Вся школа крикнула: «Согласны!..»
Только учительница музыки Бемоль промолчала. Она о чем-то задумалась, искоса поглядывала на «Элегию» и, кажется, ничего не слышала вокруг.
А Мария Сулеймановна сказала по-французски:
— Регарде! Смотрите, дети!.. У нас здесь, к сожалению, нет штанги. Но я думаю, что Катя сможет и без штанги показать свою могучую силу если, например, поднимет меня. Я ведь не очень легкая…
В зале засмеялись, кто-то даже захлопал. Всем было интересно.
— Ну что, Катя, сможешь ли приподнять меня хоть немного?
— Смогу! — уверенно сказала Катя. — Подумаешь, ничего особенного!
— Силь ву пле, Катрин! Пожалуйста, Катюша!
Катя спокойно подошла к Марии Сулеймановне, обняла ее, прошептала:
Успех-трава —
Рука-голова —
Чудное дело
Поехало смело!
И…
Мария Сулеймановна стояла неподвижно и растерянно улыбалась.
Катя из всех силенок старалась приподнять ее, и ничего не получалось. А ведь вчера все было так легко.
Катя еще раз повторила волшебный наговор. Она уже не шептала, а почти кричала, обернувшись к «Элегии»:
Успех-трава —
Рука-голова!..
Учительница французского языка не шелохнулась. Катя прыгала вокруг нее, подталкивала… Ни с места!
— Я больше не буду! — заплакала Катя.
— Хи-хи!.. — послышалось из разбитого пианино. — Хи-хи-хи!
И хотя, кроме Кати, этого хихиканья никто не услышал — в зале тоже начали смеяться. А когда Катя, подбежав к «Элегии», стукнула по крышке кулачком и крикнула: «Ну, что же ты!» — весь зал захохотал. Сначала засмеялся десятый класс, потом девятый… восьмые… а за ними — седьмые, шестые, пятые, четвертые, третьи… хохотал Катин второй «в»…
И только первые классы не смеялись: они не понимали, зачем эта девчонка с бантом бегает и прыгает вокруг учительницы.
Катя не просто плакала, она рыдала от обиды и унижения.
Тогда Берта Молбертовна — Бемоль — взяла девочку за руку и прошептала ей на ухо:
— Не плачь… Я все поняла…
Глава двенадцатая
«Дрожалка»
В тот же день во всех городских газетах было напечатано, что произошла ошибка, что девочка подняла штангу чисто случайно, что больше она никогда так делать не будет и что настоящий рекорд установил мастер спорта Жорик Сафьян.
Катя, конечно, огорчилась. Но расстраивалась недолго. Ведь в пенале хранились еще две травинки: синяя и зеленая. Теперь Катя решила быть осторожнее, чтобы следующий успех был ей по силам. И захотелось ей самой посмеяться над теми, кто весело хохотал над нею в школе. А что?.. Вот захочет Катя — и станет директором, и сразу же исключит из школы всех ребят! Захочет — и школьные каникулы будут длиною в целый год! Захочет — и у всех одни пятерки! Захочет — одни двойки!.. Вот смеху-то будет!..
И никакой силы не требуется. Все испугаются, станут просить: «Ах, не исключайте меня, пожалуйста, а то мне дома попадет!..»
…Вечером Катя сделала уроки и вышла погулять перед ужином.
В соседнем сквере она опять увидела того маленького одинокого мальчишку, который вчера убежал неизвестно почему.
Он неподвижно стоял возле саночек, смотрел на Катю широко раскрытыми глазами и, кажется, снова хотел пуститься наутек.
— Эй! — крикнула Катя. — Ты что, боишься меня?
Мальчишка не отвечал.
Он повернулся боком и приготовился удирать, как будто бы к нему приближалась не девчонка, а зеленый трехголовый дракон.
— Не убегай, — улыбнулась Катя как можно ласковее. — Я тебя не укушу.
— Не укусишь?.. — тихо спросил мальчик. — А вдруг ты меня побьешь?.. Я боюсь. Не подходи близко!
— Зачем же мне тебя бить? Ты дурак?
— Н-не з-знаю… Я не дурак, а все равно боюсь.
— Просто так боишься?
— Просто так…
— Ты, наверное, трус?
— Ага…
— Давно?
— Что — давно?
— Давно трусишь?
— Ага. Всю жизнь…
— А чего ж ты боишься?
— В-всего: с-собак, кошек, мальчишек, крокодилов…
— Первый раз вижу такого удивительного труса? А как же ты в школу ходишь?
— Н-никак не хожу. В школе с-страшно!
— Страшно? В школе?.. — Катя засмеялась. — Ну вот, ни капельки! Я каждый день хожу в школу, и никто меня там не укусил, не съел. Честное слово!.. И крокодилов там нет… Может быть, ты, больной?
— Ага… Бабушка говорит, что это у меня болезнь такая опасная под названием «дрожалка». Вроде скарлатины, только еще хуже… Ой, не подходи ко мне, а то убегу!..
— Что же ты здесь один делаешь?
— З-закаляюсь от страха. Бабушка пошла в магазин, а я тут ее жду и закаляюсь…
— Ты весь трясешься — замерз, наверное?
— Нет, я же не трясусь, а дрожу — это разница! И не от холода, а от страха. Видишь, скоро темнеть начнет — и вдруг вылезет в сквер кто-нибудь такой мохнатый, длинный, зубастый… Ой, боюсь!
— Да, тебе лечиться надо. Дрожалка — болезнь тяжелая.
— Ага… Д-доктор сказал, что от нее вылечиться трудно. Он сказал, что только чудо может помочь. Я ведь даже телевизор смотреть боюсь: там бегемотов показывают и р-раз-бойников с длинными ножами.
— Тебя как зовут?
— Тема…
— А меня Катя. Знаешь что… — Карамелькина задумалась немного. — Давай, Тема, дружить!
— Д-дру-жить?!.. Со мной еще никто не дружил, кроме бабушки. Д-давай… Только близко не подходи…
Но Катя все-таки сделала осторожно два шага вперед и постаралась получше рассмотреть Тему. На нем была огромная меховая шапка, от этого мальчик казался совсем крохотным, хотя ростом был даже повыше Кати. Большие круглые глаза все время моргали, а нижняя губа вздрагивала.
Катя спросила:
— Ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
— Б-боксером. Ведь боксеры никого не боятся. А бабушка говорит, что из меня ничего не получится, потому что в школу не хожу… А ты кем хочешь стать?
— Я?.. — Катя прищурилась и старалась говорить как можно равнодушнее. — Я директором школы буду. Завтра.
Нижняя губа у Темы перестала вздрагивать:
— Ты завтра будешь директором школы? Врешь. Девочек директоров не бывает. Директор должен быть взрослый: он все должен замечать, кто балуется, кто опоздал…
— Откуда знаешь? Ты же в школу не ходишь.
— А мне все бабушка рассказывает. Она каждый день в школе бывает — ей все известно.
— Тетенька Чудакова, что ли?
— Ага. Она.
— Хорошая тетенька, хвалила меня. Вот завтра стану директором и прикажу, чтобы ей сварили целое ведро вкусного компота.
— Катя, не ври. Разве ты можешь завтра стать директором?
— Могу. Во-первых, наш директор Иван Иванович уехал в Москву. А во-вторых, у меня есть успех-трава.
— Не люблю, когда девочки врут. Мне от этого страшно становится. Мальчишка может соврать, это ничего, а девочке нельзя!
— Почему девочке нельзя?
— Нельзя и все!
— Ладно. Попроси свою бабушку Чудакову — пусть завтра вечером отпустит тебя в сквер. И я все расскажу, как было.
— Честное слово — расскажешь по правде?
— Честное слово — расскажу!
Глава тринадцатая
Бемоль и ведьма
В то самое время, когда Катя разговаривала с Темой, учительница музыки Бемоль разговаривала с Кикиморой.
— Как же Вам не стыдно, мадам Кикимора? — сердилась Берта Мольбертовна. — Вас пожалели — подобрали на улице, определили в хорошую школу, дали квартиру, а вы балуетесь, шутки шутите.
— А нельзя, что ли? Посмеяться каждому хочется, даже ведьме.
— Но зачем же девочку обижать? Вся школа над ней хохотала.
— А ты ее не жалей: двоечница она, нечистая сила.
— Ручаюсь, что она исправит свою двойку!
— Когда исправит — тогда и волшебству конец. Все травинки-былинки Катька слопает к тому времени.
— Сколько их, этих ваших травинок?
— Три. Желтая и синяя — коротенькие, они для смеху — только на один раз. А зеленая — для серьезного дела, она — навсегда.
— Ох, не пойму я вас.
— А ведьму никто не понимает.
— Все равно, если в нашей школе будут происходить чудеса, я все расскажу директору Ивану Ивановичу, и он выгонит вас!
— Директор сейчас далеко. А завтра здесь будет другой директор — Екатерина Парамоновна, она устроит небольшой шурум-бурум. Хи-хи!
— Что устроит!
— Шурум-бурумчик маленький. Для CMtxy. Хи-хи-хи! И вдруг Кикимора запела:
Успех-трава —
Рука-голова!..
— Глупая песня! — рассердилась Бемоль. — И голос у вас противный, и никакого слуха!
Она захлопнула дверь актового зала и два раза повернула ключ в замке.
Но для ведьмы замков не существует.
Когда-то — это было давным-давно — я учился в школе.
Теперь, если мне иногда бывает грустно, если у меня портится настроение, я сразу же начинаю вспоминать свои школьные годы.
Вспоминаю одноклассников — мальчишек и девчонок. Вспоминаю учителей, которые никогда не обращались к ученикам на «ты», а только на «Вы». Стоит перед учителем какой-нибудь первоклашка, ковыряет в носу, а седой учитель говорит: «Послушайте, уважаемый Бобров, палец в нос засовывать опасно: вы можете что-нибудь сломать — или палец, или нос».
В то время, когда я был школьником, в стране было много неграмотных взрослых людей. И вот мы — ученики четвертого класса — учили пожилых дяденек и тетенек читать да писать. И они очень уважали своих маленьких учителей. Один рабочий сказал мне: «Простите, я не выучил урок — вчера много работы было». А я ему в ответ: «Ай-яй-яй! Придется вызвать вашего сына и рассказать о вашем поведении». Глупенький я был тогда, многого не понимал.
Да, школа — это единственное место в мире, где взрослые и дети занимаются одним общим делом. И это общее дело очень всем нужное, очень интересное, очень серьезное и, бывает, очень веселое.
А что если в мире вдруг исчезнут все школы?
Что будет, если люди сами перестанут учиться и перестанут учить других?
Тогда все погибнет. Жизнь на земле остановится. Никто не сумеет построить дом, никто не сумеет сшить себе штаны, никто не узнает, что было раньше и что будет потом. Не будет докторов, не будет художников, не будет пастухов, не будет пекарей…
Поэтому — да здравствует школа!
Да здравствуют школьники!
Ура учителям!
Глава четырнадцатая
Синяя травинка
Утром Катя записала в своем «Дневнике наблюдений за природой»: «Ветер — нет. Облака — нет. Мороз — 13 градусов». Как видно, день обещал быть хорошим — солнечным и тихим.
А неприятности начались уже на первом уроке.
Во время чистописания Катя неправильно соединила буквы «о» и «м». Потом неверно написала слово с безударной гласной: вместо «писатель» у нее получилось «пусатель». А когда учительница Серафима Матвеевна велела Кате исправить ошибку, то Катя написала «кусатель».
Серафима Матвеевна прочитала это вслух, и все ребята засмеялись.
Тогда Катя бойко встала с места, покрутила своими глазками направо-налево и сказала:
— Не смейте смеяться! Не люблю, когда надо мной смеются!
— Мы не над тобой смеемся, — ответила Серафима Матвеевна, — а над смешным словом, которое у тебя получилось. Успокойся, пожалуйста.
Но Катя не успокоилась:
— Как хочу, так и пишу. Есть писатели, а есть кусатели. Вы не знаете, а я знаю!
— Карамелькина! — сказала, нахмурившись, Серафима Матвеевна. — Кто здесь кого учит? Ты меня или я тебя? Садись, пожалуйста!
И тут Катя услышала, как под партой кто-то тихо вздохнул:
— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!.. Чего же ты, Катька, сидишь, как морковка в огороде? А где твоя синяя травинка-былинка? Кто сегодня директор, а?
Катя села, раскрыла пенал, быстро-быстро, словно кролик, схрумкала синюю травинку и прошептала:
Успех-трава —
Рука-голова —
Чудное дело
Поехало смело!
И произошло чудо!
Не успела Карамелькина договорить последнее слово, как Серафима Матвеевна торжественно объявила:
— Дети, встаньте! У нас в классе находится директор школы!.. Екатерина Парамоновна, разрешите продолжать урок?
— Ага! — небрежно кивнула Катя. — Продолжайте! Разрешаю!
Она поправила бант и, заложив руки за спину, гордо вышла из класса.
В школе было тихо: во всех классах шли занятия.
«Ой, что теперь будет? — вдруг испугалась Катя. — Ой, меня могут выгнать из школы… От мамы попадет… Ой, а вдруг я вправду стала директором?.. И зачем я только съела эту дурацкую траву?..»
Она остановилась перед высокой дверью с надписью: «Директор школы» — Катя еще ни разу в жизни не входила в эту дверь.
А тут дверь сама собой распахнулась, и Катя очутилась в светлом кабинете, где стоял большой письменный стол с телефоном и кресло.
«Ой!..» — подумала Катя, неизвестно почему подпрыгнула и плюхнулась в директорское кресло.
Глава пятнадцатая
В учительской
Прозвенел звонок на большую перемену, и в учительской собрались преподаватели.
— Слышали новость? — спросила Мария Сулеймановна. — У нас, оказывается, новый директор! Чудеса да и только!
— Да, — сказала Серафима Матвеевна. — Это ученица из моего класса Катя Карамелькина… То есть, я хотела сказать, Екатерина Парамоновна.
— Не может быть! — воскликнула Эвелина Сидоровна. — Разве может маленькая девочка управлять школой? Никогда не поверю.
— Ничего удивительного! — возразила Мария Сулеймановна. — Я слышала, что есть такие дети, которые в два месяца уже ходят, в пять месяцев читают газеты, а в три года заканчивают десятилетку. Надо немедленно дать телеграмму в Москву: пусть Иван Иванович расскажет по телевиденью, какого удивительного ребенка воспитала наша школа!
И тут в учительскую вошла Катя.
Учительница физики Эвелина Сидоровна растерялась и торжественно произнесла:
— Добро пожаловать, Екатерина Парамоновна! Я так рада…
— Правда? — кругленькие Катины глазки забегали во все стороны. — А помните, как мы с вами стояли около лимонного дерева и вы сказали, что я маленькая глупенькая девочка?
— Простите, Екатерина Парамоновна, я тогда ошиблась… Зато теперь я все, все поняла.
— Что же вы поняли? — Катя с интересом наклонила головку.
— Я поняла, что с детьми надо разговаривать с большим уважением — ведь каждый ребенок неожиданно может стать директором. И это так прекрасно!
— Ничего прекрасного… — Катя поморщилась и, кажется, вот-вот готова была заплакать. — Директором быть совсем не интересно. И от мамы попадет… Я не хочу быть директором. Я хочу…
Она не успела сказать, чего хочет, потому что в учительской появился милиционер Степан Степанович Степанов.
— Здравия желаю! — поздоровался он.
— Добрый день, товарищ Степанов, — ответили учителя.
— Здравствуйте, дядя Степа, — проговорила Катя немножко испуганно.
— Тут такое дело, товарищи учителя. Ваш ученик из пятого класса Василий Пробкин имеет собаку — большого пестрого дога. И с этой собакой часто перебегает улицу в неположенном месте: нарушает правила уличного движения. Мне нужно поговорить с директором школы…
— Вот наш директор, — Мария Сулеймановна обернулась к Кате. — Силь ву пле! Пожалуйста!
— Ди-рек-тор?! — Милиционер вытаращил глаза. — А где же Иван Иванович?
— Иван Иванович в Москве, а это другой директор.
— Ну, что ж, — сказал дядя Степа, — милиция ничему не удивляется, для милиции чудес не бывает… Так вот, товарищ директор, вы отвечаете за вашего ученика Василия Пробкина.