«А зубы и когти? — ярость, горячая и в то же время ледяная, туманила голову, отключая человеческий рассудок. — Мощь могучих лап, и пьянящая радость охоты, и добыча, трепещущая в ощеренной пасти…»
В очередной раз вокруг Ирки исчезли цвета, сменяясь четкостью очертаний. Она почувствовала, как там, в коридоре, возятся изодранные, израненные, но живые, живые вовкулаки. И как старый волк ползет, судорожно ползет сюда, волоча за собой непослушное тело и обрывки разодранных пут. А потом из глубин ее души стало подниматься нечто грозное и абсолютно бесстрашное, прорываясь наружу гремящим рыком.
Сильные ноги швырнули Ирку в прыжок. Мощное темное тело взвилось в воздух. Щелкнули клыки. Тащившие Богдана твари зашлись в коротком вопле и смолкли. Острые когти прошлись по разодранным телам ничек. Взметнулись в воздух нитяные арканы… И тут же бессильно сгорели, потому что вокруг гладкой черной шкуры вспыхнул огненный ореол. И волной покатился по толпе ночных созданий, оставляя после себя лишь выгоревшую проплешину.
Широкая грудь сшибла наземь с десяток ничек, их тонкие соломенные тушки переламывались под тяжелыми лапами. Веретено больно вонзилось между когтями. Сверкающие зубы выдрали из лапы острую колючку, послышался злобный визг, и темное тело прянуло вслед самым благоразумным из ночных тварей — бросив своих пленников, они пытались бежать. Но поздно, слишком поздно.
Громадная лапа прихлопнула последнюю бегущую ничку. Корчась в покрытых синим лаком когтях, существо затуманенным взором глядело на нависшую над ним оскаленную пасть.
— Не вин, не вин! — проскрежетала ничка. — Хазяин… не знае! Не Хорт, не Хорт! Хорты…
Когти сжались. Еще раз простонав: «Хазяин!»— последняя ничка смолкла.
По комнате пронесся полустон-полувздох. На мгновение у стены соткалась высокая гибкая фигура в плаще из тьмы. Из-под клубящегося мрака капюшона мрачным красным огнем сверкнули змеиные глаза с узкой щелью вертикального зрачка. Коротко и остро блеснул перстень с кровавым рубином.
— Теперь знаю!.. — угрожающе прошелестел тихий голос.
Над капюшоном взвился столб алого пламени, и фигура исчезла.
Над опустевшим полем боя, покачиваясь на тонких, но сильных ногах, отблескивая темной гладкой шкурой, скаля клыки, в хватке которых задыхались матерые волки, стояла громадная борзая. Хортица.
ГЛАВА 17
ЗАЧЕМ ВЕДЬМАМ ДЕНЬГИ?
— На всех троих получим меньше, чем должны были получить на каждого! — гневно процедила Танька, сузившимися глазами разглядывая компанию вовкулак.
Вытянув длинные ноги, вся семерка вальяжно раскинулась в мягких креслах банковского офиса. Сегодня они отказались от камуфляжных костюмов, и даже майор явился без мундира, в обычных джинсах и рубашке. Но все равно банковские служащие с опасливым недоверием косились на этих посетителей: молодые волки и их командир выглядели опасными субъектами, чему немало способствовали украшавшие их физиономии синяки и ссадины. У майора надо лбом был начисто выдран клок волос, похоже, вместе с куском кожи, повязка у него на лбу прокрасилась свежим пятном крови. Но выглядел Ментовский Вовкулака чрезвычайно довольным.
Будто овечку задрал, — прокомментировал Богдан.
А он и задрал! — агрессивно вскинулась Танька. — Меня! Считай, по живому зарезал! Выцарапал, выгрыз! Волчина позорный! Придется таки с ними делиться, по пятьдесят тысяч на каждого! Ну что за взрослые пошли! Вместо того чтобы детей защищать, так и норовят кинуть на сотни тысяч баксов!
