнула Ринка. — Смотри, что я тебе принесла! Гуляш!
Черныш метнулся к отдушине.
Ринка испугалась: «Сейчас Черныш убежит и спрячется в свой подвал. А пока он будет сидеть в подвале, гуляш испортится. И столовая так и не откроется!» Она почти замерла, даже дыхание задержала, осторожно присела на корточки и протянула Чернышу кусочек: «Кс-кс-кс! На, возьми!»
Гуляш шлепнулся где-то посередине между Ринкой и Чернышом. Черныш снова отскочил, потом присел, вытянул шею и принюхался. Лапы его еще не двигались, но шея все вытягивалась и вытягивалась в сторону мяса. Ринка даже удивилась, что шея у кошек может быть такой длины.
Черныш осторожно переступил лапами, подошел поближе, наклонился понюхать брошенный кусочек, а потом вдруг ухватил его, подбросил и сделал всего одно глотательное движение. Его горло раздулось и опало. Снег перед ним снова был чистым.
— Понравилось? — Ринку немного испугало внезапное исчезновение мяса. — Еще хочешь? На!
Черныш проглотил еще, и еще. И когда прибежала Серушка, на дне кулька остался всего один маленький розовый кусочек.
— Ой, и ты тут, Серушка? — обрадованно сказала Ринка. — Черныш почти все уже съел. Тебе только попробовать осталось.
Серушка съела мясо, стала требовательно мяукать и вертеться вокруг Ринки. Но больше ничего не было.
— Завтра я приду в это же время, — сказала Ринка кошкам.
Экскурсовод в уголке Дурова говорила, что точное время и постоянный порядок действий очень важны для дрессировки животных. А Ринка, вдохновленная результатами кормления, решила теперь кошек дрессировать.
— Как дрессировать-то? — спросил Борька, про которого она вспомнила только на следующий день.
— Ну, как? Сначала я буду дрессировать их идти на мой голос, а потом — жить в ящиках, а не в подвале.
Идти на Ринкин голос кошки научились очень быстро. Ринка приходила под окно со своим кулечком, заглядывала в отдушину и кричала в темноту:
— Черныш! Серушка! Обедать!
Кошки появлялись незамедлительно. Не всегда из подвала. Ринка едва успевала повернуться, а они уже были сзади, громко мяукали и терлись о ноги.
Но спать в ящиках, несмотря на мягкую подстилку и очевидный уют, они не хотели.
— Может, им дует? — предположил Борька. — Вон тут щели какие!
Целый день Ринка с Борькой выкапывали из-под снега пучки сухой травы и засовывали в щели между досками ящиков. Потом траву навалили на «крыши», застелили газетами и сверху положили большую тряпку. Тряпка свисала над входом в ящик, как полог.
— Прямо шалаш настоящий, — восхитился Борька.
И Ринка удовлетворенно заметила:
— Если бы я была кошкой, я бы жила только здесь.
Но кошки ее мнения не разделяли.
Тогда Ринка придумала раскладывать кусочки мяса внутри ящиков. Кошки на минуту засовывали голову в ящик, вытаскивали еду на асфальт и быстро съедали.
— В дрессировке главное — терпение, — убеждала Ринка Борьку.
И когда Черныш иногда усаживался посидеть на ящике сверху, она считала это шагом к намеченной цели.
Скоро в обществе кормления кошек появились новые члены красивая девочка Таня с длинной толстой косой (по предложению Борьки) и некрасивая, но добрая девочка Тамара (по предложению Ринки). Они теперь тоже приходили под окно и помогали сдавать бутылки.
— Посмотрите, как Серушка и Черныш подходят друг другу, — говорила Таня. — Если бы они поженились, у них получились бы красивые дети.
Она отбрасывала косу за плечо, и Борька почему-то краснел.
— Кошки не женятся. Что они, люди, что ли?
— Очень даже женятся, — говорила Таня. — У них даже кошачьи свадьбы бывают.
— Может, они и кольца друг другу дарят, и в ЗАГСе расписываются? — ехидничал Борька. Но Таня снова отбрасывала косу уже за другое плечо — и игнорировала Борькины замечания.
— А мне бабушка рассказывала, что черная кошка перебежала ей дорогу, и она ногу сломала, — говорила Тамара. — Надо было плюнуть, а бабушка не плюнула. Пошла и сломала.
— Черныш не кошка. Он самец, — сердилась Ринка. — И все это суеверность. Вредные слухи. Что-то я ничего себе не сломала.
— Мало времени прошло, — вздыхала Тамара. — Так что ты лучше на всякий случай поплюй.
Потом прошлась туда-сюда, погладила Черныша и тихонечко затянула: «Жил да был черный кот за углом…»
Ринка с Таней тут же подхватили: «И кота ненавидел весь дом. Только песня совсем не о том…» Это была любимая Ринкина песня и любимая песня всех во дворе.
Борька подобрал палку и стал стучать по ящику в такт песне.
И хотя на морозе петь вредно и можно простудить горло, жить было очень хорошо.
* * *
Черныш и Серушка не поженились. Сначала куда-то исчезла Серушка. А потом выяснилось, что Черныш вовсе не самец, хотя и одет «по-мужски», во все черное.
Во дворе появился большущий пушистый белый кот, не оставляя никаких сомнений по поводу того, кто здесь самец. Кроме размеров, кота выдавали нахальные повадки и беззастенчивое поведение. Он сразу же завладел вниманием бедного Черныша, которого срочно пришлось переименовать в Чернушку. Имя Чернушка, как и Черныш, тоже принадлежало известному литературному персонажу, но так звали не кошку, а одну знаменитую курицу. Делать, однако, было нечего. Да и Чернушке теперь было абсолютно все равно, как ее зовут.
Целыми днями кошка сидела на снегу, на проплешине между кустов, и смотрела вдаль. А напротив сидел белый кот. Иногда кот вскакивал и пытался напасть на Чернушку. Та убегала, но недалеко и только для того, чтобы снова усесться и уставиться в пространство.
«Чернушка, Чернушка, кс-кс-кс! Иди сюда», — пыталась отвлечь ее Ринка. Но Чернушка потеряла всякий интерес к Ринке, Борьке, Тане с Тамарой — и даже к гуляшу. Наверное, сошла с ума — оттого что этот наглый кот к ней привязался. А потом появился некто тощий, ободранный, неопределенного цвета, с огромной головой и неполным комплектом ушей.
Тощий тоже уселся напротив Чернушки и уставился на белого кота. Он смотрел, смотрел, смотрел, а потом из его тощего живота родилось нечто, напоминающее вой сирены и плач ребенка одновременно:
— Мрр-р-у-а-а-а-у!
На самой высокой ноте, когда барабанные перепонки у Ринки уже готовы были лопнуть, тощий бросился на белого.
Белый бросился бежать. И непрочные Ринкины представления о том, кого считать настоящим самцом, снова пошатнулись. А серый, загнав противника на липу, вернулся и уселся напротив Чернушки.