В комнату вывалилась оконная рама. Хирург попросил, чтобы его подвели к столу и посадили на табурет.
— Два кохера и один пеан, — сказал он операционной сестре.
Рядом с госпиталем рвались мины. В палату принесли новых раненых.
Операция продолжалась. Наташа помогала операционной сестре. Передний край, к которому она так стремилась, проходил теперь здесь, через операционную, раскинутую в этом классе.
Когда операция подходила к концу, ее толкнуло, ногу чем-то обожгло, горячая волна подкатилась под горло. Во рту стояла теплая кровь. Столик с наркозом закружился вдоль стенок класса и опрокинулся. Ее подняли и положили на стол.
— Хлорэтил! — приказал хирург.
Наташе надели маску.
— Считайте!
Что-то холодящее прошло по щеке. Она не то провалилась, не то улетела куда-то — стола под спиной не было.
— Четыре… пять… семь… пять… восемь…
Сквозь сон Наташа услышала гул, и кто-то рядом сказал.
— Опять «фокке-вульф»! Над самой крышей залет.
Больше она ничего не слышала…
К вечеру Наташа проснулась.
Залитая по грудь гипсом, она лежала молча и чуть заметно улыбалась.
— Больно? — спросил сосед.
Она не расслышала.
— Верно, очень больно?
— Да нет, ничего.
Она посмотрела в окно и почему-то вспомнила: «Чувствовать себя сильным и способным к борьбе — это и есть счастье». Где-то она читала это — кажется, у Сергея. Ну да, это было написано поперек обложки на его обшей синей тетради, а дальше, кажется, шли задачки по химии.
То ли небо склонилось ближе к окну, то ли Наташу кто-то приподнял к небу, только луна и звезды в тот вечер были и крупнее и ярче. Стоит лишь протянуть руку — и дотронешься до Млечного пути. Ей казалось, что она может все. Она чувствовала себя очень счастливой.
* * *
О гибели подруги Наташа не знала. Ей сказали, что Ийку срочно вызвали в санотдел армии и оттуда отправили на курсы учиться. Наташа скучала по Ийке, ждала от нее писем и присматривалась к соседям по палате.
Рядом с Наташей лежали два командира. Оба были из одной дивизии, оба ранены в череп. Они ни разу не видели один другого, хотя их носилки стояли вплотную.
Майор воевал третью войну. Младший лейтенант недавно кончил училище.
— Это — сынок мой, — любил говорить майор. — Теперь никуда его от себя не отпущу. А скажи, сестричка, ты ведь видишь, — спросил майор у Наташи: — похож младший лейтенант на меня или нет?
Оба соседа были одинаково слепы, одинаково терпеливы. Одинаковая повязка — «шапка Гиппократа» — белела у обоих на голове. А главное — у обоих была одна судьба.
Прямые вороного цвета волосы с упорной проседью падали на лоб майора. Лицо изможденное, землистое, с резко обозначенными углами скул. У младшего лейтенанта — круглое веснушатое лицо. Сквозь бинты пробивались огненные вихры.
— Да, товарищ майор, младший лейтенант удивительно походит на вас, — убежденно сказала Наташа и сама поверила в это. — Просто вылитый сын. А у вас есть сын? — спросила она.
— Был у меня сын, — глухо сказал майор.
И Наташа подумала: вот ведь смешной девчонкой была она прежде, все ей хотелось сделать что-то особенное, чем-то отличиться, чтобы ни в коем случае не походить на подруг. А теперь, наоборот, люди стараются отличиться, чтобы походить на других и не отставать от соседей.
…Ногу жгло. Огонь из ноги разбегался по всему телу, охватывая койку, палату и дом.
— Откуда ты, парень, родом? — крикнул майор через всю палату раненому, которого только что внесли и положили у входа.
— Из Хабаровска, — отвечал новичок.
— А я с Урала. Да мы ж совсем земляки! — обрадовался майор.
Наташа уже много раз слышала подобные разговоры, но только сейчас она поняла, почему все вновь прибывающие раненые ищут прежде всего своих земляков, потом ровесников, потом тезок, пытаясь в каждом «своем» найти что-то родственное, почему пожилые бойцы называют молодых сестер дочками, а молодые бойцы пожилых сестер величают матушками.
Она попросила у майора листок бумаги и стала писать матери.
На батарее
После ранения Наташа долго лежала в тыловом стационаре.
Летом 1942 года немцы подходили к Харькову, к Воронежу, к Сталинграду. В такие дни постельный покой и бездействие были особенно невыносимы.
В сентябре Наташа вернулась в распоряжение штаба армии.
У начсанарма она получила направление в дивизию для использования в санбате. У начсандива она выпросила направление в полк «для использования в санчасти».
— Очень прошу вас, направьте меня в боевые порядки, — обратилась Наташа к начальнику санслужбы полка.
— Обязательно в боевые порядки? — переспросил начальник, просмотрев ее документы.
К роще, где был расположен блиндаж санчасти, подъехал невысокий, но ладный и крепкий, сильно загорелый капитан с двумя орденами и медалью «За отвагу».
Это был Никитин, начальник штаба полка.
Капитан приветливо поздоровался с Наташей, выслушал ее и, подведя к обрыву оврага, вынул из кобуры наган.
— Умеете пользоваться? Приходилось?.. А ну, покажите… Ишь ты… Умеет!.. Так, значит, на передний край захотелось?
Капитан задумался.
— Что касается линейной батареи, — сказал он после минуты молчания, — прямо говорю: не советую. Оставайтесь в санчасти. Или, хотите, я возьму вас в штабную к себе? На батарее трудно физически и к тому же небезопасно.
Капитан говорил искренне и просто. Незаметно для себя самой Наташа рассказала ему и об институте, и о матери, и даже о Сергее. Узнав, что Наташа знает немецкий, Никитин попросил ее прочесть ему немецкие письма, которые сегодня разведчики доставили в штаб.
Затем он приказал подать второго коня.
Через полчаса они были в штабной батарее.
Наташу поразили чистота и порядок в блиндаже начальника штаба, куда, по его словам, никогда не входила женщина. Стены были оклеены чистыми газетами. Землянку наполнял свежий запах хвои. На столике лежали книги.
Никитин достал из планшетки аккуратно сложенные газетные вырезки.
— Вот, посмотрите, что о моих солдатах пишут Это дивизионная газета. А это — из фронтовой. А вот и в «Правду» наши ребятишки попали. Маловато, четыре строчки всего, — добавил он с сожалением. — Ладно, когда-нибудь больше будет…
— Товарищ капитан, расскажите, пожалуйста, за что и когда вы получили медаль «За отвагу», — попросила Наташа. Эту медаль она ценила выше многих других наград.
— Да что обо мне! — отмахнулся Никитин. — Вот у меня разведчик есть один, так у него три таких… Сам его представлял. Такой это хлопец!..
И он с увлечением стал рассказывать о своих «хлопцах».
— Боги войны, одним словом. Сами увидите.
* * *
В штабном блиндаже пятой батареи было шумно. Наташа спустилась по ступенькам и нерешительно остановилась на пороге блиндажа. В тесной землянке артиллеристы, сидевшие вокруг столика, казались особенно рослыми. Наташа почувствовала себя маленькой и невзрачной. До сих пор она имела дело только с больными и ранеными. Как примут ее эти крепкие, сильные люди? Наташа оглянулась, чувствуя на. себе пытливые, пристальные взгляды. В блиндаже замолчали.
— А мы уж тут спорили, к кому вы попадете. Я об заклад бился, что к нам!
Блиндаж тонул в полумраке. Задетый кем-то фонарь покачнулся. Пятно света скользнуло по лицу говорящего.
Это было мягкое, чем-то знакомое Наташе лицо.
Юноша, улыбаясь, шагнул к Наташе, протянул было руку, но тут же опустил, оглянувшись на сидящего у стола капитана:
— Прости, комбат, забыл: тебе знакомиться первому.
С нар медленно поднялся широкоплечий великан.
«Старший сержант Крайнова явилась в ваше… — промелькнули в памяти слова, которые она повторяла всю дорогу, — в ваше…» Дальше следовало какое-то уставное слово. Она никак не могла его вспомнить. «В ваше…».
— Ладно уж, тебя первого познакомим, — пробасил комбат. — Как самого нетерпеливого. И за то, что заклад свой выиграл…
Комбат повернулся к Наташе:
— Это мой заместитель, ваше прямое и непосредственное начальство…
Юноша недовольно дернул комбата за гимнастерку. Комбат посмотрел на него с усмешкой и, сжалившись, добавил:
— Так что прошу жаловать и любить старшего лейтенанта…
Старший лейтенант сделал еще шаг вперед, всматриваясь в Наташу.
— Митяй! Митяйка! — закричала Наташа, перебивая комбата.
— Наташа, неужели ты? — взволнованно проговорил Митяй.
— Да вы уж, вижу, без меня успели познакомиться, — насмешливо сказал комбат. — А я-то, дурак, стараюсь, первого его представляю.
— Это та самая сестра, — застенчиво сказал Митяй. — Помнишь, я говорил?
— Та самая богачка, что звезду с Большого ковша тебе подарила? — воскликнул комбат.
И Наташа поняла, что эти люди знают друг о друге все до мелочей.
— Хоть ты, Митяй, и старый знакомый, а все же посторонись, — пробасил комбат. — Будем и мы знакомиться. Моя теперь очередь. До сих пор капитаном Ваневым был. Ну и пошли по часовой стрелке. Следующий!
— Старший сержант Ермошев, — назвал себя смуглый мужчина лет тридцати, в гимнастерке, аккуратно и строго заправленной, несмотря на то что в этот час в блиндаже отдыхали.
— Следующий! — скомандовал комбат.
С нар соскочил приземистый паренек, совсем еще мальчик с виду, и, смутившись, забыл назваться.
И сразу вслед за ним соскочил с нар, задев плечом голову товарища, высокий светловолосый парень.
Так и стояли они оба молча, пока комбат не объявил:
— А это — наши Каряги.
— Каряги? — удивилась Наташа.
— Видите, какой у нас Топорок приземистый, коренастый, — сказал капитан. — Вот и прозвали его Карягой.
Топорок покачал головой:
— Вот уж вы какой, товарищ капитан…
— Гайдай-то парень ладный, просто хоть куда, — продолжал комбат.
— Товарищ капитан… — умоляюще посмотрел на него Гайдай.
— А ты не перебивай. Никто бы к тебе такого прозвища не приклеил. — Комбат повернулся к Наташе: — Из дружбы, видите ли, принял эту кличку. Так и зовем их обоих — Каряги. Топорка — Короткий, Гайдая — Длинный. Приземляйтесь, ребята! Следующий!
Сидевший у телефонной трубки связист что-то крикнул. По батарее зычно пронеслось:
— По местам!
Блиндаж опустел.
Старший лейтенант Митяй, стоя у блиндажа, громко и отчетливо произносил цифры, повторяемые на несколько ладов у каждого из четырех орудий.
Схватив санитарную сумку, Наташа побежала туда, где, как ей показалось, было больше народу.
— Огонь!
Мгновение — и четыре пушки выбросили в тьму полотнища ослепительного огня. Грохот вылетел из стволов, вытянулся в струны и снова на том краю собрался в тяжелый гул разрывов.
Через несколько минут все смолкло.
— Расчет, в укрытие! — повторялось на разные голоса.
Митяй разыскал Наташу:
— Как рад я, что встретились мы с тобой, Наташа!.. Почему стреляли? С наблюдательного пункта сообщили, что немцы топят баню на переднем крае. Вот мы и задали гансам баню!
Подошел капитан Ванев:
— Заходите в блиндаж. Если противник засек вспышки выстрелов, не миновать артдуэли.
Не успели они спуститься в землянку, как фонарь описал полукруг и упал. С потолка посыпалась земля. У входа в блиндаж разорвался снаряд.
— Засек, подлец, чтоб его… — в полную меру отпечатал Ванев, забывая о присутствии Наташи.
Связист что-то крикнул, и снова раздалось зычное:
— По местам!
— А вы здесь оставайтесь, Наташа! — крикнул Ванев, выбегая из блиндажа.
— Артдуэль? — спросила Наташа и, не получив ответа, побежала за комбатом.
Противник в течение получаса методическим огнем бил по площади батареи. Расчеты вели ответный огонь.
У четвертого орудия, упав на бок, хрипел наводчик расчета, мужчина широкой кости, лет сорока. Наташа подтянула под раненого плащ-палатку. Тащить его было трудно. Грузное тело сопротивлялось, задерживаясь на кочках.
В блиндаже Наташа разрезала на раненом гимнастерку, наложила на грудь повязку и впрыснула камфору.
Раненый дышал тяжело, с присвистом.