Так он и защищал! — вступился за оборотня Богдан. — А не то пристрелили бы тебя!
Так я потому и уступила! Иначе фиг бы он у меня получил, а не триста пятьдесят тысяч! — взвилась Танька.
Ну так и не блей, бедная овечка! — рявкнул на нее Богдан. — По пятьдесят тысяч — тоже хорошие деньги!
Только непонятно, куда их совать! — раздраженно пробурчала Танька. — Протрынькать — слишком много, бизнес начать — слишком мало. Хорошо, что теперь даже детям можно свой счет иметь! Значит так, оставляем баксы в банке — я уже выяснила, процент там выйдет приличный. А я спокойно обдумаю, как их лучше всего использовать. Так что пока никаких машин никто не покупает!
У Ирки холодильник, считай, спекся. И бабку она хотела в санаторий, — недовольно протянул Богдан.
На холодильник пусть оставит, — нехотя согласилась Танька. — А бабка в санаторий с процентов поедет, в следующем месяце. Как говорит мой папа, все отдохнем на одну путевку. Кстати, Ирка, ты не вздумай бабке своей про деньги проговориться, а то она у тебя тоже любит банковские вклады: в банку засунет и в кладовке за ведром припрячет, пока не сгниют! Ирка! Ты нас хоть слышишь вообще, Ирка?!
Бледная Ирка, в глубокой задумчивости сидевшая в кресле, вздрогнула:
— А? Что? — быстро провела языком по зубам, внимательно оглядела собственные ногти, потянула носом воздух и облегченно вздохнула:
— Да-да, хорошо! Просто замечательно! Богдан с Танькой обменялись тревожными взглядами.
— Да перестань ты дергаться, Хортица… — начал Богдан и осекся, потому что Ирка снова вздрогнула и принялась ощупывать свои руки в поисках отсутствующих когтей.
Дверь распахнулась. Семерка вовкулак вскочила навстречу Владимиру Георгиевичу Иващенко. Бизнесмен выглядел не лучшим образом. Он был бледен, совсем как Ирка, и почему-то все время косился на Таньку: испуганно и в то же время как-то обиженно.
Слегка недоумевая — вроде, обижаться ему было не на что, — Танька ободряюще кивнула:
— Здрасьте, Владимир Георгиевич! Как дела? Как компаньон? Как Серега?
Иващенко выдавил в ответ фальшиво-бодрую улыбку:
— Спасибо, все очухались. Теперь под домашним арестом. Оба. Найдут способ покрыть убытки компании — спущу дело на тормозах. Не найдут — посажу всерьез! У нас по их милости все равно дефицит бюджета в полмиллиона долларов! Правильно? — и он вопросительноглянул на Таньку, словно ждал от нее подтверждения.
Не очень понимая, что она должна подтвердить — то ли правильность мер по отношению к мошенникам, то ли размер дефицита, — Танька кивнула, соглашаясь и с тем, и с другим.
— Ну что, все готовы? — поинтересовался Иващенко и опять внимательно посмотрел на Таньку.
Едва заметно пожав плечами, девчонка снова кивнула.
Иващенко повернулся к поджидавшему его банковскому служащему.
— Я предупреждал по телефону: я хочу перевести со счета компании полмиллиона долларов… — он осекся и вновь тревожно уставился на Таньку. Той ничего не оставалось, как снова кивнуть. В глазах бизнесмена промелькнуло было облегчение, но тут же опять сменилось тревогой. — И распределить их между десятью именными счетами — по пятьдесят тысяч на каждый…
Бизнесмен в очередной раз вопросительно воззрился на Таньку. Та ответила ему изумленным взглядом. Но Иващенко упорно ждал и явно не собирался ничего предпринимать, пока не получит Танькиного согласия. Изумленная девчонка в очередной раз кивнула.
— Сейчас всё сделаем, Владимир Георгиевич! — бодро заверил служащий. — Получатели все здесь? Отлично! Проходите сюда, пожалуйста!
