Сбежав с обрыва к самой воде, ребята, так же, как тогда Лёня и Стас, попробовали руками воду и стали бегать вдоль берега по песку. А Володя с Кузевановым начали у самой воды разводить костер. Взлетело вверх высокое пламя, понесся чёрный дым к середине реки.
— А ну, кто проголодался? — крикнул Володя. — Всем приказ: атакуй НЗ! Закусывай!
Этот приказ встретили смехом, сразу почувствовав, что в самом деле изрядно проголодались. И, рассевшись по звеньям, принялись выкладывать из сеток свёртки с едой.
Лёня отошел к воде. Он тоже проголодался, но садиться с ребятами было неудобно — ведь никакой еды в общий котел он не внёс, а жевать на глазах у всех слежавшийся в кармане хлеб тоже неловко. И, громко насвистывая, Лёня пошел прочь от ребячьего табора, засунув руки в карманы.
Его остановил окрик Зайцева:
— Галкин, ты далеко?
— Сюда, иди сюда! — замахала Аня.
Всё так же, не вынимая рук из карманов, Лёня повернул обратно и приблизился к ребятам.
— Бери, — пододвинула ему Гусева положенные на газету пирожки, печенье и всякую снедь.
Ребята уже расположились на камнях и прямо на песке. Кто-то взял из дому вареную картошку — она желтела горкой рядом с печеньем.
— Эх, жалко, хлеба маловато! — посетовала Маша.
— Хлеба?
Лёня решительно полез в карман.
Появление примятого куска хлеба было отмечено общим ликованием.
— Что же ты раньше молчал?
Лёня смущенно заморгал, глядя, как под Машинными пальцами разламывается на порции и его «вклад в общий котёл».
Наконец Маша засмеялась:
— Берите!
Лёня жевал чей-то вкусный пирожок с капустой, глядел на ребят и думал о том, что вот он хорошо знает их всех: видел и вчера, и позавчера, и даже сидел с ними в одном ряду, и всё-таки сейчас они чем-то не похожи на вчерашних, будто сделались знакомее, как и этот лес. Может, так казалось оттого, что прошли строем под барабанный бой по улицам, а потом с увлечением слушали Варвару Самсоновну и собирали в папку растения? А может, оттого всё выглядит по-новому, что сидят так необычно на берегу реки у пылающего костра, вокруг газеты-скатерти, разостланной прямо на земле, и с аппетитом закусывают на свежем воздухе. И в других звеньях приподнятое настроение.
Недаром так смеются около звена Комаровой и Володя и обе учительницы. Они стоят рядом — молодая и старая. Таисию Николаевну часто можно видеть такой весёлой, а вот Варвара Самсоновна всегда строгая, но и она смеётся! Значит, даже она сегодня не такая, как обычно.
Всё не такое — лес, ребята, учителя…
Лёня с удовольствием навалился на сидящего рядом Кнопку:
— Куча мала!
Олег завизжал:
— Наших бьют!
— Мала куча! — подхватил Зайцев и, придерживая на носу очки, навалился на Лёню.
— Раздавите продукты! — испугалась Гусева, едва успев оттащить в сторону газету с остатками еды.
А куча уже росла.
— Дави, дави! — кричал, подбегая, Валерий Петренко.
Забарахтался на песке клубок ребячьих тел, только мелькали чьи-то руки да ноги — не разберёшь!
— Внимание! — послышался голос Володи.
Ребята, отдуваясь, расползались в разные стороны, потирая ушибленные места.
— У нас есть шоколадные конфеты! — сказал Володя. — Но получит их только тот, кто заслужит!
— Чем? Чем? — посыпались вопросы.
— Хорошим знанием литературы! — отозвалась Таисия Николаевна, вставая рядом с Володей. — Посмотрим, в чьём звене лучше знают басни Крылова!
Ребята бросились к костру. Впереди Лёни бежала Аня. Она обернулась и крикнула:
— Отвоюем конфеты!
— Отвоюем! — отозвался Лёня.
В конце концов если не удалось победить Димкино звено при сборе цепочкой, то теперь надо поднажать и доказать Димке по-настоящему.
Таисия Николаевна, держа над головой конфету в красивой обертке, громко продекламировала:
— У сильного всегда бессильный виноват! Из какой басни?
— «Волк и Ягнёнок», — первым ответил Шереметьев.