— Если до санбата доживу, значит жив буду, — сказал он. — Постарайся, додержи меня до санбата, сестричка! Я тебе каждую осень буду яблоки присылать. Из Алма-Аты я… Сад у меня какой!.. Постарайся…
Налет продолжался. За землянкой шумел глухой смоленский лес.
— Додержу, — уверенно сказала Наташа. — За подводой уже послали. Обязательно додержу.
Она взяла в свои руки руку наводчика.
— Полегче мне стало, — говорил раненый в полусне.
— Ой, зовут меня! — сказала Наташа. — Слышишь? Неужели еще кого ранило?
Она снова побежала к орудиям. Снаряд разорвался в нескольких шагах от нее. В плечо ударил комок глины, и сразу усталость, которую она ощущала в ногах и в спине, исчезла. Она почувствовала какое-то освобождение, почти радость, может быть оттого, что снова наступало настоящее испытание.
Наташа оттащила нового раненого в землянку. Раненый наводчик спал. Дыхание его стало спокойнее и ровнее. Наташа вернулась к орудиям.
Орудия заряжались, бросали перед собой рваный огонь, осыпавшийся вниз горстями искр, тяжело откатывались и снова заряжались. Одно за другим следовали быстрые движения ящичных, заряжающих, замковых. И только когда наводчик впивался в окуляр панорамы, все на мгновение замирали, выпрямив мокрые под гимнастерками спины. Затем все начиналось снова.
Подносчики не поспевали.
— Снарядов! — кричали командиры орудий, пользуясь секундной паузой в стрельбе.
Мимо Наташи пробежал тяжело нагруженный боец. Нога его подвернулась, и он едва не выпустил из рук своей ноши. Наташа подхватила у него снаряды и пошатнулась. Хотелось положить снаряды на землю и лечь самой.
Она сделала над собой усилие и побежала за бойцом.
Обстрел прекратился. Снова дали команду:
— Расчет, в укрытие!
В темноте к Наташе подходили незнакомые люди и с любопытством вглядывались в ее лицо.
— Спасибо, дочка, вовремя давеча мне со снарядами помогла, — сказал пожилой боец. — Будем знакомы — Степан Ванев. Тебе в батьки гожусь, а может, и в дедушки.
Подъехала подвода.
Обоих раненых осторожно вынесли и положили в телегу на свежее сено. Наташа уселась между ними.
— Дай руку, сестренка, — просил наводчик. — Не так страшно, когда за руку держишься. Зовут меня Андреем. Первухин Андрей. Запомнишь?..
Через час она вернулась на батарею.
У входа в блиндаж ее встретил командир батареи.
— Это было больше, чем артдуэль, — сказал комбат. — Били сразу три неприятельские батареи. И видите, все три замолчали… Но вот что я хочу вам сказать. — Он отвел Наташу в сторону. — Мне не понравилось ваше поведение во время обстрела. Почему вы ходите в полный рост под огнем?
— Неприятно кланяться каждому выстрелу.
— На войне вообще приятного мало. Имейте в виду: для начала всем понравилось, что вы смелая девушка. Но в дальнейшем храбрость, проявленная без нужды, просто из бахвальства, будет вызывать раздражение. Учтите.
Они вошли в землянку.
— Придется вам сегодня в обшей землянке отдыхать, — сказал комбат. — А завтра, если хотите, отдельную откопаем.
— Нет, уж лучше я в общей буду. Можно?
— Где ж себе место выберете? — с нескрываемым любопытством спросил Ермошев.
Наташа забралась в угол землянки, натянула на себя шинель и тут же заснула.
* * *
Утром ее разбудил ломаный громкий голос:
— Карячий, карячий! Из землянки выбегай! Ложки-кружки доставай! Карячий, карячий! Самый кароший!
— Лапта приехал! Ложки в атаку! — крикнул кто-то.
Бойцы выбегали из землянок с такой же поспешностью, как вчера во время тревоги. Перед блиндажами остановилась походная кухня. Рядом с кухней лихо приплясывал пожилой круглый, как мяч, боец с широким, в рябинках, скуластым лицом. Он размахивал белым черпаком и гостеприимно приглашал к себе всех, у кого есть «курсак».
Вокруг кухни собралась вся батарея. Многих Наташа вчера не видела. Она стояла у входа в землянку и стеснялась подойти ближе. Заметив Наташу, боец крикнул: