Таура внезапно остановился на самом краю утеса, камни посыпались у него из-под копыт, а затем совсем как Бел Бел когда-то прыгала с ним имеет: годы назад, он перепрыгнул на другой утес, а с него на узкий выступ под ним несколькими футами ниже. Там он на мгновение задержался, покачиваясь на краю. Бел Бел увидела, как он взглянул вверх проверить, что делает Дротик. А там, разогнавшийся так, что он уже не мог остановиться, летел Дротик, сорвавшись с края утеса.
Бел Бел показалось, что прошла вечность, прежде чем Дротик перестал нестись по воздуху и грянулся наконец о землю у подножия утеса и остался лежать неподвижно.
Бел Бел постояла чуть-чуть, убедилась, что Таура осторожно перешел с выступа на узкую, огибающую утес тропинку, проложенную валлаби, после чего рысью пустилась в его сторону. Однако Таура вообще ее не видел, и она скоро поняла, что он намерен вернуться к своим кобылам. Бел Бел все равно продолжала бежать. Она хотела знать, что с Дротиком. Заметив, что Таура несколько раз поворачивал голову назад, она убедилась, что с вы ступа ему не было видно, как рухнул вниз Дротик и поэтому он полон решимости вернуться к кобылам до того, как Дротик их отыщет. Бел Бел продолжала спускаться к подножию утеса. Она перешел через ложбину, заросшую кустарником, и напилась из небольшого ручья. Коричневый валлаби сидел и наблюдал за ней с серьезным видом, а несколько серых попугаев швыряли в нее с деревьев эвкалиптовыми шишками.
Она продолжала идти, высматривая Дротика. Вдруг Бел Бел остановилась. Она вспомнила, что точно такую картину видела раньше: каштанового цвета жеребец лежал как большая беспорядочная груда. Вся его могучая жизнь ушла из него. У подножия утеса среди обломков сланцевых скал лежал мертвый Дротик.
Таура боролся за свою жизнь, пользуясь главным оружием — быстротой. Он продумал свое спасение, а вовсе не смерть Дротика. Однако Дротик был мертв, как был мертв Громобой, когда в горах уже не хватало места для него и для Бролги.
Она стояла и смотрела на Дротика. Голова, единственная часть тела, выдававшая его скверный характер, была подвернута, и ее сверху прикрывала золотая грива. Уже успела прилететь ворона и теперь приближалась к мертвому коню короткими скачками, стайка алых и ярко-синих попугайчиков порхала между деревьями, не обращая внимания ли на Бел Бел, ни на Дротика. По камням ползла маленькая бурая ящерка.
Бел Бел вздрогнула и медленно попятилась, чтобы начать крутой подъем вокруг утеса. В буше сделалось особенно тихо после всего шума, который устроили два жеребца. Она засомневалась — найдет n она сына. Поскольку Таура не знал, что Дротик мертв, он наверняка заберет своих кобыл и уйдет. И все-таки она попытается его найти. Но когда Бел Бел взобралась на самый верх, ей захотелось подойти к краю и в последний раз взглянуть вниз — быть может, чтобы убедиться: Дротик, который с самого первого дня их жизни в табуне изводил ее жеребенка, на самом деле мертв.
Она встала на серый гранитный край и заглянула вниз. Там лежала каштаново-золотистая груда, и она на какой-то момент забыла, что это сын Брауни. Сейчас, когда не видна была его узкая, заостренная голова, он выглядел копией Громобоя.
Позади послышался какой-то звук и напугал Бел Бел. Она молниеносно обернулась: из буша выходил Таура.
— Вокруг было так тихо, — сказал он. — Я хотел поглядеть, что случилось.
— Он не сумел остановиться, — ответила Бел Бел. — Он там, внизу, мертвый.
Таура заглянул за край, его влажные от пота уши нервно задергались.
— Отойди. — Бел Бел попятилась от края утеса. — Тут слишком открытое место. Пора тебе вернуться к твоим кобылам — и к кобылам Дротика, если они тебе нужны.
Золотистая красавица
Таура не забыл, что прошлой весной люди явились в горы рано, поэтому, когда снежные нанос длинными языками еще спускались с южных склонов, а в лощине лежал глубокий снег, Таура был уже начеку.
