Глава 4
Шульген, что направо зашагал,
Еще одного старика повстречал;
О том, что ищет в этих краях,
О том, что еще одного старика
Встретил до этого в здешних местах,—
Обо всем ему рассказал.
И в ответ обо всем откровенно,
Ничего не скрывая, старик
Тайну свою поведал Шульгену:
«Тот, кто встретился прежде вам,
Младшим братом приходится мне.
Мы родились с ним в одной стране.
Дряхл в немощен он на вид,
Весь морщинами покрыт,
Изможден — только кожа да кости,
Кое-как свое тело носит.
А теперь на меня взгляни —
Не егету ли я сродни?
Коль младшим братом его назову,
Скажешь: бредет старик наяву.
А секрет тут таков, егет;
Стар ли, млад ли, — разницы нет —
Все сородичи в нашем краю
Чтят родословную свою,
Все — как от матери одной.
Были верны мы клятве такой:
Вовек не грабить свою страну,
Кровь человечью не проливать,
Тугую не заводить мошну,
Не прятать, в землю не зарывать
Богатства страны своей родной,
Поровну все и на всех делить,
Если что-то сумел добыть,
Счастье — лишь правом своем не считать,
Обездоленных не обижать;
Не считать прокаженной ту мать,
Что девочку на свет родила,
В воду детей ее не бросать —
Такая клятва у нас была.
Брат мой клятву ту не берег:
Всех, кого пересилить мог,
Разорял или избивал,
Грабил нещадно и убивал.
Обычаи стал создавать он сам,
Смерть причислил к своим друзьям.
Чтоб легче рвать из общей казны.
Потому-то его из страны,
Где мы были на свет рождены.
Люди, поднявшись заодно,
На чужбину изгнали давно.
И теперь он, как зверь в ночи.
Жизнь скитальческую влачит,
В мире не нужный никому;
Одряхленье и смерть потому
Раньше других подкрались к нему»
Такое старик рассказал ему.
Все Шульген постарался понять,
Старика расспрашивать стал,
Как землю заветную ту отыскать
Глазами своими ее повидать.
Годы шел он, а может, и век,
Множество гор одолел и рек,
Там, где мрак его настигал,
На ночь делал Шульген привал.
Однажды, свое обнажая дно,
Схлынуло озеро. Все оно
Камышами окружено.
Лилия там огромна была —
Как дерево тиковое цвела.
Под водою — песчаное дно.
Утки, лебеди, дикие гуси
В озере плавают заодно.
Рыбы плещутся неустанно —
Щуки, окуни и сазаны.
Никто друг друга тут не боится —
Вволю плещется и резвится.
Остановился Шульген, и потом
Вырвал волос у льва рывком,
Сплел петлю тугую, и вот
Он в тальник прибрежный идет,
Чтоб удилище срезать себе.
А там в ветвях соловей поет.
А вокруг того соловья
Вяхири стройным рядком сидят.
Здесь же ястреб, грач и сова
Мирно расселись за рядом ряд.
Дальше взглядом скользнув своим,
Видят: у подножья горы
В общем кругу сошлись одном
Лисы, куры и глухари.
Остановился Шульген пред зверьем.
Вспомнил сказанное стариком:
«Должен вначале к царю я пойти,
Тайны дворцовые разузнать,
И уж потом на обратном пути
Дичи для себя настрелять»,—
Так Шульген про себя решил.
Вмиг на льва своего забрался,
Что есть мочи к царю помчался
По дороге, когда не ждал,
Он Заркума встретил случайно —
От Урала бежал тот отчаянно.
Заркум Шульгена расспрашивать стал
Когда Шульген все рассказал,
Сыном назвался тот Азраки,
Так Шульгену Заркум соврал,
Клятвенно ему обещал
Вместе поехать к Азраке,
Подучить от него дары,
И на склоне крутой горы
Из родника Живого испить,
Чтобы жизнь бесконечно длить.
Шульген Заркуму поверил во всем,
Решил пойти с ним одним путем.
Много дорог они прошли…
И вот однажды черное что-то,
Возвышаясь до небосвода.