Защелкали клавиши компьютера, тихо гудя, принтер выплюнул бланки банковских договоров. Десять совершенно одинаковых договоров — разнились в них только имена. Иващенко закрыл колпачком ручку.
Вот видите, с моей стороны всё точно в срок, как и договаривались, копеечка в копеечку! — повернулся он к Таньке, и в голосе бизнесмена прозвучала явная претензия. — А если вам пришлось поделиться с этими господами, — он кивнул на семерку донельзя довольных вовкулак, — так я здесь ни при чем! И пытаться вытрясти из меня вдвое большую сумму — некрасиво! У нас договор был! Вы слышали когда-нибудь о бизнес-этике, милая девочка?
Я?! — воскликнула обалдевшая от его напора Танька.
Вы, вы! Судя по вашему изумлению — никогда не слышали! — продолжал наступать Иващенко, — А надо бы, если, конечно, хотите заниматься делами!
Я… Я не в том смысле «я», что никогда не слышала, а в том смысле «я», что я ничего из вас не вытряхивала! — попыталась остановить его растерянная Танька.
Ну да?! — недоверчиво усмехнулся Иващенко. — Может, это вы таким манером меня подстегивали, чтоб я от выплаты не уклонялся? Так это тоже отвратительно! Я не давал вам повода подозревать меня! У нас договор! Моей кровью, между прочим, подписанный! А вы…
Погодите, — на мгновение оторвавшись от ощупывания ногтей и зубов, вмешалась Ирка. — Чего вы на Таньку накинулись?
Это я на нее? — возмутился бизнесмен. — Это она на меня! Своими колдовскими штучками накинулась!
Не кидалась я на вас! — Танька уже чуть не плакала.
— А почему тогда в локальной сети корпорации посторонняя программа шастает? Между прочим, «Ведьматанька» называется!
Ирка и Богдан понимающе переглянулись. Танька страдальчески сморщилась.
И что, эта «Ведьматанька» очень вредная? — убитым голосом поинтересовалась она.
Наверняка, можно даже не спрашивать, — пробурчал себе под нос Богдан.
О нет, ну что вы, совсем не вредная! — с издевательской любезностью сообщил Иващенко. — Просто с какого бы компьютера я не подключался, она тут же наседает со своими требованиями! Ни одну программу открыть невозможно, чтоб поперек экрана не зависло сообщение от «Ведьматаньки»!
Ну и чего она вам пишет? — мрачно спросила Танька.
Вы имеете в виду, что вы мне пишете? А то вы не знаете! Всегда одно и то же! «Дай миллион, дай миллион, дай миллион!»
Ирка невольно хрюкнула от смеха.
— Не «Ведьматанька», а Паниковский какой-то! — рявкнул Иващенко. — Миллион! Как же! Договаривались на полмиллиона, вот их вы и получили! — И, круто развернувшись, он вышел прочь из банка.
Танька шагнула за ним следом, словно хотела догнать, объяснить. Но сквозь стекло двери видно было, как Иващенко вскочил в свой джип. Взревев двигателем, машина умчалась.
Танька досадливо махнула рукой.
Вот всегда так с этими взрослыми! В чем угодно готовы обвинить, а нас никогда не выслушают! — обиженно протянула она.
А почему эта самая «Ведьматанька» с него миллион требует? — поинтересовалась Ирка.
Ну-у… — Танька замялась. — Когда мы компьютер допрашивали, я подумала, что продешевила, можно было с Иващенко и миллион скачать. А что, вон сколько работы мы проделали… — И вдруг девчонка осеклась, смертельно побледнела. До нее дошло. — Погодите! — страшным шепотом проговорила она. — Это что ж получается? Компьютер тогда с меня информацию снял, и теперь я в нем живу? Я?
Не надо так нервничать. Не ты вовсе, ты тут стоишь, договор на пятьдесят тысяч баксов от нервов мнешь, скоро совсем скомкаешь, — попытался успокоить Таньку Богдан. — Наверное, у них в локальной сети теперь твоя цифровая копия шастает. Ох и не завидую я им!
