— Тебе пришло в голову угостить меня пирожным, — спросил слепой, — правда? Я догадался по голосу.
Ребята переглянулись. Может быть, он волшебник?
— Кстати, сколько вас тут? — И слепой принялся считать, указывая пальцем на каждого говорившего. — Пятеро? Нет, здесь есть ещё один…
— Это я, — пролепетал Беппоне. — Но неужели ты меня увидел? — Не успел он произнести слово «увидел», как Пертика дал ему подзатыльник.
Слепой улыбнулся.
— Я тоже вижу, — сказал он, — по-своему, конечно. Трудно объяснить, но есть люди, которых я прекрасно «чувствую».
Ребята, разумеется, не понимали, как это у него получается, но всё равно были рады… тому, что он их чувствует.
— Как тебя зовут? — спросила вдруг Джованна.
— Орландо, — ответил мальчик. — Но я не привык к моему имени. Оно очень большое и, по-моему, мне не подходит.
— Почему? Орландо — прекрасное имя, но если оно тебе не нравится, мы можем называть тебя просто Нандо, — хорошо?
Орландо показалось, что его заново окрестили. Уменьшительное имя «Нандо» он повторил про себя множество раз; можно было подумать, будто только теперь он обрёл своё настоящее имя. Мальчику нравилось, когда его называли по имени: это ведь означало, что обращаются только к нему, а не к какому-то слепому вообще, которому подают милостыню, а потом сразу о нём забывают.
Ребята проболтали почти целый час, и Нандо даже не вспомнил об аккордеоне.
Удивительно: с этими детьми, хотя они и были зрячими, он не чувствовал себя неловко. Они относились к нему, как к равному. Он был счастлив и стал рассказывать своим новым знакомым о себе.
— Я не скучаю, — говорил Нандо, — играю на аккордеоне, читаю, думаю… но иногда всё-таки… чувствую себя одиноким. А вы?
Разве могут себя чувствовать одинокими члены команды Сан Лоренцо?!
— Мы не даём скучать друг другу, — ответила за всех Джованна, — потому что все мы друзья.
— Должно быть, очень приятно иметь друзей, — едва слышно произнёс Нандо.
— А у тебя их нет?
— Нет.
На мгновение ребята замолчали. Они подумали, как, вероятно, тяжело слепому жить без друзей.
— Мои друзья — книга и аккордеон, — спохватился Нандо, заметив смятение. — Правда, аккордеон мне дают редко, а вот книга действительно моя. Эта книжка чудесная; называется она «Сердце»; [ «Сердце» — книга известного итальянского писателя XIX века Ддмондо де Амичиса. (Опубликована в переводе на русский язык. Лениздат, 1958 г.)] вы не читали?
Вдруг лицо мальчика загорелось, и в порыве великодушия он воскликнул:
— Хотите, я вам её подарю? Хочешь, Джованна? Я с удовольствием тебе её подарю.
Но тотчас же протянутая с книгой рука упала ему на колени.
— Какой же я глупый! Ведь она написана точками, вы не сможете её прочесть!
Ребята поняли: Нандо хотел как-нибудь выразить свою благодарность и предлагал им самую дорогую для него вещь. Разве они могли сказать мальчику, что уже читали эту книгу?
— Но, — спохватился вдруг слепой, — я вам прочту её сам! Если хотите, я начну сейчас же…
— Нет, сейчас уже поздно, — сказала Джованна, — но мы придём сюда завтра, и ты нам почитаешь.
— Вы придёте сюда завтра? — с удивлением воскликнул слепой. Простое обещание детей прийти снова было для Нандо чем-то необыкновенным. Взволнованный, он опустил голову.
— Впервые в жизни мне так говорят, — признался мальчик. — Обычно прохожие дают мне несколько лир и уходят. Но… скажите, зачем вы придёте сюда завтра?
Дети смутились: они и сами толком не знали.
— Э… видишь ли… мы здесь часто гуляем… — пробормотала Джованна. — А потом, разве ты нам не пообещал прочесть книгу? Ты уже забыл?
От этих слов Нандо почувствовал себя ещё более счастливым: впервые его просили о каком-то одолженйи, впервые ему предоставлялась возможность принести пользу людям.
— Правда, правда! — порывисто воскликнул мальчик. — Я прочту вам её всю, от начала до конца!
Дети ушли, а Нандо ещё долго не начинал играть.
Потом он вспомнил о старухе и взялся за аккордеон. Но в это утро грустные мелодии, которые слепой стал наигрывать по привычке, ему не нравились.
Глядя на него, можно было подумать, будто лучи солнца, освещавшие лицо мальчика, проникли в его душу и согрели её.
ГЛАВА IV
Друзья слепого
Первый раз в жизни у Нандо появились друзья. Они часто навещали его: иногда все вместе, порой поодиночке, а бывали случаи, когда дети приводили к нему своих товарищей по кварталу. В школьные каникулы у всех, за исключением Марко, которому приходилось работать, было много свободного времени.
Слепой читал друзьям, и они слушали его внимательно, не подавая вида, что книга им хорошо знакома; ведь они понимали, как хочется мальчику почувствовать, что он тоже может приносить кому-то пользу.
Разумеется, каждый раз дети угощали Нандо пирожным. Казначей, отмечая расходы в своей тетрадке, начинал волноваться.
— Деньги уплывают, — говорил он. — Мы не сможем купить мяч!
Но никто не желал его слушать, да и сам он разве не испытывал большой радости, видя, с каким удовольствием слепой уплетает пирожное.
Ребята заметно изменились с тех пор, как познакомились с Нандо. Обычно они без дела слонялись по городу, измышляя всякие проказы, а теперь под влиянием Нандо в них появилась какая-то душевная мягкость и доброта.
Мальчик тоже стал ощущать в себе необыкновенную нежность к людям, будто в нём что-то переменилось. Больше он не чувствовал себя одиноким; теперь у него были друзья! Слепой начал понимать значение этого слова. А ребята оказались настоящими друзьями; они действительно любили Нандо и обращались с ним как с равным.
Слепой хорошо знал голоса и характеры шестерых ребят, и всё-таки в глубине души ему очень хотелось их потрогать, ведь только руками он по-настоящему мог их рассмотреть; но то ли от робости, то ли из боязни обидеть своих друзей, мальчик никогда не заводил об этом речи.
Зато ребята о слепом знали всё, знали и о старухе, хотя Нандо о ней никогда не рассказывал. Как только приближался час её прихода, слепой просил друзей уйти. Старуха боялась, если он будет с кем-нибудь разговаривать, прохожие не дадут ему милостыни. Дети догадывались по нескольким случайным фразам о причине страха, который старуха внушала мальчику. Стараясь как можно больше подчинить Нандо своей власти, она постоянно пугала его сиротским приютом и грозила отправить туда мальчика, если он не будет слушаться. Хозяйка уверяла слепого, что приют — это логово бандитов, где детей морят голодом и избивают.
Джованна и её друзья хорошо относились к Нандо. Но было бы ошибкой думать, что дети из квартала Сан Лоренцо стали примерными.
Нет, маленькие санлоренцианцы не были тихими и покладистыми, готовыми на всяческие услуги. Ничего подобного! Они даже не стремились к этому. Наоборот, если кто-нибудь называл их примерными, дети моментально становились заклятыми врагами этого простачка.
— Строить из себя ангелочков — значит быть дураками и не пользоваться жизнью, — изрекал Пертика, слывший среди ребят философом.
Хотя миновали добрые старые времена, когда дети разных кварталов устраивали между собой настоящие побоища, пуская в ход палки и камни, тем не менее по сей день продолжалось непримиримое соперничество кварталов. Только теперь споры разрешались главным образом мирным путём: во время футбольных матчей; но порой дело доходило и до открытых столкновений, однако к ним прибегали в самых исключительных случаях, когда жестоким оскорблениям подвергались честь и престиж команды. Правда, теперь сражались не камнями и палками, основным оружием были гнилые яблоки и помидоры, но всё равно тот, кому таким снарядом попадало в лицо, вряд ли получал большое удовольствие.
Хотя существовало общее мнение, будто команда Сан Лоренцо живёт со всеми в «мире», тем не менее это был не мир, а только временное перемирие. Команда Сан Лоренцо соперничала с командой соседнего квартала Сан Джованни, особенно с тех пор, как санджованнианцы в футбольном матче победили санлоренцианцев со счётом 3:1 и, не дожидаясь матч-реванша, провозгласили себя самым сильным кварталом Рима. Возмущённые санлоренцианцы решили не оспаривать своих прав, а, в ожидании несомненного реванша, порвали всякие отношения со своими противниками и даже перестали с ними здороваться.
С некоторыми санлоренцианцами мы уже знакомы. Первой из них следует назвать Джованну, ведь она девочка. Деспотичная и упрямая, она пользовалась всеобщим уважением команды. Высокая и, пожалуй, даже красивая, несмотря на веснушки, она с гордым видом носила одни
-
и те же дешёвые передники, которые ей из года в год старательно удлиняла мама.
Джиджино, хрупкий мальчуган, единственный из всей команды, чья семья жила более или менее в достатке, был исключён из футбольной команды за то, что во время тренировок играл из рук вон плохо. Даже Джованна подтрунивала над ним:
— Ах, если бы могли играть в футбол мы — женщины, — говорила она, — конечно, команда Сан Лоренцо никогда бы не терпела поражение! Уж, во всяком случае, я играла бы не хуже, чем Джиджино. У нас только один настоящий игрок — Марко!
Джиджино горевал. Ведь в футбольную команду он мечтал попасть главным образом из-за Джованны! Больше всего самолюбие мальчика страдало оттого, что Джованна на каждом шагу ставила ему в пример капитана команды — Марко. По её словам, Марко храбрый, а он, Джиджино, трус. Марко играет в футбол хорошо, а он, Джиджино, плохо… Девочка была права, и Джиджино с досадой признавался себе в этом, но всё равно её слова причиняли ему боль. Единственным преимуществом Джиджино по сравнению с Марко были пятёрки в гимназии, но на Джованну, которая тоже была круглой отличницей, отметки не производили никакого впечатления.
— Напрасно ты показываешь мне свои пятёрки по-латыни, — посмеивалась она. — Пятёрки хороши только те, что присуждаем мы в команде, а не те, что ставят в дневнике.
Капитан команды Марко обладал поистине золотым сердцем, но у него не было возможности учиться, и от досады он высмеивал зубрил. Порывистый, не всегда отдавая отчёт в своих словах, парнишка частенько попадал в довольно глупое положение. Например, обращаясь к слепому, Марко спрашивал:
«Ты видел?» — или же восклицал: «Посмотрел бы ты!..»
Джиджино тут же начинал бросать на него уничтожающие взгляды, стараясь изо всех сил спасти положение. Но, удивительное дело, единственным, кто не обращал на слова Марко никакого внимания, был сам Нандо.
— Да, я видел, — отвечал он спокойно и продолжал беседу.
В состав команды входили Казначей, философ Пертика и
Беппоне, которого пятеро ребят таскали повсюду за собой, главным образом для того, чтобы смеяться над его глупыми поступками. Но мальчик терпел, так как был очень привязан к команде и особенно к Марко.
Кроме того, в команду входили: Альфонсо, Карло, Джиджино II Черный (его называли так в отличие от блондина Джиджино I), Серджо и другие. В общем, команда насчитывала десятка три ребятишек, и все они во что бы то ни стало стремились прослыть не «примерными» и «послушными», а «дерзкими», «негодными», «чертенятами», «уличными мальчишками». Люди рассчитывали их унизить, а получалось как раз наоборот: ребята гордились тем, что их так называли, словно им присваивали почётные титулы.
В общем у членов команды Сан Лоренцо было много недостатков, больших и малых, но зато у них было два достоинства: верность друг другу и чувство солидарности.
Из девочек в команде была только одна Джованна. Откровенно говоря, отношения между девочками квартала Сан Лоренцо и командой не отличались дружелюбием. Наоборот, члены команды никогда не упускали случая поиздеваться над ними.
— Взгляните-ка на Лючию! Срезала косы и ходит, как заводная лошадка с обрубленным хвостом.
— Эй, Леда, ты что воды в рот набрала?!
— Синьорина, не задирайте так высоко нос, а то птичка увидит и…
Одним словом, девочки этого квартала, впрочем, как и вообще все девочки, старательно строили из себя «барышень» и не допускали никаких фамильярностей. Прямо удивительно, стоит девочкам немного подрасти, они тут же начинают себя держать так, что мальчишкам становится противно на них смотреть.
Джованна была исключением, и именно за это все в команде её очень любили. По правде сказать, Луизе тоже хотелось попасть в команду, но вопрос о её принятии неоднократно ставился под сомнение.
— По-моему, она слишком корчит из себя «барышню», — сказал, в конце концов, Марко.
— Да, я тоже так считаю, — добавила Джованна, измерив девочку взглядом с головы до ног.
Луиза действительно очень стремилась быть красивой и украдкой даже мазала себе губы помадой. -
После высказывания Джованны вопрос о принятии Луизы в команду снова был отложен.
ГЛАВА V
Пирожные приводят к катастрофе
Что может быть прекраснее дружбы, особенно для того, кто в ней очень нуждается?!
После знакомства с санлоренцианцами слепой буквально преобразился. Прохожие удивлялись, видя, как ни с того ни с сего мальчик начинал смеяться; это нахлынувшая на него радость переливалась через край. Больше он не был одинок. Нандо чувствовал: дети с удовольствием находятся в его обществе, и теперь ему казалось, будто он ничем не отличается от своих друзей. Мальчик ждал их с нетерпением, и можно было подумать: он приходит к театру не просить милостыню, а на свидание.
Каждый раз, перед тем как подойти к Нандо, ребята останавливались возле кафе. Не желая доставлять излишних неприятностей гарсону, они подходили к витрине, подавали ему знак, и вскоре Чезаре выбегал на улицу с пирожным, уже завёрнутым в бумагу.
— Сегодня «безе», — говорил он, получая пятьдесят лир. — Я отложил самое большое.
Теперь ребята сами относили пирожное Нандо.
Но однажды случилось нечто непредвиденное. Нандо, держа эклер в руке, спросил:
— А почему вы никогда не едите пирожные? Если у вас нет денег, я не хочу, чтобы вы тратили на меня последние.
— Какие там последние! Денег у нас хоть отбавляй! — воскликнул Казначей и покосился на свою тетрадку, где в графе «расходы» уже выстроился целый столбец записей по 50 лир.
— Я не стану есть один, — сказал Нандо, — вот держите…
— Как тебе не стыдно! — воскликнул Казначей и, чтобы не лишить Нандо удовольствия, отважился на широкий жест.
— Знаешь, — сказал он, — глядя на тебя, нам тоже захотелось съесть по пирожному. Я сбегаю сейчас в кафе и куплю ещё шесть штук.
Для бюджета команды этот роскошный жест явился настоящим бедствием, тем более, что потом он неоднократно повторялся. За несколько дней касса почти опустела. Но тут Пертика внёс рациональное предложение.
— Давайте делить пирожные пополам, — сказал он, хлопнув себя рукой по лбу. — Тогда вместо шести мы сможем покупать только три: Нандо ничего не заметит, и мы сэкономим деньги.
Но, несмотря на эту уловку, в кассе вскоре осталось всего сто пятьдесят лир. Опустению казны способствовало ещё одно обстоятельство: видя, что мальчик разговаривает с друзьями, прохожие не давали ему милостыни, а потому перед уходом домой ребята клали в чашку деньги, но так, что Нандо даже не подозревал об этом.
Во время собрания команды на площади Сан Лоренцо Казначей объявил о постигшей катастрофе.
— Друзья, деньги на исходе, — сказал он. — Теперь для матча с командой Сан Джованни нам придётся купить резиновую камеру или довольствоваться тряпичным мячом.
Никто не жалел о том, что деньги были истрачены на слепого. Но вот поднялся Марко.
— Что за чепуха?! — возмутился он. — Какая там ещё камера?! Нам нужен футбольный мяч номер пять, такой, как принесли с собой санджованнианцы, когда пригласили нас. Кроме того, мы не можем играть с ними во дворе; нам нужно арендовать настоящую футбольную площадку: это же вопрос чести! До тех пор, пока мы не победим санджованнианцев, они будут считать нас слабцами. Нам необходимо достать две тысячи двести лир на мяч и пятьсот лир на площадку!
Все молчали. Эти тридцать ребятишек никогда не видели больших денег: их родители трудились много, а зарабатывали мало. Только отцу Джиджино удавалось сводить концы с концами.
— У меня есть сто десять лир! — воскликнул мальчик. — Я их охотно отдаю…
Казначей схватил деньги и тотчас же включил их в графу приходов.