Он и гордился многочисленностью своего нынешнего табуна, и в то же время она приводил его в замешательство. Кроме видной черной кобылы, которую он добавил к своим серым, в табуне у Дротика имелись два странного вида мышастых жеребенка, каштановая дочь Дротика и молочно-белый жеребенок. На всех этих жеребят Таура, в общем, не обращал внимания, но сознавал, что из-за них табун передвигается медленнее и его труднее спрятать.
Они уже с неделю или немного дольше паслись в верховьях реки Крекенбек и ущелья Гроггина, как вдруг однажды поздним вечером до Тауры донеслись из буша какие-то звуки. Сперва звякнули удила, потом послышался шорох трущихся о стволы вьюков.
Он с табуном находился в стороне от тропы, по которой перегоняли скот, поэтому Таура велел кобылам стоять тихо, а сам беззвучно проскользнул сквозь темнеющий буш, подбираясь как можно ближе к чужим звукам. Внезапно он застыл на месте. По тропе шла светло-золотистая молодая кобылка, всадник, сидевший на ней, вел в поводу вьючную лошадь. За ним следовали другие вьючные лошади, потом лошадь, загоняющая скот, а процессию заключал еще один всадник. Но Таура смотрел только, а золотистую лошадку, на ее горделивую осанку, размашистый шаг, прелестные шелковистые гриву хвост.
Какое-то время он медленно пробирался между деревьями параллельно тропе, не отрывая глаз от лошадки.
Всадники, видимо, выдохлись, они сонно покачивались в седлах и даже не услыхали, как лошадка тихонько заржала, заметив в чаще Тауру.
Таура отлично знал, что люди держат путь к хижине Мертвой Лошади, так как вьючные лошади были нагружены запасами консервов, мукой, а также солью для скота. Он вернулся к своему табуну и отвел всех на ночь в безопасное место, зная, что сам вернется к хижине. Через несколько часов показался полумесяц, стало видно все вокруг, но не настолько, чтобы виден сделался он сам.
Прежде чем подойти к хижине, он прошелся вдоль загона для лошадей. Он видел вьючных лошадей, которые двигались внутри ограды точно беспокойные тени, но никаких признаков двух верховых лошадей, светлой и еще одной, он даже не заметил, какого цвета. Он решил, что их поставили в новом дворе, высокую загородку у которого они с Ураганом обследовали больше года назад.
Деревья позади двора давно вырубили, и теперь он, пустой, стоял перед хижиной на фоне лошадиного загона.
Таура медленно передвигался между деревьями, выбирая темные заводи полумрака, избегая освещенных луной прогалин. За ним наблюдал поссум с пытливым выражением на забавной заостренной мордочке. Он издал низкое хриплое ворчали и Таура услышал, как лошади на дворе завозились, зашаркали ногами. Он встал на самом краю леса и вгляделся в темноту двора. Да, там, посеребренная лунным светом, стояла прелестная кобылка. Она снова тихонько заржала, когда человек открыл дверь хижины. Свет фонаря «молния» смешался с лунным.
Чей-то голос произнес:
— Наверно, брамби близко.
И другой голос внутри хижины ответил:
— Не беспокойся. Забор высокий не перс прыгнут. Но все равно ты дурака свалял — нечего было вести ее сюда.
Затем дверь захлопнулась и фонарь погасили.
Таура переждал какое-то время, а потом направился по открытой площадке в сторону двора. Светлая кобылка подошла к загородке, дрожа от волнения, и просунула нос между досками, чтобы понюхать Тауру.
Она уже собралась заржать, но он остановил ее:
— Нет-нет. Тебе надо научиться молчать, если хочешь идти со мной. Как тебя зовут?
— Меня называют Золотинка. А ты, наверно, Таура, про которого говорят все лошади, а люди даже сложили про тебя песни и ноют их своему скоту. Люди зовут тебя Серебряный.
— Мое имя Таура, — гордо сказал он. — Моя мать Бел Бел дала его мне.
В этот момент гнедая вьючная лошадь, которая, дрожа, стояла во дворе, громко и пронзительно заржала. Таура совершенно бесшумно исчез в буше. Едва он успел спрятаться за первыми деревьями, как услыхал, что дверь хижины открылась и из нее вышел мужчина с фонариком в руке. Таура следил, как тот пошел прямо в сторону двора, где стояли фыркали вьючная лошадь и светлая кобылка. Там он перевернул фонарь и осветил землю. Услышав, как человек произнес: «Ха, неподкованная лошадь!» — Таура понял, что пора уходить, причем ступать надо по камням и по траве, не оставляя следов.
В прошлом году люди, которые пришли рано со своими вьючными лошадьми, оставались в хижине всего две ночи. Может быть, и нынешние тоже так поступят? А вдруг на следующую ночь они стреножат лошадей или будут караулить их по очереди, чтобы поймать его? Таура решил дождаться глубокой ночи, а потом вернуться к хижине.
Луна скрылась за грядой облаков, когда Таура опять очутился на краю буша и постоял, всматриваясь сквозь завесу кожистых листьев туда, где был двор. Он видел, как Золотинка беспокойно ходит по двору, но другая лошадь, похоже, спала.
Переступая с одной кочки снежной травы на другую, он направился на этот раз прямо к тому единственному месту изгороди, где рядом была трава, а не земля.
Золотинка снова подошла к нему.
— Высоко ли ты умеешь прыгать? — спросил Таура. — В загородке есть одно место, где она ниже, вон в том углу.
— Мне там ни за что не перепрыгнуть, — ответила она.
— Даже если я прыгну во двор и покажу тебе пример? — Разговаривая, он все время следил за гнедым. Стоит этому дурню заржать, и его план сорвется.
И тут гнедой зашевелился, вскинул голову, испуганно захрапел, а затем громко заржал.
— Прыгай — и за мной, — скомандовал Таура поворачивая к лесу. В хижине уже слышались стуки, мужской голос выбранился.
Таура рванулся прочь, ступая по траве. Он оглянулся, но Золотинка не тронулась с места, и не успел он еще добежать до деревьев, как услыхал скрип открывающейся двери. К тому моменту, как мужчина вышел наружу, Таура успел скрыться, но только что он был на волосок от опасности. Он видел как мужчина рыщет вокруг, видел, что тот озадачен, поскольку не находит никаких следов. Наконец он вернулся в хижину, но слышно было, как он ходит внутри дома, а затем Таура почуял запах дыма, выходящего из трубы.
И тут вдруг налетел предрассветный ветерок, он всколыхнул ночную темноту, тронул прохладными длинными пальцами шкуру Тауры, его уши, зашелестел в гуще эвкалиптовой листвы. Скоро наступит рассвет. Тауру не должны видеть, но он никак не мог заставить себя уйти и продолжат стоять на месте, не спуская глаз с высокой ограды. Мужчина вышел наружу с кружкой чая в руке и прислонился к ограде. Потом подозвал Золотинку. И, к удивлению Тауры, та подошла к человеку, взяла губами что-то из его руки и съела это.
Таура тряхнул головой и углубился в чащу. Он шел к своему табуну совершенно беззвучно. Позади раздалось ржание Золотинки. Он на минуту остановился и прислушался, он не мог взять в толк, как она ржет ему вслед и в то же время берет что-то из рук человека. И, однако, ее ржание укрепило его решимость переманить ее к себе.
Таура прошел через лес и обнаружил свой табун и прогалине, наполненной расплавленным золотом утреннего солнца. Как хороши его серые кобылы их жеребятами разного цвета и одной хорошенькой светлой. И только сейчас он осознал, как рискованно его намерение освободить Золотинку. Он не должен подвергать себя такому риску — преследуя его, люди могут обнаружить и его табун. Все-таки как было бы замечательно присоединить ее к серым.
В то утро он повел табун вверх, к хребту Бараньей Головы, и спрятал его в лощине, которая открывалась на северо-запад, где уже не было снега. Сам же он повернул назад к хижине, осторожно и тихо прошел сквозь густейший лес и не оставил буквально ни одного следа.
Все его чувства были обострены. Он слышал тихий шорох рано выползшей змеи, видел бусинки ее глаз. Он ощущал взгляды серых попугаев, видел их горчащие красные хохолки. Когда мимо него быстро проскакали два кенгуру, он стал ступать еще осторожнее. И наконец он расслышал звук подкопанных копыт вдали. Таура скользнул в глубину густого кустарника и стал ждать.
Он услышал, что приближаются две лошади, и когда понял, что они миновали его, то приблизился к тропе. Он увидел двоих всадников: один сидел на Золотинке, другой — на гнедом. Вьючных лошадей, очевидно, с собой не взяли, а это значило, что люди останутся в хижине еще на одну ночь.
Какое-то время он шел за ними, чтобы посмотреть что они делают. Они ехали куда придется, просто что-то высматривая. Если они ищут его следы, то зря теряют время, ничего не найдут.
Он повернул обратно к хижине и осмотрелся. Вьючные лошади паслись на отгороженном участке. Все было как он и предполагал. Он направился к хребту Бараньей Головы, к своему табуну.
Той ночью Таура снова отправился к хижине, гордо ступая по темному лесу еще до того, как показалась луна. Листья касались его плеч, от буша шел приятный запах ночной сырости. Таура все время думал, что бы сказала Бел Бел про его теперешний дерзкий поход. Но он знал — она поняла бы его.
И сама молочно-белая, Бел Бел оценила бы красоту молодой кобылки. Ураган, тот, конечно, счел бы его глупцом.
Долгое время Таура стоял на краю леса и наблюдал, слегка удивляясь, что Золотинка не подает признака того, что знает о его присутствии. Правда, он держался еще бесшумнее, чем прежде, а чувства у Золотинки не так обострены, как у диких лошадей.
Очаг и лампа в хижине не горели, повсюду было тихо. Лошадей как будто никто не сторожил, и они не были стреножены. Все еще опасаясь ловушки он вышел из-за деревьев, радуясь, что луна еще не взошла. Он дошел до ограды, кожу у него покалывало от нервного ожидания, однако ничего не произошло. Гнедой крепко спал.
Таура еще раз окинул забор взглядом и, ощущая весенний прилив сил и подъем духа, почувствовал уверенность в том, что сумеет перепрыгнуть ограду и увести Золотинку. Он попятился, потом как можно тише разбежался и прыгнул.
— Так, а теперь за мной! — приказал он Золотинке.
Гнедой проснулся, испуганно вскрикнул. Из хижины выбежал человек и заорал:
— Попался, голубчик!
— Скорей! — сказал Таура, сделал три шага короткого разбега и взвился в воздух. Колени его слегка ударились о верхнюю перекладину, казалось, что он парит в воздухе. Свистнула веревка, но упала, не долетев до Тауры. Ему казалось, что сердце у него сейчас разорвется от страха и натуги, но он перепрыгнул изгородь. К нему бросился другой человек с веревкой, но Таура бешено шарахнулся в сторону, когда веревка хлестнула его по бедру. Золотинка заржала ему вслед, но все еще оставалась во дворе. Таура заржал в ответ, но она не прыгнула. Он не понял, что человек накинул на нее аркан. Таура поскакал к лесу, заслышав, что люди похватали седла и уздечки. Но дикий жеребец, прекрасно знающий местность, он неминуемо должен был опередить людей, пока они седлали лошадей. Он помчался в сторону Каскадов — сторону, противоположную той, где находился его табун, так как людям естественно было предположить, что именно к табуну он направится.
Таура мчался сквозь ночь, и темнота окутывала его, как занавес. С дерева с криком взлетела белая сова, и жеребец в страхе шарахнулся в сторону. Он слышал, как люди нагоняют его, и свернул в горную лощину, а люди, поняв, что поймать его будет нелегко, вскоре сдались и прекратили погоню. Владелец Золотинки совершенно не желал, чтобы она повредила себе ноги в ночной погоне за брамби, к тому же людям стало ясно, что Золотинка может сыграть роль приманки для Тауры. Так что они решили остаться в хижине еще на одну ночь.
Утром они добавили еще несколько перекладин на низкой стороне изгороди.
Таура осмотрел тропу в Гроггин и понял, что люди не покинули горы. Он также всмотрелся в небо, угадывая приближение скверной погоды и чувствуя, что ее надо ждать в самом скором времени. Когда во второй половине дня люди так и не ушли, он поспешил к своему табуну и отвел его ниже по Крекенбеку, где в случае снегопада было где укрыться. Они еще не достигли лощины, как на вершинах гор завыл ветер и принес с собой колкие хлопья снега. Жеребята испуганно жались к матерям. Таура чувствовал, что отвечает за них, и оставался с ними ввиду надвигающейся метели. Колени у него, ушибленные об изгородь, одеревенели. Ему было приятно остаться со своими кобылами.
Всю ночь напролет валил холодный снег. Люди в хижине Мертвой Лошади потеряли всякую надежду на то, что светлый жеребец снова придет, и беспокоились уже только за своих лошадей. Вьючным лошадям было лучше, чем верховым — в загоне можно было укрыться под деревьями.