На доске загорелась малюсенькая лампочка. Перед доской сидела телефонистка. На голове у нее был обруч со слуховыми наушниками и черной трубкой, в которую она говорила. Телефонистка увидела горящую лампочку, присоединилась к телефону начальника станции и сказала;
— Центральная.
В ответ она услышала голос начальника станции:
— Дайте радиоузел.
Телефонистка взяла шнур с блестящим наконечником. В этом шнуре оканчивался провод телефона, по которому говорил начальник.
Перед телефонисткой на доске было сто шестьдесят четыре гнездышка. Это очень много. Но она отлично знала, в каком именно гнездышке оканчивается провод каждой комнаты вокзала, и, почти не глядя, вставила наконечник шнура в нужное гнездышко. Потом она нажала кнопку, и в комнате радиоузла раздался звонок.
Этот радиоузел был устроен для того, чтобы пассажиры, находящиеся на вокзале, могли слышать разные железнодорожные справки и распоряжения.
Здесь был служащий — диктор, который говорил по радио все, что нужно было услышать пассажирам.
Диктор взял телефонную трубку. С ним заговорил начальник станции:
— Мм… мм… Видите, какая штука, я подобрал на перроне мальчика. Он говорит: папа у него потерялся. Нельзя ли этого папу разыскать? А мальчик у меня здесь, в кабинете.
— Сейчас я дам оповещение, — сказал диктор, положил трубку и подошел к маленькой коробочке — микрофону.
Диктор начал говорить, и заработали громкоговорители, установленные на вокзале.
Начальник станции взял Травку за руку и вышел с ним за дверь. Из большой посеребренной трубы радио послышался усиленный голос диктора:
Внимание! Граждане пассажиры!
Отставший от родителей мальчик
находится в кабинете начальника станции…
Травка слушал и ничего не понимал: какой мальчик? От каких родителей?
Радио будто знало, что с первого раза Травка ничего не поймет, и заговорило опять:
Внимание! Повторяю! Граждане пассажиры!
Отставший от родителей мальчик
находится в кабинете начальника станции…
— Это о тебе говорят, — сказал начальник станции.
«Верно ведь! — подумал Травка. — Если папа уехал без меня, значит я от него отстал. А папа — мой родитель».
Во всех помещениях вокзала были такие же трубы -громкоговорители. Голос диктора раздавался и в первом, и во втором, и в третьем зале, на перроне и в вокзальных коридорах.
Пассажиры, сидевшие с детьми в зале ожидания, порадовались за папу: вот и нашелся пропавший сынишка. Даже тот мальчонок со светлыми кудряшками и то порадовался.
Остальные пассажиры слышали голос диктора и при встрече осматривали друг друга. Каждый будто хотел спросить другого: «Скажите, не от вас ли отстал мальчик?»
А Травкин папа отправил телеграмму и снова бегал в это время по вокзальной площади — все искал своего сына. Он совсем не слышал извещения по радио о мальчике, отставшем от родителей.
Если бы работала мощная московская радиостанция, начинающая передачу певучими колокольчиками: «Широка страна моя родная…» — ее голос был бы слышен по всей Москве и даже по всему СССР. Невидимые электромагнитные волны несутся с нее во все стороны без всяких проводов. Они задевают антенны и заставляют звучать радиоприемники, соединенные с этими антеннами.
А на вокзале работал совсем маленький радиоузел. Голос диктора передавался по проводам и был слышен только внутри вокзала. И даже на площади перед вокзалом из-за городского шума его было слышно плохо.
Травка стоял рядом с начальником станции. Они ждали.
Но никто не шел в кабинет начальника отыскивать отставшего мальчика.
Травке стало скучно. Ему надоело все ждать да ждать. Он заговорил с начальником станции:
— А скоро он придет, как вы думаете?
— Ммм… не знаю.
— А я придумал! — сказал Травка. — Знаете что? Пойдемте к нему навстречу. Он будет идти сюда, а мы — в его сторону и первые увидим его по дороге.
Начальник внимательно посмотрел на Травку, опять улыбнулся, но согласился с ним:
— Ну что ж, пожалуй, пойдем. Я только скажу здесь, что мы пошли на вокзал.