Перед взором открылось вдали —
Гора или туча — попробуй, пойми.
Если горой назовешь — кипит.
Облаком назовешь — гремит…
Растерялся Шульген, содрогнулся,
В страхе к спутнику обернулся;
Так ответил ему Заркум:
«Тот, кто неба горбом достает, —
Просто стражник возле дворца.
Тот, кто навстречу нам идет, —
Самый главный средь дивов отца.
Остановимся тут на дороге;
Ты меня подожди немного —
Подойду я к его порогу.
Скажу, что гость пожаловал к нам,
И тогда нас проводит он сам».
С тем Шульгена оставив там,
К диву главному подскочил:
Мол, меня и дружка моего
Пусть к царю проведут, попросил.
Все сразу понял див, говорят,
Дал царю намек, говорят;
Тот велел с почетом гостей
Встретить, двух подать им коней.
Вышел див к ним большой, говорят,
И Заркума с Шульгеном тут же
Во дворец повел, говорят.
Когда ко дворцу они подошли,
Вновь с Шульгеном Заркум расстался,
Чтоб обо всем царю сообщить…
И Шульген вновь один остался.
Заркум вошел к владыке дворца.
Тут-то около Азраки
Своего он увидел отца.
Азрака вместе с Кахкахой
Про Урала тою порой
Разговор вели меж собой,
Споря в растерянности и гадая.
Как поступить с батыром не зная.
Пришли дивы-сынсы сюда,
И так промолвил старший из них:
«О, владыка! Помнишь, когда
Только родился Урал-батыр,
Дивы, что в небесах пролетали,
Один за другим на землю упали?
Когда похитить хотели дитя,
Убить хотели его, шутя,
Оно в упор взглянуло на них —
И разум у дивов смутился вмиг.
Когда ребенок хотел их поймать,
Они, не в силах страха унять,
Рухнули наземь, как горный обвал.
А ребенок на ноги встал,
Близко к нашей стране подошел,
Мыслью одной: „Воду возьму“ —
Так Живой родник напугал,
Что в нем убавилась сразу вода.
Об этом тебе мы сказали тогда.
Ты пригорюнился: вот, мол, беда,
Выход надо теперь искать,
Иль новое горе нагрянет опять;
Человека нам надо найти,
Чтоб с его помощью войти
В доверие к царю Самрау,
У него Акбузата отнять.
Азрака на это в ответ:
„Чтоб Акбузатом завладеть,
Дикий нрав его укротить,
А не удастся если — убить,
Семерых дивов я посылал,
Даже место им указал,
Где белый конь тот в небе укрыт;
Стали преследовать дивы коня —
Бежал от них он, как от огня;
Так поймать его и не смогли“
К великой досаде дивы мои
Назад не вернулись из звездных стран,
Опозоренными остались,
В небе в созвездии „Етеган“
Навеки полымем расплескались.
Решил я, чтоб горечь в душе унять.
Рыжего коня у Самрау отнять.
Самрау дочь от Луны имел —
Я и ее похитить велел.
Хоть дочь его в плену у меня,
Рыжего нет поныне коня,
До сих пор не явился к нам.
Потому говорю я вам:
Как зиме надобен белый снег,
Так нам нужен теперь человек,
Чтобы Хумай любою ценой
Смог бы приворожить собой;
Чтобы его полюбила она,
Чтоб Акбузата с алмазным мечом
Вместе с собой подарила она.
Тогда, угодив ему во всем, —
Отдай любую красотку ему,
Подарив любую страну,
Душу мы его обретем,
Урал-батыра тогда побьем.
Нам тогда от людей земных
Помех не будет никаких.
Будем делать, что захотим,
Все приберем к рукам своим!»
Так промолвил царь Азрака,
Раздувая свои бока.
Очередь Заркума настала.
Отвесил царю он земной поклон
И произнес: «Я брата Урала
С собой привел. Ждет поблизости он».
Про то, как обвел его, рассказал,
Тем одобренье царя снискал.
Шульгена провели во дворец,
Прямо к Азраке подвели.
Тот любезно принял его,
У трона усадил своего,
Заркума сыном назвал своим,
Кахкаху — другом дорогим.
И вот — нет гостя почетней Шульгена —
Яства пред ним появились мгновенно,
Богатства всюду его окружают,
Девушки танцами ублажают,
Все красавицы как на подбор —
Сердце греют и тешат взор,
Можно голову потерять!
Но даже средь таких — одна,
Как среди звезд ночных луна,
Сияет так, что слепит глаза —
Взгляд оторвать от нее нельзя.
Тонок стан ее, взор глубок;
Родинка на ее щеке
Нежно темнеет, как цветок.
Айхылу — имя девушки той.
Не видел Шульген красавиц светлей,
Страсти вспыхнувшей не сдержал —
О горячей любви своей
Заркуму сразу же рассказал.
Тот сестрою ее назвал.
Замуж за него обещал;
Так Шульгена разыгрывал он.
И, восторгом вконец упоен,
К Заркуму доверьем проникся Шульген.
Лестью взял Заркум его в плен:
Все отцу, мол, сейчас расскажу.
Верой-правдой тебе послужу.
И Азрака медлить не стал,
На высокую гору Кут-тау
Громким свистом дивов созвал.
Привести Айхылу велел,
Отвел в укромное место ее,
О том, что когда-то украли ее,
Никому говорить не велел,
Так красавице он сказал:
«Коль делать не станешь, как я приказал,
Голову оторвав, сожру,
В пламени кости твои сожгу!»
И от слов тех испуг немой
Душу пронзил ее, как иглой.
Шульген объявлен был женихом.
Справили свадебный пир потом;
Рада была Айхылу… Она
И впрямь была в него влюблена.
И любовью ее усыплен,
Жизнью дворцовою опьянен,
Счастью Шульген предался сполна.
Как-то царь речь повел о том,
Как Хумай — дочь Самрау — отыскать,
Как ее завладеть конем
Акбузатом и чудным мечом:
«Кто алмазный тот меч возьмет, —
На весь мир прославится тот,
Первым батыром прослывет,
Всех своей власти подчинит», —
Егетам Азрака говорит.
Так и этак он толковал,
Шульгена на подлый шаг подбивал.
И Шульген словам его вняв,
Про чудо-красу Хумай услыхав,
И узнав, к тому же, что тут
Дива ему в дорогу дадут,
Тотчас решил отправиться в путь,
Царевной завладеть как-нибудь.
Меж собой сговорившись о том,
Брат Урала с Заркумом вдвоем,
На быстрого дива усевшись верхом,
В страну Самрау отправились в путь.
Не оборачиваясь назад.
Не успели и глазом моргнуть,
Цели достигли они, говорят.
Вот приятели с дива сошли,
Разговор меж собой повели;
Все обсудили они подробно.
Когда подвернулся случай удобный,
Заркум про Урала упомянул.
Спутника вновь своего надул:
«Есть страна за большой горой,
Которой правит змей-аждаха.
Царя того зовут Кахкаха;
Есть у царя того под рукой
Жезл особенный: колдовской —
Против врага он станет огнем.
Если надобно — станет водой.
Бурю вызовет или гром;
Тихо и мирно в краю было том.
Да неизвестный батыр объявился.
Никто не знает, как ухитрился —
Выкрал иль как-то иначе сумел, —
Но жезлом волшебным тем овладел;
Владыку законного прогнал,
К рукам всю страну его прибрал,
Урал-батыром себя назвал,
Стал царем там батыр Урал»,—
Так поведал Заркум, говорят.
С одной стороны Шульген был рад
Тому, что жив Урал — его брат;
Только мысль, что тот верх возьмет,
В богатырстве его обойдет,
Скажет: по странам, где я бродил,
Первым батыром признан был;
Что всюду будут его хвалить,
Дома будут его возносить, —
Сердце завистью заливало,
Злобой Шульген проникся к Уралу.
«Если на Акбузата вскочу,
Меч алмазный, подобный лучу,
Разом над головой взмечу,
Всех сомну я и растопчу!»