Не может быть! — почти простонала Танька. — Невозможно!
Как же, невозможно… — мрачно пробурчала Ирка и вытащила из кармана смятый листок бумаги. — Помнишь, когда мы заговор на карты положили, чтоб каждый в них свой страх увидел, я тебя просила записывать, кто чего боится?
Конечно, помню, — пожала плечами Танька. — Я еще Серегино признание записала и тебе дала. Думала, ты его Иващенко покажешь, а ты — раз! — и в карман бумажку спрятала. Я что-то неправильно там записала?
Выражение Иркиного лица стало очень странным:
— А кто его знает, что ты там вообще записала, — проворчала она и, секунду поколебавшись, сунула записку подруге под нос.
Танька с изумлением смотрела на листок, исписанный, несомненно, ее собственным почерком: «01100010011110100111101010 101111001».
Это что такое? — обалдело спросила она.
Если я не ошибаюсь, это двоичный компьютерный код, — невозмутимо произнесла Ирка.
ЗАГОВОРЫ И ЗАКЛИНАНИЯ ИРКИ ХОРТИЦЫ
Заговор на затворение крови
Кровь не вода, червона руда, обратно воротись, в жилах затворись, моим прошением, Божьим соизволением. Во веки веков, аминь.
Заклинание следа
В голову з-пид головы, в сердце з-пид сердця, в стыдесять сим суставок и живок, в руки и ноги, там зиставай, чоловика… мучь та скинай, век коротай! Я тоби прыказую, я тоби наказую!
Заговор против врагов
Не клятого, не мятого, кличу ворога заклятого. На злодяе сторонушку, на его головушку.
Заговор на вскрытие замков
Ключи дистану з моря-окияну, на тридевять замкив — тридесять ключив, кров ведьмача потэче — хлад-зализо попэче…
Заговор на чужие страхи
Не гадано — та побачено. Не бажано — та отрымано. Не пысано, але ж чытано. Приглядайся, роздывляйся, чого сам боишься — жахайся!
Заговор на сон
Ой, ходыть Сон по улонци, в билэсэнький кошулонци. Слоняеться, тыняеться, до памъяти торкаеться. Ходы, Сонку, в колысоньку, прыспы нашу дытыноньку, хай спыть, не трындыть, що бачыла — забудыть, що памъятае — за сон мае.
Заговор на отворение стен
Цеглына до цеглыни — стоить будована мурына, а хто той мур складав, хто його будував — того и влада. Володарю своему пидкоряйся, будивныку видклыкайся. Секреты видкрывай, що сховала — вывертай… А якщо не маешь тайн, залышайся, як була.
Стинка мицно стоить, не хытаеться, за володаря наказом видкрываеться… Муры-стины, схованки та лазы, видкрывайтесь вси одразу. Хто секреты нам видкрыв, повернувся, став, як был! Таемныць не ховай, всэ, що маешь — виддавай!
Заклинание против ведьмы
На выгоне огонь горыть, у нашей видьмы живит болыть! Силь тоби буде, та перчина, та болячка промиж очима.
Заклинание на защиту от чар и нежити
Коло нашего двора калынкова гора, осиновый кол, огненна воды… Нежить видбивае, нелюдь не пускае, черну ворожбу прочь видсылае.
Заклинание на тайны, хранимые предметами
На подвиреньку свитленька стоить, в тий свитлоньци тысови столы, а по тих столах гарни речи лежать, а ти речи майстер робив, а ти речи господарю служылы, господаря доглядалы, за господарем пидглядалы… Ричь добра, ричь гарна, все мени розкажи, про господаря розповисы, що я хочу знаты, що бажаю слухаты.
Заклинание воды
Водичко, Йорданичко, вмываеш лугы, берегы, кориння, билэ каминня, врятуй мене, крещену.
Заклинание огня
Солнышко-Сварог, злым теням порог! Огнь Сварожич, поможи, зла тенета розвьяжи!