НАПАЛИ НА СЛЕД
Травке было очень приятно, что такой важный человек провел его через служебный проход и даже впустил в свой кабинет, куда посторонним вход воспрещается.
Он решил стать совершенно самостоятельным. Когда они вышли из кабинета, Травка шел с гордо поднятой головой. Но все-таки он незаметно поглядывал по сторонам, не покажется ли где-нибудь папа.
Они пришли на вокзал. Травка без труда узнал то место против вокзальных часов, где он стоял с лыжами и дожидался папу. Он остановил начальника станции и попросил его минуточку подождать, чтобы посмотреть на часы.
Большая стрелка прыгала по-прежнему. Она подходила к цифре «б». Маленькая стрелка застряла где-то между цифрами «10» и «11».
Около лавки не было ни папы, ни лыж.
Начальника станции все знали и здоровались с ним. Он спросил швейцара с золотым галуном про Травкиного папу.
— Да-да! Точно, товарищ начальник. Бегал гражданин, искал мальчика. А вот куда он делся — право, не могу знать. Что же вы мне раньше-то не сказали? Я бы спросил, куда он пойдет.
Другой служащий, сторож, долго прислушивался, как Травка рассказывал про папу и про лыжи, и наконец вмешался в разговор:
— Видел я твоего папу. Лыжи он взял в охапку — и бегом на поезд. Я уж подумал: свои ли лыжи он взял? Он все смотрел по сторонам. Теперь понятно: видно, он искал тебя. Не нашел и уехал.
Травке стало обидно, что папа все-таки уехал один.
Но нужно было действовать решительно и быстро. Вот поэтому-то Травка очень решительно обратился к своему другу -начальнику:
— Товарищ начальник, у меня есть рубль и еще гривенник из автомата. Дайте мне, пожалуйста, билет до станции Пролетарская. Оттуда я дорогу знаю. По правой стороне, как пруд пройдешь, против колхозной палатки, дача номер шестнадцать.
Начальник улыбнулся и сказал:
— Билетами я не торгую. И поезд туда идет только вечером.
— Как же нам быть? — спросил Травка, закинул голову и посмотрел начальнику прямо в лицо.
Начальник станции почесал кончик носа, подумал, помычал и наконец решил эту задачу:
— Ну, да ладно. Хоть это не по правилам и не полагается, но раз уж такой случай… Скоро туда идет служебный паровоз. Посажу тебя — к обеду успеешь. Не боишься ехать на паровозе?
— Я даже на автомобиле рядом с шофером не боюсь. И потом, я сегодня сам ездил на эскалаторе и дожидался папу в метро. И прямо ни капельки не испугался.
Делать нечего, начальнику станции приходилось помочь Травке.
ТРАВКА ПУСКАЕТСЯ ВДОГОНКУ ПАПЕ
И вот начальник станции повел Травку куда-то в сторону от перрона. Идти было трудно. Один раз Травка больно ударился ногой о рельс. Хотелось заплакать, но Травка не заплакал, а только потер ногу.
— Почему так много рельсов? — спросил он. — То и дело попадаются под ноги.
— А это потому, что тут много поездов собирается. Для каждого поезда свой путь. Видишь, сколько паровозов стоит?
— Вижу. А скоро наш паровоз?
— Да вот он.
Они подошли к громадному черному паровозу. В паровозе что-то громко шипело. Пахло раскаленным металлом и горячим смазочным маслом.
Травке сделалось немножко страшно. Он крепко схватил начальника за руку.
— Ну-ну, не бойся, малыш! — ласково сказал начальник, совсем как папа, и громко закричал: — Эй, Беляков.
Травка только хотел сказать, что он ничуть и не боится, как в паровозном окошке показался человек, с виду совсем не похожий на Белякова. Травка думал, что Беляков должен быть обязательно белым, а на этом человеке были черная кожаная куртка, черная фуражка, в руках он держал тряпку с черными пятнами, и даже лицо у него было не белое, а загорелое, красноватое, с черными усами.
— Что скажете, товарищ начальник? — закричал черный Беляков, стараясь перекричать свою машину.
— Вот, пассажира тебе привел. Возьми его с собой. На Пролетарской ссадишь. Только смотри не потеряй его по дороге, как родной папаша потерял. Скоро отправляетесь?
— Семафора ждем, товарищ начальник. Пока полную протирочку сделал своему красавцу.
— Ага… мм… — промычал вместо ответа начальник и протянул Травке руку. — Ну, прощай, брат! — сказал он. — Да как тебя звать-то?
— Травка.
— Травка? Чудно что-то. В честь кого же тебя так назвали?
— Не знаю. Просто так. А вас как зовут?
— Меня Николай Иванычем зовут, — ответил начальник станции.
Он взял Травку под мышки, высоко поднял на руках и посадил на паровоз:
— Ну, прощай, брат Травка. Не забывай! Кланяйся своему папаше.
Травка решил никогда не забывать Николая Ивановича и даже подумал: как жаль, что он раньше не познакомился с этим хорошим человеком! Вот было бы интересно! Мама никогда ничего не позволяет и всего боится. Папа редко когда бывает свободен. Травка ходил бы к Николаю Ивановичу в гости и все-все узнал бы про железную дорогу.
На площадке паровоза было темно и жарко. Прямо перед Травкой оказалась громадная черная машина с ручками, с ярко начищенными медными трубками и кранами, с круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало жаром. Железный пол трясся. Травка стоял перед машиной и боялся пошевельнуться.
Вдруг сзади него раздался громкий голос:
— Ну-ка, с дороги! Зашибу!
Травка и не заметил, что, кроме Белякова, на паровозе был еще один человек, наверно помощник Белякова. Он подошел откуда-то сзади. В руках у него была большая черная лопата, похожая на совок. Он открыл круглую чугунную дверь машины, и Травку обдало таким светом и жаром, что он поневоле отскочил, закрыл лицо руками и отвернулся.
Незнакомый человек стал быстро подхватывать лопатой черный блестящий каменный уголь и бросать его в топку машины. Запахло чем-то вроде газа из кухонной газовой плиты на новой Травкиной квартире. От скрежета и лязга у Травки зазвенело в ушах. Наконец круглая дверь с грохотом закрылась, и Травка осторожно обернулся.
Незнакомый человек смотрел на стрелку машинных часов и постукивал по ним пальцем. Беляков вытер руки тряпкой, высунулся наполовину из паровозного окошка и совсем как будто забыл о Травке.
Травка подошел к Белякову и решился заговорить. Он тронул Белякова за ногу. Беляков склонился к нему.
— А это ваш красавец? — спросил Травка, незаметно показывая на незнакомого человека. — Вы говорили, полную протирку ему сделали.
— Да нет, что ты! — улыбнулся Беляков. — Это мой помощник. Он же и за кочегара ездит. А красавец — вот он! Видишь, как блестит! Видишь, как сияет! — И он любовно хлопнул тряпкой по машине.
Потом он выглянул еще раз в окошко и сказал:
— Ну, можно отправляться. Есть семафор.
— Вы быстрее поезжайте, — попросил Травка. — А то мы не догоним папу.
Беляков повернул рукоятку. Паровоз заревел так, что у Травки даже задребезжали зубы. Беляков повернул какое-то колесо, потом потянул к себе рукоятку, и паровоз медленно тронулся со станции.
ПАПА ДЕЙСТВУЕТ РЕШИТЕЛЬНО И БЫСТРО
В это самое время папа ходил быстрыми шагами мимо телеграфного окошка. Он очень волновался. По телеграфу должен был прийти ответ со станции Пролетарская.
Но ответа все не было.
Папа хотел уже посылать вторую телеграмму, но аппарат перед телеграфисткой вдруг застрекотал, и из него поползла узкая бумажная лента. Тут папа не выдержал. Он открыл дверь с надписью:
и бросился к аппарату. Он схватил ленту в руки, но на ней стояли только точки и черточки, черточки и точки.
Телеграфистка удивленно посмотрела на папу и сказала:
— Гражданин, прочли? Нашелся ваш мальчик?
— Но я не понимаю… по-вашему, — произнес папа. — Прочтите мне, пожалуйста.
— А… Не понимаете, тогда подождите, — сказала папе телеграфистка, положила перед собой ленту и начала писать, ворча себе под нос: — Привыкли к буквопечатающим аппаратам… А здесь железнодорожный телеграф… Здесь азбуку Морзе знать нужно.