Рассуждал между тем Заркум:
«Хоть и едет он вместе со мной,
Хоть мне стал он как брат родной,
Все же не я, а он на Хумай
Женится, как ни плачь, ни рыдай,
Акбузата себе заберет,
Значит, и нас возьмет в оборот.
Буду пока с ним вместе шагать,
Храбрость его испытаю, стать.
А когда Урала убью,
Жезл отцу верну опять.
Волю тогда исполню свою», —
Так Заркум продолжал рассуждать.
Вот они добрались до цели,
На дворец царя поглядели,
И видят: перед самым дворцом
Полным-полно лебедей кругом.
Одна из птиц, заприметив их,
От подруг отделилась своих,
От стаи в сторонку отошла
И как будто подругам своим
Потаенный знак подала.
Моргнуть не успели прибывшие глазом,
Расступилась вся стая разом.
Ну а птица, что отделилась,
Взглянула на них — как сделала милость.
Когда про Хумай ее спрашивать стали,
«Нет ее», — ответ услыхали.
Больше спутники ни о чем
Расспросить ее не успели —
Свершилось чудо на месте том:
Птицы, что снегом лебяжьим белели,
Вмиг свои шубы сбросили птичьи
И в девичьем предстали обличье.
Шульген восхищенно на них глядел;
От красоты одной онемел.
Сколько б он по земле ни бродил,
Не видел подобной, не находил!
Лицо сняло ее, как луна;
Нежно набухавшая грудь
И округла была, и полна.
И казалось, что все кругом —
И подруги в платьях своих,
И все, что окружало их, —
Озарялось ее красотой,
Ее целомудренной чистотой;
Будто весь мир пред девушкой той
Голову низко к земле клонил.
«Видно, это и есть Хумай», —
Шульген с восторгом сообразил.
Не выдала девушка видом своим,
Что подозренья исполнена к ним.
Не угадали друзья никогда,
Что поджидает их здесь беда.
Средь прочих красивейшая вдруг
От своих отделилась подруг,
И, как матка пчелиного роя.
Обратилась к ниц с речью такою:
— Вижу, прошли не один вы кран.
Узнали про девушку Хумай,
Отыскали ее наконец.
Так пройдите же во дворец.
Скоро явится к вам она,—
И, приветливости полна,
В покои дворца пригласила их.
Но скрыла имя свое от них.
Прошли они во дворец тотчас,
Важностью мнимой своей кичась,
Расселись по почетным местам.
За минутою шла минута.
Вдруг туман все вокруг окутал
И приятели чувств лишились.
Гул прошел, прокатился гром,
И потом земля расступилась
И Заркум с Шульгеном вдвоем
Провалились вдруг, говорят.
Стали ощупывать каждый угол.
Отыскать стараясь друг друга;
Не знали, что предпринять от испуга.
Когда ж наконец в себя пришли.
Когда все стены-углы обошли.
Обшарили яму от края до края.
Что случилось, не понимал.
Ужас их сковал, говорят.
Заркум сменил наружность свою —
Снова превратился в змею
И стал ползать в поисках шел и,
Чтобы выбраться из подземелья.
Мысли его Хумай разгадала
(Дивов немало она повидала!),
Одну из подруг подозвав, приказала
Яму с гостями водой залить,
До краев ее затопить;
Барахтаться вынудила, нырять.
Снова и снова выход искать.
Заркум водяной обернулся крысой,
В подземелье смрадном забился,
Рвался вперед и кидался вспять.
Тут Хумай над Шульгеном склонилась
И такие слова проронила:
«Что, провалившись в черную яму,
Страх в своем сердце, злодей, ощутил?
Или припомнил миг тот самый,
Когда свой нож на меня точил?
За прежний мой страх получи ответ,
Запомнишь надолго меня, егет!
Слезы людские проливавшее,
Жизни губившее, зло источавшее,
Пусть сердце твое от черной тоски
Разорвется здесь на куски!
Пусть добро возродится в нем,
Жизнь возродится, чтобы любить
Все живое в мире земном!
Пусть сердце — доброе и молодое —
Разумом будет владеть твоим.
Пока же кровью кипит оно злою,
В могиле своей оставайся живым!
Считать врагами научишься змей.
Станешь с умом выбирать друзей,
Будешь дорогой верной идти
С теми, с кем тебе по пути,
Жизненный путь пройдешь ты такой,
Чтоб в памяти остаться людской!» —
Слова такие сказавши, она
Удалилась, презренья полна.
Глава 5
Служанка Хумай известила о том,
Что некий батыр явился в их дом.
Хумай сразу же узнала
В неизвестном егете Урала,
Но об этом ему не сказала.
А он и думать о том не мог,
Что это к Хумай привел его Рок.
К батыру приблизилась она,
Красоты безмерной полна:
Необъятная, как водопад,
Сбросишь вниз — упадет до пят,
Монетами унизана вся
Ниспадающая коса;
Черных глаз обжигающий взор
Сквозь ресницы смотрит в упор;
Над глазами парящие брови
Улыбаются с любовью.
А упругая грудь налитая,
Словно волна речная, играет;
Стан ее тонкий, как у пчелы,
Своей подвижностью удивляет;
Голос будто давно знаком —
Переливается серебром;
Увидев девушку, что весела.
Дружеский разговор повела.
Что и ответить Урал не знал.
О том, что это и есть Хумай,
Все не догадывался Урал.
Недолго девушка так стояла —
Ласковым жестом в свой дворец
Пригласила она Урала.
Пройдя во дворец, ласковым словом
Всем Урал пожелал здоровья.
О том, что слышал, где побывал,
Что по пути сюда испытал,
Рассказал подробно Урал.
Взглянула девушка на него,
Смекнула, что привело его:
«Судя по всему, мой батыр.
Из далеких ты стран пришел.
Видно, долог был путь и тяжел.
Не скрывай же: чем смогу,
Тем в делах твоих помогу».
Урал:
«Знаю о том, что есть пять стран;
В одной из них родился я сам,
Две из них осмотрел по пути;
Чтобы две другие найти,
Шел с надеждою я в груди.
Где я только не побывал,
Кого я только не повидал, —
Всюду один себя важным считает,
Другой пред ним голову склоняет,
Сильный слабого попирает.
Есть на свете злодейка Смерть —
Нельзя простым ее глазом узреть,
Беспощадна и зла ее плеть.
Очень трудно ее одолеть.
От трудов она отрывает,
У родителей, не щадя,
Драгоценных детей отбирает.
Не имеет она друзей,
Сеет страх средь людей и зверей;
Хочу местью я ей воздать,
Отыскать хочу и убить,
Страну от Смерти освободить.
Во время охоты от птицы одной,
Что попалась в сети живой,
Мне такое услышать пришлось:
Может, мол, и у вас человек
От Смерти избавиться навек».
Хумай:
«Для того чтобы не умирать,
Трупам в черной земле не сгнивать,
Живой родник в земле той бежит,
Которую не видел никто, —
Царю дивов она принадлежит.
Но перед тем, как тебе помочь
Воду живую взять из ручья,
Есть условие и у меня:
Куда бы тебе не пришлось пойти,
Легкого не ищи пути!
Батыр, прошедший владение змея,
Легкий путь уступивший брату,
Сам отыскать себе путь сумеет.
Если такую птицу найдешь,
Какой не отыщешь в нашей стране,
О какой не слышал никто;
Птицу, что вобрала в себя
Тона и краски всех прочих птиц.
Коль птицу такую мне принесешь,
Помощь я окажу тебе,
Из Живого ручья зачерпнешь,
Что захочешь, то и найдешь».
Урал:
«Сюда пришел и издалека.
Чтобы увидеть добро и зле.
Чтобы Смерть отыскать и убить,
Всех людей от нее защитить,
Чтобы покой внести в этот мир,—
Таков я, вышедший в путь батыр.
Для тебя я птицу найду.
От тебя я помощь приму,
Но только позволь и мне в ответ
Поставить условие: примешь иль нет?
Не в чем золото мне увозить.