— Правильно! Теперь вспоминайте цитаты сами!
Эдик Зайцев торопливо сказал:
— Избави бог и нас от этаких судей! Басня «Осел и Соловей»!
— Услужливый дурак опаснее врага! — крикнула Аня.
— Откуда? — обернулась Таисия Николаевна к Валерию Петренко.
Он не мог ответить. Вместо него проговорила Варвара Самсоновна:
— «Пустынник и Медведь»!
Она тоже принимала участие в игре.
— А вы, друзья, как ни садитесь… — начала Ляля Комарова.
— Всё в музыканты не годитесь! — закончили хором.
— Ай, Моська, знать, она сильна! — вспомнила опять Аня.
Цитаты посыпались со всех сторон — от Эдика Зайцева, от Стаса Гроховского, от Ляли и Гусевой, даже от Варвары Самсоновны.
Лёня радовался тому, что Аня, Маша и Зайцев почти беспрерывно говорили, «забивая» ребят из других звеньев. Значит, их звено выделялось.
Только Таисия Николаевна заметила:
— Почему все время одни? Слабая активность в звеньях, слабая!
Эх, плохо Лёня знает басни!
Он напряг память, стараясь припомнить хоть одну строчку, и вдруг на ум пришла сегодняшняя фраза Елены Максимовны: «С разбором заводи знакомства и друзей!» Похоже, что это откуда-то из басни? И он начал неуверенно:
— С разбором заводи…
Таисия Николаевна повернулась к нему:
— Ну, ну, молодец!
Ага! Значит, угадал! Уже не смущаясь, Лёня громко докончил фразу.
Он с азартом захлопал в ладоши, когда Таисия Николаевна объявила:
— Первая премия присуждается третьему звену!
Отойдя от учительницы и развёртывая шелестящую красную конфету, он оказался рядом с Аней. Она тоже развёртывала конфету.
Они взглянули друг на друга и рассмеялись. И Лёня сам не ожидал, как у него вырвались слова:
— Если в другой раз по цепочке придется… ты не думай, я пулей!
Аня ничего не ответила, только снова засмеялась и, отбежав к девочкам, налетела на них ураганом, затормошила, закачала из стороны в сторону, пытаясь свалить на песок сразу и Машу, и Эммку, и ещё кого-то.
— Тише ты! — рассердились на неё девочки.
Стоящие около Таисии Николаевны ребята запели торжественный туш, вручая премию-конфету Варваре Самсоновне.
Потом все шумно играли на берегу в догоняшки и взбирались на обрыв, и прямо на краю обрыва Володя декламировал стихи Маяковского о советском паспорте, и, наконец, весело, с песнями, зашагали назад, уже не строем, а вразброд. Большинство девочек вертелось под ногами у Таисии Николаевны и Варвары Самсоновны, а часть ребят окружила Володю. Остальные, ловя друг друга, бегали по лесу, мелькая между стволами сосен.
И в городе долго не расставались. Девочки продолжали суетиться около учительниц, усаживали их в трамвае на свободные места, поддерживали при выходе из вагона, пошли провожать.
Повернул к себе, окружённый ребятами, и Володя. Весёлая компания постепенно таяла, шум, который сопровождал её, утихал, и Лёне становилось почему-то грустно. Он даже не сразу свернул на свою улицу, а пошел с Эдиком Зайцевым дальше. Дальше отправилась и Аня Смирнова, провожая Гусеву.
Лишь когда захлопнулась дверь подъезда за Эдиком, Лёня направился домой. И на углу Рабочей опять увидел Аню. Она тоже возвращалась к себе.
— Хорошо было, правда? — спросила она по-прежнему оживлённо и радостно, подходя совсем близко и шагая рядом.
Лёня кивнул.
— А как с Варварой Самсоновной вышло, — продолжала Аня. — Пообещал Володя познакомить с ней и в самом деле заново познакомил. Совсем другая она.
Лёня опять кивнул.
Высокие стены их дома уже закраснелись впереди. Донеслись мальчишечьи голоса со двора. Лёня невольно прибавил шагу.
Аня поспешно сказала:
— Послушай, Лёня, — и тоже прибавила шагу, чтобы не отставать от него, — послушай… Завтра родительское собрание, и ты не бойся… У тебя всё наладится…. Вот увидишь! Ты скажи маме. Так будет лучше — скажи!
