Повесть
Глава первая
ПРИШЁЛ КЕША
Наконец Ростика оставили в покое. Теперь он сидел на крылечке изоляторного домика и больше не кашлял. Елизавета Елизаровна, сказав: «Нет, это не пертуссис», удалилась в свой кабинет, «Пертуссис» — на докторском языке означает «коклюш».
Ростик обрадовался. Выходит, никакой у него не коклюш. Славно!
«Славно», — подтвердила весёлая берёзка, которая росла рядом с крылечком. Так, во всяком случае, показалось Ростику. Куст орешника молча кивнул, но не потому, что хотел принять участие в разговоре, а потому, что как раз в этот момент, раздвигая ветки; из куста выбиралась собака. Она остановилась перед Ростиком, шумно подышала, свесив язык, и спросила:
— Ты кто?
— Ростик, — ответил Ростик.
Собака осторожно приблизилась, понюхала Ростикову колонку.
— А я — Кеша, — сказала она. — Я тебя не боюсь?
— Нет, — сказал Ростик. С чего бы это?
Собака вильнула хвостом, завернув его колёсиком.
— Ты не бросаешь в собак камнями?
— Да ты что?!
— А палки не бросаешь?
— И палки не бросаю.
Коша опять вильнул хвостом-колёсиком.
— Ты мне помоги, — сказал он.
— Хорошо, — сказал Ростик. — А как?
— Надо поговорить с Глебом.
— Кто это Глеб?
— Самый хороший человек на свете. Он ваял меня к себе вчера на всю жизнь. И назвал Кешей. Правда, хорошее имя?
— Да. А как тебя раньше звали?
— Звали… — сказал Коша грустно, — Тузиком звали. А потом — Развелитутсобак.
— Не может быть, такого имени нет.
— Вот я и думаю, не должно быть.
— А почему ты убежал от Глеба?
— Я убежал?! Я не убегал. Меня выгнали!
— Глеб?
— Да почему Глеб! Дедушка выгнал. Бросил в меня камень, а потом палку, а потом… ботинок.
— За что же?
— Он сказал… Как это он сказал? В общем, нехорошо сказал. Глисты.
— Да уж… — Ростик даже смутился. — Ну и что же теперь?
— Я вот тебя прошу: помоги мне.
— Что же нужно сделать?
— Не знаю… — Кеша помолчал, опустив голову. Потом поглядел на Ростика, — Пойдём со мной, ты Глеба позовёшь. Он ведь ждёт, а дедушка меня даже к калитке не подпустит. Пойдём.
— Я не могу, — огорчился Роетик.
— Почему?
— Я ведь не один живу. Я в детском саду. На даче.
— А почему ты сидишь здесь один?
— Потому что тут изолятор.
— Я не знаю такого слова, — вздохнул Кеша.
— Изолятор? Ну, в общем, больных сюда отделяют от здоровых.
— Ты больной?
— Нет. Я рисину вдохнул, из рисовой каши. Закашлялся. А они подумали — заболел. А потом передумали.
— Чего же тогда оставили тебя здесь?
— Так… На три дня. На всякий случай.
— Ну вот, — сказал Кеша. — Со мной ведь и случился случай.
Кеша подошёл к Ростику и положил ему голову на колени. Ростик эту голову погладил. Одно ухо у Кеши было рыжее, и кончик хвоста тоже рыжий. И на белом боку рыжее пятно. Глаза у Кеши были большие, тёмные и невесёлые. Видно, Кеше в жизни несладко досталось.
— Понимаешь, — сказал Ростик, — если я уйду, меня будут искать и беспокоиться.
— А если попросить, чтоб отпустили?
— Шутишь, — сказал Ростик, — меня ни за что не отпустят.
Колесико Кешиного хвоста развилось и повисло прутиком.
— Ничего не поделаешь, — сказал он и зевнул долгим, нервным зевком. — Я так долго был ничьей собакой, я думал…
Кеша не успел договорить.
— Пошли! — перебил его Ростик.
— С ума сошёл! — всплеснула веткой береза.
— Я не больной, — решительно сказал Ростик. — Я просто вдохнул рисину и закашлялся. Значит, мне можно ходить. Мария Васильевна ушла с ребятами за ромашками. Обед ещё не скоро. Пошли, Кеша, ну что ты стоишь!
Кеша сорвался с моста, нырнул в ореховый куст, распугал солнечных зайчиков.
Они с Ростиком выбежали на тропинку, которая спускалась вниз по косогору. На косогоре толпились сосны. Они не по-доброму шумели. То одна, то другая выскакивала на тропинку, стараясь преградить Ростику путь.