Некого жемчугом мне одарить,
Создан я лишь добро творить;
Кроме Смерти, некому мне
За человечьи страдания мстить.
Чтобы исполнить волю людей,
Чтоб против Смерти идти верней,
Чтоб сокрушить ее до конца
И радость влить в людские сердца;
Чтобы во время страшной войны,
Когда ступлю на защиту страны,
Дать прошу я подарок такой,
Чтоб был соратником в битве любой,
Чтобы от тех, кто кровавые слезы
Проливает, отвел я угрозу, —
Дар, скажи мне, тот будет какой,
Чтоб мне отбыть со спокойной душой?»
Хумай:
«Акбуз-тулпара тебе я дам:
Коня того не спалить огням,
В воду ль упадет — не утонет,
Ураганы его не догонят;
Кроме хозяина самого,
Другом не признает никого.
Если топнет — скалы ломает.
Море ржанием рассекает,
Все лишенья разделит с тобой;
Рожденный и выросший в небесах,
Не имевший потомства в наших краях»
Его тысячу лет подряд
Дивы Азраки не могут поймать.
Тулпара того подарила мне мать.
Избраннику своему я должна
Преподнести в подарок коня.
Дам тебе я алмазный меч,
Который ржавчина не берет,
Который мощь ничья не согнет,
Никакой огонь не сожжет.
Станет водою он против вод.
Всех чудовищ на этом свете
В страх вгоняет, подобно Смерти,
Будто бы овец, распугнет.
Рад словам ее был Урал.
Чтоб девичье исполнить желанье,
За птицей отправиться слово дал.
Несколько дней у Хумай он жил,
Во дворце ее дивном гостил;
Себя ж она так и не назвала,
О том, что заперт в подвале Шульген
Взятый вместе с Заркумом в плен,
Не сказала ему; а он
Догадаться не мог о том.
Урал спозаранок с постели встал,
Лицо водою омыл Урал,
С девушкою за одним столом
Поел неспешно, набрался сил.
Жезл волшебный в коня превратил,
Много дней с коня не сходил;
Потом приехал на место одно,
Что было горами окружено;
Там ни ворон и ни сорока
Души живой не видели сроду;
Где никогда человек не бывал,
Ни див какой-нибудь и ни джин
О том месте не подозревал;
Скалы здесь — как верблюжьи горбы;
А на вершину посмотришь горы —
Выше туч уходит вершина;
Воплощеньем земной красоты
Возвышалась она недвижимо.
Рассекая громаду туч,
Урал взошел на вершину ту,
Мир с высоты оглядел, говорят,
Свет какой-то заметил потом,
Переливавшийся звездным огнем,
Двинулся в направлении том.
Огляделся, добравшись до цели:
Озеро, поросшее камышом,
Неподалеку увидал:
Вместо камешков — серебром
Дно было устлано и берега;
Цветы стояли, не колыхаясь,
Словно дети, в воде купаясь.
Озера гладь слепила глаза.
Отражай в себе небеса.
Там вода на ветру не рябит,
А от солнечных лучей
Жемчугом дорогим блестит.
Стая самых различных птиц
На том озере собрались;
Среди них выделил Урал
Птицу одну — вобрала она
В себя все краски и тона.
Незаметно для птицы он
К ней подкрался; со всех сторон
Так и этак осматривать стал,
Своим жезлом заколдовал.
Подумал: «Уж не птицу ли эту
Хумай велела искать по свету?»
Ну а птица страха не знала.
От человека не уплывала.
Приближаться к Уралу стала.
Не зная обычаев, батыр
Бросился сломя голову к ней,
Но рванулась она от него,
Стараясь упорхнуть поскорей.
Устремился за нею Урал,
Изловчившись, птицу поймал.
Тут она и загоревала.
Решив, что в руки врага попала.
И, когда ее крепко держа.
Выбрался он из камыша,
Чуя, что нависла беда.
Заговорила птица тогда:
«Кто ты — див или человек.
Не ступавший сюда вовек?»
Человечьи слова услыхав,
В изумленье пришел Урал.