Она говорила так потому, что существуют телеграфные аппараты, печатающие на ленте вместо точек и черточек сразу обыкновенные буквы. Тогда каждый может легко прочесть, что напечатано на ленте.
— Вот вам ответ! — громко сказала она и протянула за окошко сложенный листок.
Папа вышел из комнаты, стараясь ничего не задеть на ходу, и взял с полочки у окошка листок. Это был телеграфный бланк. На нем было написано:
«ОБЫСКАЛИ ВЕСЬ ПОЕЗД ПОИСКАХ СЛУЧАЙНЫХ МАЛЬЧИКОВ ТОЧКА ТАКОВЫХ НЕ ОБНАРУЖЕНО ТОЧКА НАХОЖДЕНИИ ВЫШЛЕМ ТОЧКА»
Ответ был написан непонятно. Но папа все-таки понял, что Травки в поезде нет.
«Уж не поехал ли он домой? — подумал папа. — Соскучился по маме, захотел кушать, встретил знакомого… мало ли что еще могло случиться… вот он и решил поехать домой. Ведь он у меня самостоятельный… Нужно позвонить домой по телефону».
Он просунул голову в телеграфное окошко и попросил тихим и жалобным голосом позволения поговорить по телефону. Телеграфистка видела, что папа очень расстроен, и позволила.
Папа снова вошел в комнату, взял с рычага телефонную трубку и приложил к уху. В трубке раздался гудок.
На телефонном аппарате был черный диск с отверстиями. В каждом отверстии виднелась цифра, а на самом диске стояли выпуклые буквы. Папа вставил палец в отверстие возле буквы «Д» и повернул диск. Только он вынул палец — диск сам собой повернулся обратно. Тогда папа вставил палец туда, где была цифра «4», повернул, отпустил, и диск снова встал по-старому. Так папа поворачивал диск у цифр «1», «8», «б», «8», пока не набрал номер телефона своей квартиры: Д 4-18-68.
Тогда по проводу побежал электрический ток, и вокзальный телефон соединился с телефоном папиной квартиры.
Провода всех московских телефонов подходят к автоматической телефонной станции. Здесь, на автоматической станции, люди только наблюдают за работой автоматов. А соединение происходит само собой, если только на телефонном аппарате поворачивать диск так, как нужно, то есть, как говорится, правильно «набрать» номер.
Папа услышал в трубке гудки, будто громадный шмель пожужжал-пожужжал и перестал. Потом снова принялся жужжать и опять перестал. Папа понял, что соединение произошло правильно. А эти шмелиные гудки показывали, что в их квартире раздаются звонки.
Мама взяла трубку, и между ней и папой начался разговор:
— Я слушаю.
— Скажи, пожалуйста, ты Травку уже накормила?
Мама не узнала папиного голоса. Она подумала, что говорит ее брат (Травкин дядя), и ответила:
— Травки нет дома. Он уехал с папой на дачу кататься на лыжах.
Папин голос:
— Да нет… Он решил вернуться… Встретил знакомых… Вспомнил, что ты без него скучаешь… Захотел кушать… Мало ли что могло случиться… Это говорю я — папа!
— Он не возвращался… Как же ты отпустил его одного? -прошептала мама очень испуганно и чуть не выронила трубку из рук.
Папа хотел рассказать всю правду, объяснить, что Травка потерялся нечаянно. Но мама не откликалась.
Папа еще и еще нажимал рычаг, потом начал колотить по нему так, что телеграфистка заступилась за телефонный аппарат:
— Гражжжжжданин!..
Папа присмирел, посмотрел на телеграфистку виноватыми глазами и тихонечко продолжал слушать.
В трубке раздавались какие-то шорохи и тихие стуки. Вдруг ему представилось, что как раз в это время в их квартиру в Новых домах вернулся Травка. Поэтому мама и не отвечает. А может быть, он и не сам вернулся, а его привели… или даже… принесли…
Папа быстро положил трубку на рычаг и бегом бросился из комнаты. Телеграфистка посмотрела ему вслед, встала и заперла на крючок дверь с надписью: