— Сеть ушла. — Семафоров спрятал мобильник в карман. — На Камне сети нет, так что позвонить с острова не удастся.
— Что у тебя за ринг–тон такой дурацкий? — спросил я. — Кудахтанье какое–то…
— Петушиный крик. И на звонке, и на будильнике.
— Зачем?
— Нравится. Я мобильник так запрограммировал, что у меня из него каждое утро, за десять минут до восхода солнца, кричит петух.
— Ну и для чего? — Я греб к острову.
— Я люблю на восход смотреть, это красиво. К тому же петушиный крик отпугивает нечистую силу. Она это… рассеивается.
— Понятно, — зевнул я. — Говорят, еще плевать в нее помогает…
До острова мы добрались быстро. Приковали лодку и отправились к зоопарку.
На шее у Семафорова болталось несколько разнокалиберных ключей, он достал самый большой и открыл служебный вход. Мы протиснулись в узкий коридор и стали пробираться между всякими граблями, лопатами, ящиками, сачками и предметами неясного мне назначения. Захламленность коридора никак не соотносилась с суперсовременным зданием зоопарка. Впрочем, такие типы, как Семафоров, могли все что угодно запустить до степени полной помоечности.
— А где животные? — спросил я, когда мы дошли до лестницы.
— Там, — махнул рукой Семафоров. — Они спят уже все…
— Я посмотреть хочу.
Я на самом деле хотел посмотреть на животных — как ни странно, но я был в зоопарке всего один раз, да и то с классной экскурсией. Почти год назад.
Семафоров немножко подумал, затем сказал:
— Нельзя смотреть на животных ночью. И вечером тоже нельзя…
— Почему? — спросил я.
— Потому… Потому что такие правила. У животных от этого активность снижается…
— А удои у них не падают?
— Удои у коров, — серьезно ответил Семафоров. — А у нас хищники. Так что…
— Так что я могу и назад вернуться, — сказал я. — У меня дела как раз есть…
Семафоров вздохнул, снял с шеи ключ и протянул мне. И сразу же передумал:
— Давай сначала в комнату отдыха поднимемся, посмотрим, все ли в порядке. А потом пойдешь посмотришь.
Я согласился.
Мы поднялись по лестнице, Семафоров открыл очередную дверь, и мы оказались в комнате персонала.
Комната впечатляла. Все как рассказывал Семафоров: и бильярд, и велотренажер. Кожаный диван, кожаные кресла. Холодильник. На стене дартс. Чуть сбоку чучело утконоса — Семафоров сказал, что это был реальный утконос, его прислал какой–то знакомый основателя зоопарка. И что утконос этот стоит, даже в чучельном состоянии, кучу баксов.
Дверь внушительного вида, на двери табличка «Директор».
Журнальный столик. На нем небольшая коробка, оклеенная желтой бумагой.
Семафоров сунулся в холодильник, достал банку с соком, налил себе большущий стакан, бухнул в него льда и принялся хлебать.
Я подошел к столику. Меня заинтересовала коробка. Бумага была какая–то необычная, апельсиново–кирпичного цвета, я такую раньше никогда не видел. И плотная. Как выделанная кожа.
— Что за посылка? — спросил я у Семафорова.
Он оторвался от своего сока, ткнул посылку пальцем. Сощурился.
— Написано не по–нашему, — заключил Семафоров. — Кажется… то ли испанский, то ли португальский, не поймешь, они очень похожи… Мехико… А, из Мексики.
— И чего вам из Мексики прислали?
— А черт его знает… Пелымов хотел, кажется, какую–то крысу выписать земноводную… Не знаю.
— Давай посмотрим? — предложил я.
Семафоров снова потыкал посылку пальцем.
— Не, — сказал он. — Пусть сами смотрят. А вдруг там заразные болезни? На этой крысе дурацкой какие угодно микробы могут быть! Передохнем, как тритоны.
Я поднял посылку. Она оказалась на удивление тяжелой, будто внутри было несколько кирпичей. Потряс.
В посылке что–то бултыхалось.
— Никакой крысы там нет, — сказал я. — Если бы там была крыса, в упаковке просверлили бы дырочки. А дырочек нет. Крысе дышать нечем. Ясно?
Я вернул посылку на стол.
— Налей мне соку лучше, Семафоров.
Семафоров снова направился к холодильнику и стал стряпать мне коктейль.
Потом обернулся — и тут же хлопнул стакан об пол. Его дрожащий палец указывал в сторону посылки, которая активно подпрыгивала в центре журнального столика.
— Что это? — шепотом спросил Семафоров.
— Не знаю. — Я осторожно подошел к столу.
— Может, там бомба?
— Бомба не подпрыгивала бы, бомба взорвалась бы. Да и зачем кому–то вам бомбу присылать?
— А что тогда?
Посылка продолжала мелко подпрыгивать. Будто внутри сидел кто–то сильный и энергичный.
— Есть такие японские маленькие роботы, — предположил я. — Может, кто–то такого прислал… Вот он и прыгает…
— Зачем присылать робота?
Я был согласен с Семафоровым — посылать робота ценой как минимум две тысячи баксов? Хотя…
— Может, это друзья хозяина?
— Друзья хозяина ему в офис бы прислали, а не сюда. Я даже не знаю…
Мне надоело болтать попусту, я вытянул руку и положил на коробку. И почувствовал. На самом деле что–то сильное.
— Надо вскрыть, — сказал я.
— Зачем? — насторожился Семафоров.
— Затем, что то, что там внутри, может сломаться. И начальник будет весьма недоволен.
Семафоров промычал что–то маловразумительное, достал из–за холодильника метлу и принялся заметать в совок осколки стакана.
Я устроился в кресле и наблюдал за коробкой. Она продолжала равномерно подскакивать.
Семафоров выкинул осколки и сказал:
— Ладно, давай вскроем.
Мне показалось, правда, что Семафоровым движет не боязнь за хозяйское имущество, а обычное любопытство. Он достал из стола узкий длинный кинжал для резки бумаги и протянул мне.
— Режь.
Я перехватил ножик, прижал посылку коленом и срезал сверху бумагу. Под ней оказался блестящий лист металла.
— Железо… — растерянно сказал Семафоров.
Я срезал бумагу сбоку. И сбоку оказался точно такой же лист металла, что было уже странно — посылать из Мексики железный кирпич… Кому надо?
— Не пойму… — Семафоров осмелился потрогать железный бок.
Тогда я срезал бумагу со всей посылки.
И везде обнаружился тот же самый металл. Небольшой железный сундучок. Наверху замок, ключ пристегнут тут же.
Семафоров уже протянул руку к ключу, но я его остановил.
— Чего? — не понял он.
— Подумай, Семафор, зачем посылать такую укрепленную посылку? Что там, внутри? Есть замки, которые не стоит открывать.
— Ну, не стоит так не стоит. — Семафоров пожал плечами и накрыл прыгающую посылку скатертью. — Только прыганье это раздражает.
— Не парься. Пусть прыгает. Во сколько свет выключат?
— Через двадцать минут.
— Тогда я пойду, посмотрю.
— Только близко к клеткам не подходи, а то разорутся — всю ночь потом не уснут.
— Не мигай, Семафор.
Глава 4. Каюк утконосу
Зоопарк был построен по кольцевому принципу. В центре лагуна с бегемотом и песчаный пляжик. Здоровенный валун. На валуне мачта, поддерживающая центр пластикового купола.
Самого бегемота в лагуне видно не было, только из воды торчали мясистые ноздри. И глаза, кажется. Впрочем, может, это был просто отсвет.
Вокруг лагуны шла асфальтированная дорожка. По внешним сторонам дорожки располагался ряд вольеров с животными. От самой дорожки вольеры были отделены толстым стеклом с дырками в палец. Это для того, чтобы всякие негодяйчики не могли кормить животных несвежими продуктами.
Я начал обход.
Первым был вольер с надписью «Орангутан обыкновенный. Кличка Густав». Я потихоньку посвистел, вызывая обезьяну из домика, но Густав не вышел. Только буркнул что–то презрительное и швырнул в меня кожурой от банана.
Скотина.
Впрочем, что возьмешь с обезьяны?
Следующий вольер был с павлином. Павлин оказался в наличии, клички у него не было никакой. Он сидел на жердочке, свесив вниз отросший хвост. Кажется, дрых.
Рядом с павлином располагался большой аквариум с анакондой. Анаконды тоже не было видно — то ли на дне пряталась, то ли в коряжнике. Клички анаконде, по моим представлениям, не полагалось. Но у этой она была, змеюку звали Аля.
Насколько я помнил, рядом с анакондой должен был обитать престарелый бенгальский тигр. Но тигра я так и не увидел. Едва я подошел к его вольеру, как со стороны административного здания послышался свинячий визг. Будто поросенку как–то умудрились прижать его короткий хвостик.
Я подпрыгнул: вопль повторился. И в нем отчетливо угадывался голос Семафорова. Я побежал назад, к административному зданию.
На полпути погас свет. Видимо, наступило десять часов, и автоматика отключила лампы под куполом. И, в темноте пролетев мимо двери, я воткнулся в стену.
Это было очень больно. Особенно в области носа.
Вопль повторился в третий раз. И на этот раз я расслышал в нем что–то вроде «мамочка, не надо». Я нащупал дверь, проник внутрь и рванул вверх по лестнице.
В комнате разыгрывалась кровавая драма. Так всегда пишут в книжках — «разыгрывалась кровавая драма».
Перед журнальным столиком стоял Семафоров.
Он бешено тряс рукой.
На руке у него висела какая–то белая штука. Что–то похожее на мягкую игрушку. Семафоров пытался оторвать от себя эту самую игрушку, но у него ничего не получалось. По пальцам его текла кровь. И пахло кровью здорово. И забрызгано все было вокруг. Даже чучело утконоса оказалось забрызгано, отчего тот приобрел какой–то двусмысленный вид. Глупая добродушная морда — и вся в крови!
— Помоги! — завизжал Семафоров, увидев меня. — Она меня жрет!
— Кто жрет? — тупо спросил я.
— Свинка!
Только теперь я понял, что существо, вцепившееся в руку Семафорова, было морской свинкой. Свинка мотала головой, сучила тонкими ножками и издавала хлюпающие звуки. Судя по всему, она от души вцепилась в руку Семафорова и теперь собиралась оттяпать ее по самую семафоровскую голову.
— Помоги! — кричал Семафоров.
Он умолял спасти его бессмысленную жизнь. Умолял и голосом, и всем своим видом.
Я снова оглядел комнату отдыха. Бильярдный стол. Шары. Кии. Два сломаны, видимо, после вчерашней драки. Один цел.
Я взял целый кий и огрел им свинку. Прямо по голове.
Вообще–то я большой гуманист и животных не обижаю, даже люблю. К тому же я прекрасно понимал, что особого ущерба свинка Семафорову не нанесет. Только вот…
Только вот она вполне могла на самом деле заразить Семафорова каким–нибудь морско–свинячьим бешенством. А это уже было опасно.
И я стукнул свинку кием.
Свинка удержалась. После такого удара здоровый мужик, пожалуй бы, на ногах не устоял. А свинка устояла.
Вернее, увисела. Потому что на зубах…
— Ай, — сказал Семафоров.
Свинка все–таки разжала челюсти и обвалилась на пол.
Семафоров засунул покусанные пальцы в рот.
— Зря это ты так делаешь, — сказал я. — Может заражение быть. Бешенство. Потом будут тебе уколы в пузо делать…
Семафоров выдернул пальцы и побежал залечиваться в душ.
Я присел над свинкой.
Она была белая. Глаза красные. Альбинос. Довольно упитанная. Жирненькая — я бы даже сказал. Правда, ножки несколько длинноваты и тонковаты для такой тушки. Жутко это смотрелось… А так ничего особенного: кожа, шерсть, под шерстью толстый слой сала.
На шее свинки красовался тяжелый ошейник из стальной проволоки. Проволока была сплетена в виде клыкастых черепов каких–то животных.
И еще одна странная особенность. У свинки были слишком большие зубы.
Вообще–то я никогда не видел раньше морских свинок вблизи, но мне как–то представлялось, что зубы у таких вот свинок должны быть как у кроликов. Два торчащих наружу передних резца.
А у этой свинки были все зубы очень хорошо развиты. Как будто к изрядной тяжелой челюсти прицепили небольшое пушистое тельце.
И особенно были развиты верхние клыки. Мощные и перепачканные в крови Семафорова.
Я подумал, что, может быть, это какая–то редкая разновидность из Латинской Америки, что–то вроде королевской свинки.
Слишком уж свинка выглядела устрашающе и серьезно. Я бы такую свинку не стал дарить своим детям, это точно. Такую свинку на цепи надо держать. Кстати, может, как раз для того, чтобы сажать ее на цепь, и был предназначен ошейник с черепами.
«Может, это особая, боевая морская свинка из Перу?» — решил я…
Свинка–убийца, подумал я.
Тут появился Семафоров с густо перемотанной бинтами рукой. От него исходил запах йода, спирта и еще какой–то медицины.
— Чуть палец не отгрызла, — сообщил Семафоров. — Бультерьер настоящий…
— Я тебе говорил, чтобы ты коробку не открывал? Зачем полез?
— Посмотреть интересно было, — признался Семафоров. — К тому же я думал, что там на самом деле робот…
— Робот… — передразнил я. — Если ее в железную коробку поместили — ясно же, что лучше не проверять…
— А теперь что? Она сдохла?
Семафоров указал пальцем на труп животного.
— А ты бы, интересно, не сдох, если бы тебе по башке дубиной стукнули? Хотя ты, наверное, не сдох бы…
— Может, все–таки проверить?
Семафоров взял графин с соком и принялся поливать животное.
Признаков жизни свинка не выказывала.
Я отодвинул Семафорова, взял со стола кинжал для разрезания бумаги и ткнул свинку в бок. Она не пошевелилась. Тогда я просунул лезвие между зубами животного и поднял свинку на уровень глаз.
Свинка все равно не шевелилась.
— Сдохла, кажется, — сказал я. — Теперь ты, Семафоров, убийца. Живодеришко мелкий…
— Это же ты ее кием хлопнул!
— По твоему наущению, — отбрил я. — А она, может, тыщу баксов стоит, она, может, редкая. Будешь здесь три года бесплатно работать…
— Надо ее в этот ящик засунуть и в реку бросить, — занервничал Семафоров. — Будто и не было никогда…
Внезапно свинка открыла глаза. Резко. Зубы ее сошлись, впившись в нержавейку бумагореза.
Я дернулся и выпустил кинжал на пол.
Свинка и кинжал упали с громким железным звуком. Зверюга отшвырнула нож зубами и тут же вскочила на лапки.
Семафоров спрятался у меня за спиной.
— Жива, — прошептал он, — жива, зараза…
Свинка неожиданно легко, одним прыжком, заскочила на журнальный столик. Зашипела — пасть ее раздвинулась, и клыки безобразно выставились наружу.
Семафоров громко ойкнул, шагнул назад, зацепился за что–то и повалился на спину. Свинка спрыгнула на пол. Пасть ее была раззявлена, клыки двигались будто сами по себе. Ужасные клыки.
Семафоров сел.
Свинка оглядела комнату мутными красноватыми глазками.
— Такого не бывает… — снова сказал Семафоров.
Зверюга зашипела. И снова выпустила клыки.
— Что это? — спросил я.
— Не знаю…
— Что это за свинка?!
— Не знаю… Таких не бывает…
Тварь двинулась к нам. Медленным, каким–то даже осмысленным шагом.
— Она что…
Свинка щелкнула зубами. Глаза у нее поблескивали, и я начинал чувствовать, как меня в эти глаза затягивает. Я тряхнул головой и поглядел на Семафорова. Тот сидел, обалдело глядя на свинку и слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— Семафор, не смотри ей в глаза, — сказал я.
Но Семафоров не слышал.
— В глаза не смотри…
Свинка заверещала и кинулась на нас.
Я схватил с подставки чучело утконоса и огрел эту зверину. Свинка схватила утконоса за его плоское утиное рыло и выдернула чучело у меня из рук.
Тут я одурел окончательно. Эта свинища была сильнее меня. Маленькая, ничтожная морская свинка сильнее такого большого и могучего меня!
Свинка набросилась на утконоса и мгновенно растрепала его. Из чучела посыпались опилки и сушеные морские водоросли.
— Мама… — сказал Семафоров. — Утконос…
Я цапнул Семафорова за шиворот и оттащил в угол с «водохлебом». Там Семафоров собрался и поднялся на ноги. Зубы его громко стучали.
Свинка закончила с утконосом и снова повернулась к нам.
Я прижался к стене. Семафоров дрожал справа. Свинка наступала.
— Только не беги, — сказал я Семафорову. — А то вцепится в горло…
— Что делать? — шептал Семафоров. — Что это…
Я в бешеном темпе вертел головой. Ничего подходящего. Свинка отрезала нас, загнала. В угол. Только что «водохлебом» в нее кинуть. Но «водохлеб» большой, мне его даже с пола не оторвать.