— Стоокий Аргус хочет лично участвовать при обсуждении его кандидатуры, — шутливо продолжал Сергей Денисович и строго взглянул на пса: — Тебе бы следовало проявить внимание вот к нему, к начальнику отряда, он имеет решающий голос.
Сеттер протяжно завыл, а потом залаял.
— Это еще что значит? — удивился краевед.
Володя пояснил:
— Папа сказал «голос». Есть такая команда. Вот Аргус и выполняет ее, подает голос.
Все засмеялись.
Долго еще сидели шесть человек перед картой области, уточняя маршрут и обсуждая детали предстоящего похода. Составили списки снаряжения, подсчитали, сколько и каких продуктов надо закупить, распределили обязанности между членами отряда. Списки получились внушительные. Они включали все — от палаток до иголок с нитками, от хлеба до лаврового листа и черного перца. Брали двуствольное охотничье ружье, спиннинги, большой запас рыболовных крючков, лески и блесен, фотоаппараты, блокноты для путевых дневников, посуду, пилу-ножовку и топорики. Доктору Мухину поручили запастись необходимыми медикаментами. Из продуктов предпочтение решили отдать концентратам и консервам, а в пути добавлять свежую рыбу, овощи, грибы и ягоды.
Санин не раз участвовал в походах и в настоящих экспедициях. Из опыта он знал, как важно хорошо подготовить одежду и обувь. Перед самым выходом в путь Николай Павлович обещал устроить экзамен каждому члену отряда, проверить экипировку и умение правильно укладывать вещи в рюкзак.
За сборами дни летели незаметно. Туристы бегали по магазинам, закупая продовольствие и недостающее снаряжение, упаковывали многочисленные свертки и распределяли по рюкзакам. Квартира Одинцовых превратилась в штаб, откуда Николай Павлович Санин руководил подготовкой к путешествию. Остальные члены отряда выполняли его распоряжения: четкие и немногословные, как боевые приказы. То и дело раздавались звонки в прихожей — это появлялся очередной посыльный, нагруженный покупками. С дверным звонком соревновался звонок телефонный: звонил доктор или кто-нибудь из ребят и докладывал, что то-то сделано, а то-то нет.
По десять раз в день прибегала Светлана.
— Молоко! — кричала она еще с порога. — Мы забыли про сгущенное молоко. Давайте скорее деньги.
Николай Павлович молча отсчитывал деньги. Светлана убегала, а краевед опять склонялся над картой, в который раз изучая будущий путь. Но тут появлялся Миша или Володя.
— Николай Павлович! Батареек для фонариков ни в одном магазине. Кошмар!
Санин куда-то звонил, долго разговаривал, убеждал, сердился и, наконец, клал телефонную трубку.
— Поезжай в магазин «Радуга», там дадут батарейки.
Даже Людмила Павловна — мать Володи — включилась в общую суету. Она то чинила палатку, то относила в починку обувь, то стирала или гладила рубашки и майки и, конечно, готовила обеды и ужины на всю компанию. Только один Аргус не принимал участия во всей этой горячке. Но когда Сергей Денисович достал походное обмундирование, которое обычно надевал, собираясь на охоту или рыбалку, сеттер заволновался. Он забегал по квартире, выискивая предметы охотничьей экипировки хозяина: изъеденную молью фетровую шляпу, болотные сапоги, старый патронташ. Учитель не собирался брать эти вещи, но чтобы не огорчать пса, принимал их и потихоньку относил в кладовку.
Наконец, все было проверено и уложено. Утро в день отъезда выдалось тихое, солнечное. Асфальт и листья на деревьях мокро блестели от прошедшего ночью дождя. Стайки диких голубей, хлопая крыльями, перелетали с подоконников к балконам, заглядывали в окна, привычно ожидая, когда же люди насыплют в пустые кормушки хлебных крошек. Мягко шурша колесами, катились, слегка покачиваясь, первые троллейбусы. Их обгоняли молчаливые «Волги» и «Москвичи». Дворники разгоняли метлами собравшуюся в углублениях асфальта дождевую воду. В чистом голубом небе рокотал невидимый самолет.
В точно назначенное время все туристы собрались на перроне. Все, кроме доктора Мухина. Николай Павлович Санин хмурился и нетерпеливо посматривал на часы.
Ребята, свалив в одну груду туго набитые рюкзаки, пошли за мороженым. Они были одеты в клетчатые рубашки с короткими рукавами и спортивные брюки, на ногах — легкие кеды. В таком наряде Светлана мало чем отличалсь от мальчиков. Ее выдавали косички с ярко-красными лентами, упрямо вылезавшие из-под широкополой войлочной шляпы. Через плечо у Миши висел фотоаппарат «ФЭД», у Светланы болталась сумочка с разной мелочью, а у Володи — обшитая сукном фляга.
Учитель, в элегантном спортивном костюме, покуривая неизменную сигаретку, разговаривал с Александрой Ильиничной — матерью Светланы и Миши. Тут же была и Людмила Павловна Одинцова. Женщины пришли проводить путешественников.
— Завидую вам, — говорила Людмила Павловна, поправляя пышные золотистые волосы. — Даже вот Аргусу завидую. Едете отдыхать, а у меня сейчас столько работы в клинике. И отпуск лишь в октябре. Ты, Сережа, следи за ребятами.
— Особенно за Светланой, — попросила Александра Ильинична. — Знаете ведь, какая она.
— Не беспокойтесь, все будет на «хорошо» и «отлично». Верно, Аргус?
Крапчатый Аргус сидел у груды вещей — нес караульную службу. Услышав свое имя, он повернул к хозяину голову, но с места не двинулся и только завилял хвостом.
— Вот видите, и Аргус обещает. Мы вам напишем.
На первый путь подали состав. Залязгали тяжелые сцепления и буфера, пронзительно свистнул маневровый паровоз. Пыхтя и отфыркиваясь, он попятился, оставив вереницу зеленых вагонов. Люди на перроне засуетились.
Краевед, еще раз взглянув на часы, подошел к Одинцову.
— Нет нашего доктора. Не случилось ли чего?
— Что может случиться с Иваном Антоновичем? Около часу ночи мы разговаривали по телефону. Разве Антонина Васильевна…
— Взбунтовалась и не пустила доктора? Вздор! Она сама как-то призналась, что ее Ваня давно отбился от рук…
Прибежали Володя и Светлана крича:
— Доктор приехал! Вон идет.
На перроне показался Мухин. Рядом с ним шла пожилая женщина, а сзади — Миша. Он нес большой саквояж. На Иване Антоновиче поверх спортивного костюма был легкий зеленый плащ, полы которого развевались от быстрой ходьбы. Доктор слегка сгибался под тяжестью пузатого рюкзака. В одной руке он держал зачехленное ружье, в другой несколько удилищ. Антонина Васильевна несла объемистую камышовую корзину, оберегая ее от толчков сновавших пассажиров.
Санин молча показал Мухину часы.
— Трижды прошу прощения, — запыхавшись, заговорил Мухин. — Как всегда, подвел троллейбус.
— Помнится, от вашего дома лучше всего ехать на трамвае, — нетерпеливо заметил Николай Павлович. — До отправления поезда — десять минут.
— Садитесь! Все садитесь на минуту, помолчим перед дорогой! — внезапно скомандовал доктор. — Обычай!
Присядем, друзья, перед дальней дорогой,
Пусть легким окажется путь, —
запел Володя, и песню тотчас подхватили Светлана и Миша:
Давай, машинист, потихонечку трогай
И песню в пути не забудь…
Сели прямо на рюкзаки, а потом поднялись, торопливо разобрали вещи и друг за дружкой стали подниматься в вагон. Последним заскочил Аргус. Сеттер привык ездить в поезде на охоту и в вагоне чувствовал себя отлично.
Александра Ильинична поцеловала сына и дочь.
— Смотрите у меня, чтобы слушались старших. И не забывайте мать. Пишите почаще. Это я тебе говорю, Светлана, на Мишу надежды мало.
— Хорошо, мама, не волнуйся.
Людмила Павловна давала такой же наказ сыну, а Антонина Васильевна наставляла мужа.
— В этой корзине пирожки, яички и котлеты. Их съешьте побыстрее, могут испортиться. В саквояже голубая пижама, белье и… еще кое-что из продуктов.
— Как! Опять продукты?
— Всего только жареные рипусы (ты их очень любишь), немного столичной колбасы, булочки, сыр…
— Можно подумать, моя дорогая, что мы отправляемся на необитаемый остров или в пустыню.
— Все пригодится, Ваня, еще вспомнишь меня. Не забудь, что в рюкзаке сверху лежит жареная курица (я завернула ее в пергамент), немного беляшей, банка клюквенного варенья…
— Господи, Тоня! — взмолился доктор. — Пощади! И когда ты ухитрилась? Ведь я собственноручно укладывал рюкзак. Ну что делать с твоим «гастрономом»?
Николай Павлович молча наблюдал эту сцену. Ему стало немного грустно. У Санина не было ни жены, ни детей, и его никто не пришел провожать.
По радио объявили:
— До отхода поезда остается пять минут. Провожающих просим выйти из вагонов.
Женщины заспешили.
Легкий толчок, и поезд медленно отошел от перрона.
Глава 3
«ЭЙ, ВСТАВАЙТЕ! ДЕНЬ ПЛАМЕНЕЕТ!»
В полночь поезд остановился на маленькой станции. Двух минут было достаточно, чтобы отряд туристов успел высадиться. Протяжный сигнал — и состав, подмигивая красным фонарем хвостового вагона, умчался в темноту ночи. Некоторое время в горах еще перекатывался дробный стук поезда, потом наступила тишина.
Фонари слабо освещали пристанционную площадку. Вокруг них вились ночные бабочки и мошки. Деревья, огороженные невысоким заборчиком, шелестели густой листвой, сквозь которую просвечивал узкий месяц. За станционными постройками смутно угадывались очертания гор.
— Давайте переночуем в лесу, — предложил Санин.
— Не возражаю, — отозвался Сергей Денисович. — А вы, Иван Антонович?
— Ночевка в лесу — это… это великолепно! Ничто так не укрепляет здоровье, как лесной воздух.
— Тогда в путь, — и Николай Павлович поднял свой рюкзак.
Маленький отряд двинулся по узкой тропинке к черневшему вдали лесу. Аргус бежал впереди людей, изредка задерживаясь у какого-нибудь камня или столбика, наскоро обнюхивал его и бежал дальше. Сергей Денисович освещал тропу карманным фонариком. За ним, опираясь на трость и слегка прихрамывая, шагал Николай Павлович, потом Володя, Миша и Светлана. Замыкал шествие доктор Мухин.
Как только путешественники вышли за станцию, их сразу же атаковали комары.
— Они съедят нас заживо! — рассердилась Светлана.
— И останутся от тебя только косички, — пошутил Володя.
— А от тебя и косичек не останется.
— Сейчас мы избавимся от комаров, — успокоил ребят Иван Антонович. — Сергей Денисович, малый привал.
Мухин скинул свой объемистый рюкзак, покопался в нем и достал стеклянную банку с притертой пробкой.
— Паста собственного изготовления. Называется «Не укусишь!». Великолепное средство от комаров и мошек.
Каждому на ладонь доктор положил порцию пахучей пасты. Туристы смазали ею лица и руки. Действие снадобья сказалось тут же: комары, раздраженно пища, вились над людьми, но не кусали. Отряд спокойно продолжал путь.
Лес встретил туристов настороженной тишиной. Высокие густые кроны деревьев закрыли небо, и сразу исчезли звезды.
— Не будем забираться далеко, — сказал Санин. — Встретится подходящая полянка — разобьем лагерь.
— Приказ начальника — закон для подчиненных, — отозвался Сергей Денисович. — Вот, кажется, такая полянка.
Тропа и в самом деле выбежала на небольшую поляну, окруженную плотной стеной деревьев. Путешественники сбросили тяжелые рюкзаки, уже успевшие порядком нарезать плечи, и дружно принялись устраивать бивак. Одни распаковывали тюки с палатками, другие пошли собирать хворост для костра. Миша нашел поблизости ручей, что оказалось очень кстати — все давно хотели пить.
Через полчаса на лужайке весело потрескивал костер. В его багровых отблесках лица людей казались медно-красными. Туристы наскоро подкрепились, выпили по кружке чаю и залезли в палатки. Только Николай Павлович остался у костра, подбрасывая в огонь сухие ветки и следя за тем, как теплые токи воздуха уносили в темную высь золотые искры.
В лесу стояла удивительная тишина, какая бывает только в предрассветные часы. Санин любил вот такие ночи у костра наедине с собой. Вспоминалась нелегкая жизнь, годы войны, когда он потерял и дом, и семью. Потом мысли переходили на другое: Николай Павлович обдумывал книгу по краеведению, материалы для которой собирал много лет.
Незаметно в гущу леса стал прокрадываться рассвет. Санин принес воды и начал готовить завтрак. Услышав звон посуды, из палатки вылез Миша Глебов.
— А вы уже встали, Николай Павлович? — Миша поежился от утренней свежести.
— Я и не спал — не хотелось.
— Завтрак готовите? Давайте помогу.
— Помоги. Дров почти не осталось, сходи за хворостом, а я покашеварю.
— Надо разбудить всех, нечего им дрыхнуть.
— Пусть еще поспят.
Миша отправился за хворостом, а Санин, вырезав длинную палку, стал помешивать ею пузырящуюся пшенную кашу.
Когда первые лучи солнца пробили сплетения сосновых веток и разбросали по лужайке веселые блики, краевед сказал:
— Теперь пора. Буди.
Миша только и ждал этих слов. Он подошел к палаткам и закричал во всю силу легких:
— Эй, вставайте! День пламенеет!
Потом схватил длинную хворостину и принялся стегать ею по тугому брезенту палаток, приговаривая:
— Эй, вставайте! День пламенеет! День пламенеет!
Эту фразу Миша вычитал у своего любимого писателя Джека Лондона и запомнил, а при случае употреблял ее. Сегодня понравившиеся слова пришлись особенно кстати.
В палатках началась возня, послышались невнятные возгласы. Первой показалась Светлана.
— Мишка! Противный! За что ты огрел меня?
— Тебя? Я же бил по палаткам.
— А в палатке-то была я.
— И меня кто-то вытянул хворостиной, — признался Сергей Денисович.
Миша покраснел и пробормотал:
— Сергей Денисович, я нечаянно.
Учитель обнял смущенного Мишу.
— Ну, если нечаянно, тогда прощаю.
Из другой палатки вылезли Володя и доктор Мухин. Иван Антонович снял очки, протер платком стекла, скомандовал:
— На зарядку становись! Предупреждаю: от физзарядки никто не освобождается.
Володя шумно втянул воздух:
— Как вкусно пахнет. Может, Иван Антонович, зарядку сделаем потом? Жалко, если каша остынет…
После завтрака туристы собрали вещи и пошли дальше. Часа через три увидели неширокую, но довольно многоводную реку.
— Юрюзань, — Николай Павлович остановился, разглядывая всю в солнечных бликах реку.
— Ур-ра! — в один голос закричали Миша, Володя и Светлана. — Юрюзань! Урр-ра!
Доктор торжественно произнес:
— Здравствуй, красавица Юрюзань! Тебе кланяются туристы из Челябинска, — и низко поклонился сверкающей реке.
— Мне кажется, — засмеялся Сергей Денисович, — твой восторг вызван отнюдь не красотами реки, а предвкушением легкого пути. Теперь весь груз можно переложить на могучие плечи Юрюзани.
— Да, отсюда поплывем на лодках вниз по реке, — подтвердил начальник отряда. — Лодки приготовит местный житель Власов, с ним я давно договорился.
— А далеко еще? — поинтересовался Иван Антонович.
— Километров пять.
— Опять шагать, — разочарованно протянул Володя.
— Придется. Назвался груздем — полезай в кузов.
После короткого отдыха отряд направился вверх по берегу. Солнце, поднявшееся в зенит, припекало все сильнее. Аргус шумно дышал, высунув язык чуть не до земли. Даже рядом струящаяся вода не давала прохлады. Особенно страдал Мухин. Он то и дело вытирал платком красное, распаренное лицо и просил:
— Не так быстро, друзья, не так быстро.
— Осталось немного, — сухо отвечал Санин. — Вон за тем поворотом — поселок.
— Вы говорите так перед каждым поворотом реки, а она только и делает, что бросается из стороны в сторону.
И в самом деле, Юрюзань в этом месте часто и неожиданно поворачивала. Зажатая береговыми скалами, она глухо шумела, дробя прозрачные струи о торчащие там и тут черные скользкие камни. По берегам стоял лес. Сосны и березы порой спускались к самой реке. А там, где Юрюзань была спокойна и течение угадывалось только по медленно плывущим сухим листьям или веткам, в воде отражалось голубое небо с разбросанными по нему редкими облаками.