Спуск кончился. Ростик и Кеша выскочили на полянку и пошли шагом. Тропинка перестала петлять и двинулась через луг — ровная и прямая. Ростик огляделся. Высоко над лугом летала какая-то большая птица, подолгу плавала в воздухе, раскинув крылья. Луг уходил далеко, там вдалеке сливался с небом. Нигде не было видно жилья только трава, трава — ярко-зелёная, густая и блестящая.
— Кеша, — спросил Ростик, — где живёт Глеб?
— Там, — ответил Кеша, — где дома. За большой водой.
— За рекой?
— Да, наверно, за рекой.
Кеша бежал впереди, как бы указывая дорогу. Ростик вдруг остановился. Кеша тоже остановился.
— Кеша, — сказал Ростик, — почему тебя раньше звали Тузиком?
Кеша тут же развернул своё колёсико и свесил его прутом.
— Так было, — сказал он нехотя. — В щенячестве.
— Где?
— Не «где». В щенячестве. Ну, как это называется? В детстве.
— Что было?
— Хозяева были, одни там. Люди. Они и назвали меня Тузиком.
— А их как звали?
— Никак не звали. Это хороших хозяев зовут как-нибудь. А плохие — просто хозяева.
— Что ты у них делал?
— Стерёг сад. Сперва вишни. Потом яблони. — Кеша сказал это точно через силу, и Ростик подумал, что эти люди, наверно, очень обидели Кешу. — На цепь посадили, — продолжал Кеша. — А зачем?
— На цепь?
— На цепь. И потом уехали. Яблоки забрали. Мешки. Варенье. Банки. А меня оставили.
— На цепи?
— На цепи.
— Что же с тобой было дальше?
— Оборвал цепь. Сначала думал — приедут. Ждал. А потом сорвался. Ну ладно, пойдем скорее, что мы стоим?
Кеша заторопился.
Ростик тоже прибавил шагу и вскоре издали увидел реку.
Река широкая, вода и ней спокойная, гладкая; берег тоже широкий, белый чистый песок, на песке редкие, низкие кустики.
Мимо быстро прострекотала моторная лодка.
Ветер принёс запах бензина. Потом ветер ещё раз слетал к реке и вернулся с запахом водорослей и свежей речной воды.
Глава вторая
РАЗНЫЕ ЛЮДИ НА ПАРОМЕ
Паром, построенный из досок и брёвен, плоский, похожий на большой плот, отвалил от берега. Вода зачмокала у его бортов. Паромщик покрутил колесо, приделанное к борту, потом ушёл в маленькую дощатую будочку, у которой не было двери, а на стене снаружи был приклеен плакат: «Почаще проветривайте помещение». Один конец плаката отклеился, его трепал свежий речной ветерок.
Ростик и Кеша пристроились за большими мешками, набитыми чем-то твёрдым. Паром скользил по воде медленно и спокойно, слегка покачивался.
— Ты не испугаешься дедушки? — спросил Кеша у Ростика.
— Нет, не испугаюсь, — ответил Росток, правда не совсем уверенно. Конечно, он боялся чужого, незнакомого дедушки. Но ведь надо же помочь Кеше!
— Он, наверно, не будет бросать в тебя ботинком, размышлял Кеша. — Это ведь в собак бросают ботинки.
— Ну, не все же бросают, — успокоил его Ростик. — Только злые люди бросают. А Глеб тут, на даче?
— Он у дедушки. Летом — у дедушки.
— А всегда где?
— Всегда — это когда холодно?
— Ну да. Зимой, осенью…
— Он живёт с мамой в городе.
— Ну, значит, он тут, на даче, — сказал Ростик.
Берег понемногу отбегал назад. На мостках какой-то босоногий парень длинной удочкой вытащил маленькую рыбку. Белые утки подплыли к прибрежной осоке, громкими голосами сообщили ей, видимо, важные новости и уплыли.
Вода хлюпала под плоским днищем парома, спрашивала: «Ладно ли так, ладно ли так?»
Солнце усыпало речку весёлыми бликами. С того берега тянет приятным смоляным дымком. Небо ясное — ни облачка. Не будет ни туч, ни дождя, ни грозы. Ростик прислонился к мешку, зажмурил глаза, улыбнулся. Как хорошо на реке!
— Это чтой-то такое тут? — вдруг рявкнул мешок, и Ростик вздрогнул. Из-за мешка выдвинулась какая-то незнакомая тётя.
Ростик посмотрел на неё испуганно.
— Чья собака? Развели тут собак!
Кеша опустил хвост.
— Дитё от ей болячками забросает!
Ростик оглянулся. Где у этой тёти «дитё»? Рядом стояли только два её мешка, как два огромных шкафа в химчистке на углу Ростикова дома.
— Чья собака?
— Это моя собака, — сказал Ростик.
— Глядите-ка! Его собака! А если она тут всех угрызёт?
— Как это «угрызёт»? Почему?
— Я не люблю кусаться, — сказал Кешэ.
— Ишь, лает! — Тётя отскочила в сторону, стукнувшись о свой же набитый мешок. Ростик понял, что она не разбирает Кешиных слов.
— Он не кусает людей, — сказал Ростик.
— Как это не кусает? Собака есть собака. Ты знаешь, что у ей на уме?
«У неё», — поправил про себя Ростик, но ничего не сказал, а только взглянул исподлобья.
— Вы, гражданочка, не кричите, оно так некрасиво, — сказал кто-то из-за мешка, а вслед за словами возник невысокий старичок. Он был в белых брюках и немножко прихрамывал.
— Чего?! — Тётя тут же кинулась на старичка.
— А вот чего, — сказал старичок. — Понимать надо. Дитёнок об собаке позаботится. После — ещё о ком. А потом о товарище, с которым вместе в бой придётся идти. А вы всё хотите, чтоб дерево без корня да без комля было.
— Понёс… — сказала тётя презрительно.
На шум из будки вышел паромщик.
— Собаки подлежат провозу в намордниках, — сказал он, не вникая в суть спора. — Где намордник?
Сердце у Ростика неприятно застучало.
Старичок сказал:
— Да ведь он, собака-пёс, смирнёхонько стоит.
— Я никого не трону, — сказал Коша.
— Лаять воспрещается, — сказал паромщик. — Собаки подложат провозу в намордниках. Согласно инструкции. Да.
— Да ведь не посерёд же реки гнать его будешь! — возмутился старичок.
— Инструкцию нарушать, хоть и посерёд реки, не велено, — строго заметил паромщик.
— Ростик. — сказал Кеша, — я поплыву. Ничего. Кеша подлез под перила, прыгнул, мордочкой вперёд, вынырнул, мотнул головой и поплыл, мелко-мелко перебирая лапами, пытаясь плыть рядом с паромом, но всё-таки слегка отставая.
Кеша не сводил глаз с Ростика, а Ростик стоял возле перил. Он сощурился и молчал. Старичок подошёл к ному и погладил по голове.
— Ты, цыплачок, то и сё, не расстраивайся. Гляди, как плывёт! Ишь ты, собака-пёс! Умная. Всё понимает. Бессловесный только. Сказать не может.
«Может!» — хотел было возразить Ростик. Но промолчал. Доплыть бы до того берега! Вот он уже хорошо виден. У того берега тоже пристань, и растёт осока, и плавают утки. Такие же белые. Доплыть бы и найти Глеба, и чтоб у Кеши наконец настала хорошая жизнь.
Паром причалил. Ростик неуверенно сошёл на землю. Он на мгновение потерял Кешу из виду и очень испугался. Ростику вдруг покачалось, что он заболевает и что у него поднимается температура.
Но вот оп увидел Кешу, Кеша быстро приближался к берегу, ровно перебирал лапами и изредка лакал речную воду. Потом он коснулся лапами дна и пошёл в воде. Выбрался на берег, передёрнул шкуркой, отряхнулся.
Ростик погладил мокрую собачью шерсть. Кеша вильнул хвостом и улыбнулся.
У берега лежали две большие лодки, кверху чёрными, просмоленными спинами. Белый козлёнок с маленькими бубенчиками под подбородком щипал траву.
Берег поднимался отлого. К посёлку от реки вела разъезженная песчаная дорога. У дороги рос старый тополь-осокорь, недалеко от кого стояла купа бузинных кустов. Листья и ягоды у бузины поседели от дорожной пыли, которую тучами поднимали машины и телеги.
Ростик и Кеша двинулись вверх по дороге. Кешина густая шерсть быстро высыхала на солнышке, мокрые слипшиеся лохмы расправлялись.
— Нам далеко идти? — спросил Ростик.
— Близко, — сказал Кеша, радуясь скорой встрече с Глебом.
Глава третья
РОСТИК БЕЗ КЕШИ
Идти по улице посёлка было весело. Сирени-то, сирени! В городе такого не увидишь. Белая, лиловая, розовая, простая, махровая, она залила все сады и палисадники. Гроздья сирени горделиво покачивались на ветру:
— Полюбуйтесь-ка нами! Мы красивые, мы махровые, мы персидские…
А из-за другого забора поднимались ветки, усыпанные белыми цветами:
— А мы белые, изящные, светлые, прозрачные, душистые…
Возле каждой калитки стояла маленькая лавочка. Ростику на такой лавочке очень хотелось тихо посидеть, поглядеть в небо и немножко поболтать ногами. Только некогда, потому что Кеша торопится. Обгонит Ростика, а потом оглянется:
— Идёшь?
«Какой умный, какой симпатичный пёс Кеша, — думает Ростик. — Вот сейчас придём к этому самому деду, позовут Глеба… — Но тут какая-то нерадостная мысль шевельнулась у Ростика: — А хорошо бы ты, Кеша, был моей собакой! — Этого Ростик не сказал и даже не подумал — это у него так почувствовалось внутри. — Одно ухо рыжее, и хвостик рыжий, и рыжее пятно па белом боку… Интересно, что за человек этот Глеб?»
— Глеб хороший, — сказал Кеша, точно угадав его сомнения.
Ростик ничего не возразил, молча перепрыгнул через канаву. Теперь они шли по узенькой улочке. Тротуаров на этой улочке не было. Ростик и Кеша шагали посередине, по теплой и мягкой, мелко размолотой пыли, оставляя в ней аккуратные следы.
Вдруг из-за угла вывернула рыжая корова. Следом за ней посыпались овцы, потом пошли ещё коровы, коровы, коровы… Они заполнили улочку, шли, задевая заборы палисадников раздутыми боками, и от этого возникали какие-то шершавые звуки. Слышались выстрелы пастушьего кнута, окрики, мычание, блеяние.
Проходившая мимо Ростика чёрная корова с белой метиной на лбу остановилась, уставилась на него, нагнула голову и нацелилась своим единственным рогом. Второй был у неё обломан, и от этого она казалась Ростику особенно грозной. Он забрался на лавочку, стоял неподвижно, держась за штакетник и, не сводя глаз с чёрной коровы. Но она только мотнула головой и, повернувшись, пошла вслед за остальными.
Постепенно коровий поток стал редеть. Шествие замыкал пастух, который больше не стрелял кнутом, а просто перекинул его через плечо. Кнут волочился за ним в пыли, как длинный и тонкий хвост. Ростик слез на землю.
Дорога была совершенно испорчена, изрыта следами копыт и зашлёпана коровьими лепёшками. У противоположного забора качалась обломанная ветка сирени.
А Кеша где? Кеши нигде не было! Ростик позвал. Кеша не откликнулся.
— Кеша! Кеша! Кеша!
Тихо.
Ростик добежал до угла, Ростик вернулся.
— Кеша! Кеша! Кеша!
Где же он? Ушёл со стадом? Зачем? Забежал в какой-нибудь двор? Почему не возвращается?
Скрипнула калитка. Кеша? Нет, не Кеша.
Из калитки выглянула старая-престарая бабушка:
— Иван! Ванюшка!.. Сынок, ты Ванюшки не видал?
— Нет, — сказал Ростик. — А Кеша к вам не заходил? — спросил он с надеждой.
— Какой? Шуранин, что ль? Так он не Кеша, он Паша.
— Я Пашу не знаю. Кеша — собака.
— И точно, он как собака… — сказала бабушка, видимо за что-то сердясь на Шураниного Пашу. — Сынок, иди пособи-ка мне! Подержи бидончик. Керосину нальём. Руки-то у меня дрожат. Ванюшку кликала — нейдёт Ванюшка.
Поглядев через плечо, не появился ли Кеша, Ростик вошёл вслед за бабушкой на двор. На крыльце стоял керогаз. Рядом бидон с керосином. Бабушка сняла приделанный к керогазу жестяной бочонок, отвинтила крышку:
— Вот налей-ка, руки у меня что-то дрожать стали. Корову-то ещё доить могу, а вот налить — расплёскиваю.
Ростик поднял бидон. Он был полный, тяжёлый. Ростик даже слегка покачнулся. В жестяной бочонок полилась широкая керосиновая струя. Немного плеснулось Ростику в сандалик.
— Спасибо, сынок, — сказала бабушка, завинчивая крышку. — Молочка хочешь?
Ростик поспешно отказался и выбежал за калитку. А вдруг Кеша его там ждёт? Но нет. Нет! Нет! Что же будет? Кеша без Ростика не сможет поговорить со своим Глебом! А Ростик сам? Он, во-первых, не знает дороги обратно на пристань. А во-вторых, во-вторых… Как же он так вот просто потеряет Кешу, и не поможет ему, и не узнает о нём ничего, и вообще, как же он без Кеши?… Ростик всхлипнул.