Когда озеро он миновал,
На лужайке, у родинка,
Птицу он расспрашивать стал —
Про то, чья родом и как зовут.
Птица насторожилась тут,
И затем, взглянув на Урале,
Так она ему отвечала;
«Закрой глаза, мой егет, не смотри,
Руки прочь от меня убери».
На миг задумался Урал,
Так и этак прикидывать стал.
Такие жезлу слова прошептал:
«Если вдруг улетит — ты за ней
Соколом воспаришь поскорей.
Ну, а если в воду нырнет,
Щукой метнешься в пучину вод!»
И отпустил с тем птицу Урал.
«Теперь, егет мой, глаза открой,
О чем говорить желаешь со мной?»
Глаза свои открыл Урал
И чудо пред собой увидал:
Красавица — тонких бровей размах,
Мягкие ямочки на щеках.
А на левой щеке темнеет
Родника — нету которой нежнее.
Туго заплетенные в косы
Вдоль ее щек, горевших, как розы
Словно черные ручейки,
Ниспадают, тонки и легки,
Волосы, украшенные тесьмой.
Сквозь ресницы редкой длины
Глаза сверкающие видны;
Тают ямочки на щеках,
Блещет улыбка на губах;
Очертанья ж ее груди
Готовы любого с ума свести.
Начала так она говорить:
«Да, егет мой, скажи, какой
Тебя сюда привело судьбой?
Какая вина за тобою есть,
Что ты вдруг оказался здесь?
Ай, егет мой! Скажу тебе;
Улыбка моя и мое выражение,
Все, что я думаю о тебе, —
Доверия моего отражение.
Доныне не приходилось мне
Видеть егетов таких даже во сне.
Не чаяла повстречать человека
Здесь, где и Див не бывал от века.
Сила во мне такая была,
Чтобы уйти рыбою в воду,
Взвиться звездою к небосводу, —
И сохранила б тогда я свободу.
Но при виде тебя желанье
Стаяло, как под ветром туча;
Всё дороги, что вдаль уходят,
Тропками попадали с кручи;
Все отошло далеко от глаз —
Будто все испарилось враз.
Девочкой я когда-то была,
Баловницей дома слыла;
Див проклятый выкрал меня;
Там отдана была замуж я.
Муж мой тоже егетом был,
Да недолго со мною жил —
Неожиданно вдруг исчез
Из тех навек ненавистных мест,
Убежала от дива я,
Усмиряя на сердце грусть;
Если снова к отцу вернусь.
Туда, где родина моя.
Боюсь, что див войною придет,
Землю отца силой возьмет.
Боюсь, что горе я принесу
И стране своей, и отцу.
Обернуться решила я птицей
Такой, что людям и не приснится,
Такой, каких на земле не бывает;
К этому озеру я прилетела
Которое никто никогда не найдет,
Никто к которому не забредет».
И услышав такие слова,
Тайну девушки он узнал.
Сам тоже таиться не стал.
Только о том, что ищет птицу
По просьбе царевны, умолчал.
Так про себя он рассуждал:
«Знать, судьбой я удачи лишен —
Птицу, ради которой шел,
И тут, видно, я отыскать не смог.
И решил не жалеть он ног.
Весь мир обойти из края в край,
Но только исполнить желанье Хумай.
„Егет, послушай слово мое!
Тебе открыла я сердце свое,
Айхылу меня в наших краях
Звали все. Мой отец — падишах,
А Луна — мне небесная мать.
Чтоб нареченному подарить.
Есть у меня рыжий конь — Харысай:
Воды захочешь — к ней путь найдет“
В бой с тобою, как друг, пойдет.
Так послушай меня, егет,
Сам решай, соглашаться иль нет:
Птицу, которую ищешь ты,
В этих краях тебе не найти.
Весь мир в полете отец охватил,
В небе над землею парил,
Во всех ее краях побывал,
Всяких-разных птиц повидал,
Поедем в царство отца моего,
Добравшись туда, увидим его,
Птицу ту, что нужна тебе,
Мы отыщем в нашей стране.
Если от дива меня спасешь,
Отец богатством тебя одарит.
Если ровней меня сочтешь,
Для жизни страну мою изберешь,
Вместе мы с тобой заживем,
Будут там и очаг, и дом,
Жизнь счастливую мы поведем».
«Ах, красавица ты моя,
Дары не приму никакие я,
Не поеду в твою страну,
Жизнь счастливую там не начну.
Если птица и вправду ты,
Коль стала на время девушкой ты,
Я тебя заберу домой,
Во дворец, что известен лишь мне,
Мы прибудем вместе с тобой.
Там поведаешь обо всем,
Скажешь о желанье своем:
Пожелаешь — птицею станешь,
Пожелаешь — девушкой станешь;
Если обидят тебя невниманьем,
Не исполнят твои желанья,
Сам за тебя я заступлюсь,
Вновь с тобою сюда вернусь», —
И закончил Урал на том.
С ним девушка согласилась.
По тому, как говорил он,
Она доброту его оценила.
В птичью шубу свою облачилась
На жезл уселись они вдвоем,
Горные цепи перелетели.
Даже глазом моргнуть не успели,
Как во дворце оказались Самрау.
Девушки с радостными лицами
Горячо обнимали птицу,
Восклицая: «Ах, Айхылу!»
И, видя такую встречу, Урал
Удивляться не переставал.
Шубу скинула Айхылу:
«Проходи же, егет, не стой.
Дворец, открытый передо мной,
Также и для тебя открыт.
Нас с тобою он породнит», —
Так Уралу она говорит.
Что оставалось Уралу? Он
Был растерян и удивлен.
Целуя девушку и обнимая,
Обратилась к нему Хумай:
«Ай, егет ты, вай, егет,
Видно, преград для батыра нет:
Ту, что приходится мне сестрой,
Отыскав, ты привез домой,
От коварных дивов увез…»
И вконец смущенный Урал
Нерешительно произнес:
«В озере, где я птицу поймал,
Дивов никаких не видал.
В дороге трудностей никаких
Я не видел, не испытал.
Как, скажи, ты узнать могла,
Что меня в тех краях будет ждать,
В птичьей шубе твоя сестра
Будет плавать там и нырять?»
Тут Хумай и сама удивилась,
К Айхылу она обратилась:
«Как же див не узнал того,
Что сбежала ты от него?»
И тогда Айхылу поняла,
Что не знает Хумай ни о чем,
Что в неведеньи тут жила.
Рассказала она о том,
Как покинула мужнин дом,
Убежав от коварного дива,
Спряталась в камышах залива.
И о том еще рассказала.
Как Урал ее отыскал,
Как ему в руки она попала;
О том, что никто в отцовском дворце
Про это не ведал и не слыхал.
Хумай, услышав ее рассказ,
Перед Уралом на этот раз
Не стала скрывать, что она — Хумай;
Что с тех пор она знает Урала,
Как в их сети однажды попала.
Затем позвала она отца
На свою половину дворца.
В радости царь Самрау прибежал,
Дочь Айхылу к груди прижал,
И роняя счастливые слезы.
Дочери стал задавать вопросы.
Обо всем рассказала та
От начала и до конца;
С волнением выслушал ее царь
С растроганным выраженьем лица,
И напоследок произнес.
Не скрывая счастливых слез:
«О том, что Айхылу возвратилась,
Что от дивов она укрылась,
Ни единой душе на свете
Не говорите — держите в секрете.
Див узнает — начнет войну,
Нападет на мою страну;
Видите, как извелась Айхылу
От всех пережитых бед.
Ее исцелит лишь матери свет.
Пусть она к матери Луне
Полетит и наш передаст привет.
А понадобится — позовем…»
Речь свою он закончил на том.
Со своей стороны, во всем
Дочери согласились с отцом.
Айхылу всего несколько дней
В доме родительском отдыхала,
На глазах она расцветала.
А затем отец и сестра
Вызвали рыжего скакуна,
Которого в дар Айхылу
Преподнесла матерь Луна.
И в одну из темных ночей
Айхылу проводили к ней.