Она заглядывала ему сбоку в лицо, стараясь понять, что он думает, и так горячо уговаривала, как будто от этого зависела её собственная судьба. Он вспомнил, как вместе они сейчас радовались, что их звено завоевало первую премию, вспомнил, как хорошо и приятно было ему с ребятами, и, отворачиваясь, буркнул:
— Ладно, скажу!
А чтобы Анька не очень-то воображала, он, сразу гикнув, побежал вперёд.
Он мчался, не задерживаясь, прямо к своему подъезду, убегая от Ани.
Но хотите знать по секрету? Если б он был уверен, что ребята во дворе не станут смеяться над тем, что Галкин гуляет с девчонкой, он прошёл бы сейчас рядом с Аней Смирновой по всему двору, до самой двери!
Глава 23. Барин появляется снова
Переполненный впечатлениями, Лёня сразу, едва пришел домой, принялся рассказывать матери о походе в лес. Лидия Тарасовна сидела у стола и штопала носки. Она с улыбкой слушала сына, не прерывая.
Лёня думал, что ей всё очень интересно. Но когда он дошел, как ему казалось, до самого замечательного места, до игры в цитаты, Лидия Тарасовна обессиленно вытянула перед собой левую руку и неожиданно проговорила:
— У тебя, наверное, и эти дырявые.
— Кто — дырявые?
— Да носки-то… Как на огне горят. Не успеваю чинить. Рука ещё покоя не дает.
Рука у матери стала болеть недавно. Особенно ломит её перед переменой погоды, говорят, что это ревматизм. Должно быть, и сейчас сильно ломило — мать даже морщилась и, опустив руку, долго раскачивала её, словно маятник. Но рука рукой, носки носками, а к сбору это не относится. Можно было и не прерывать, тем более выговором: горит, мол, всё на тебе!
Лёня, обиженный, отошел к тумбочке. Мать, должно быть, ничего не заметила и, принимаясь опять за штопку, сказала:
— Хочу твоё пальтишко зимнее перелицевать. К зиме дело. А нового нынче купить не придется. Унесу завтра в мастерскую. Пока сделают, походишь в осеннем. Фуфайку под низ будешь надевать.
— Ладно, — отмахнулся Лёня.
Очень ему интересно — о фуфайках да пальтишках! Ещё и холодов-то нет. Мать всегда так — раньше времени начинает. О школе чуть ли не с середины лета напоминала, теперь об этом! Вот и поговори с ней о своих делах!
Лёня взялся за сумку.
Он решил окончательно и бесповоротно — с завтрашнего дня будет приходить в школу только с выученными уроками. Учителя начнут ставить ему хорошие отметки, и ребята убедятся, что и он может быть успевающим учеником и верным товарищем!
Хорошо бы вот завтра же ответить по физике на «отлично»!
Лёня раскрыл учебник… А то ещё лучше взять да и выучить всю физику сразу за год! Никто в классе ещё не знает, а ты хоть сейчас к доске!
Учебник совсем тоненький — сто тридцать четыре странички. Да ещё рисунков много. И некоторые есть очень интересные. Водопад. Ветряная мельница. Шлюз канала. А вот на пятьдесят девятой странице — целая картина: много лошадей, запряжённых попарно, тянут в разные стороны какие-то магдебургские полушария. Ага! Из них выкачан воздух, и поэтому разъединить невозможно. Значит, хоть и на пятьдесят девятой странице, а Лёне понятно. Пока же надо учить только на пятнадцатой. Измерение объемов.
И тут на всю страницу рисунок. Изображены разные мензурки, специальная посуда с делениями. Тоже ничего трудного нет. Можно даже из стакана сделать мензурку. А что, если попробовать? Будто физический опыт…
Лёня потянулся к стакану. Но мать отодвинула его подальше:
— Не балуй.
Вот тебе и физический опыт! Ну, ничего! Если они с ребятами захотят, то сделают мензурку всем звеном!
За ужином Лёня объявил матери о собрании.
— Завтра в семь? — удивилась Лидия Тарасовна. — Почему же не говорил раньше?
Конечно, этого вопроса следовало ожидать. Только Лёня на него не ответил, а мать, подумав, сказала:
— Хорошо, пожалуй, буду.
«Пожалуй» — это значит будет наверняка. Когда ей нельзя, она говорит твёрдо: «Не приду, вечерняя работа». Или: «Не могу, занята». Она и раньше-то не очень часто ходила в школу, а с прошлого года, когда взяла где-то вторую работу, стала бывать в школе совсем редко, даже не все собрания посещала. Лёня и сейчас ещё надеялся: вдруг опять у неё какая-нибудь срочная вечерняя работа.
Ну, да это теперь всё равно! Ведь с завтрашнего дня он берётся за учёбу по-настоящему, а всё что было, то прошло!
И, проводив утром мать на работу, Лёня опять добросовестно уселся за учебники. Физику он выучил накануне, а сейчас два раза прочитал географию, вызубрил назубок английские слова и заучил наизусть, расхаживая по комнате и тараторя во весь голос, басню Ивана Андреевича Крылова «Осел и Соловей». Потом, когда всё было готово, подумал, что, наверное, Аня Смирнова знает не одну эту басню, а все — недаром так быстро вспоминала в лесу цитаты. Недолго думая, Лёня прочитал всю книжку от начала до конца, даже те басни, о которых учительница ещё ничего не говорила.
Зато в школу он шел с чувством, которого не испытывал давно, с сознанием того, что уроки выучены на совесть, и нисколько не страшно, если спросят, — наоборот, даже очень хотелось, чтобы спросили!
Его действительно на первом же уроке вызвал Геннадий Сергеевич. Лёня вышел к доске довольный, улыбающийся и чётко рассказал, как измеряются объемы и какие на свете бывают мензурки. Он понимал, что отвечает хорошо, и, когда садился на место, Ляля Комарова, передававшая с первой парты сведения об отметках в журнале, показала четыре пальца.
И все вокруг заулыбались, все были довольны тем, что Галкин получил такую отметку.
— А географию знаешь? — спросила Смирнова. — А по-английски?
Лёня знал всё. Правда, его больше ни по какому предмету не спрашивали, но он поднимал руку. А учителей слушал, не шевелясь, и — что удивительно! — все их объяснения сегодня были интересными, все преподаватели казались добрыми, а ребята — хорошими.
Одним словом, день прошел необычайно быстро и незаметно.
Андрюшка Лядов даже скривился в усмешке.
— Сияешь? — И привычным жестом похлопал себя по карману: — Гроши ещё есть. Драпанём после уроков в киношку?
Лёня кивнул: можно потом и в киношку, а сейчас его привлекало то, что происходило в классе. Вот Эдик Зайцев снова начал просить заметки в стенгазету, а Гена Кузеванов решил прибить сбоку от шкафа ящичек для записок к сбору «Путешествие в будущее». Аня Смирнова принесла для выставки таблички, а Стас Гроховский сдал рисунки, которые делал, когда ехал в Сибирь. Может быть, все эти дела были не очень важными, но Лёня горячо уговаривал Гусеву написать заметку, как ходили вчера в поход, помогал Гене прибивать ящичек и рассматривал вместе с Аней таблички и даже честно похвалил Стасовы рисунки — раз хорошие, не скажешь, что плохие!
Никто из ребят не удивлялся активности Лёни, потому что был он сегодня в классе не посторонним наблюдателем, не жался в сторонке с Лядовым, а вникал во всё наравне с лучшими учениками. Ещё бы! Он же ответил по физике на «четыре» и поднимал руку на всех уроках, как любой отличник.
Вот ведь как сразу всё меняется, когда хоть раз приготовишь по-настоящему домашние задания!
Вечером в кино Лядов снова усмехнулся:
— В сознательные лезешь?
Лёня ответил:
— А ты в бессознательные?
У Лядова в злом прищуре сузились колючие глазки. Но, помолчав, он равнодушно сплюнул:
— Мне из пятерок компот не варить.
— А мне варенье! — засмеялся Лёня.
Он не сердился на Андрюшку. Для Лёни тоже не великая радость от этих отметок. Сегодня «пять», завтра «три»… Но все же чудесно на душе, когда со всеми устанавливаются мирные отношения!
Мать и та пришла с собрания благодушно настроенная. Таисия Николаевна рассказала, должно быть, не только о двойках Лёни и о прогуле, но упомянула и о новой четвёрке по физике. И мать совсем не стала ругать Лёню за прошлое, лишь заметила: