— Даём тебе важное поручение. Беги домой и скажи матери, что мы уехали по срочному делу и можем немного задержаться. А больше ни о чём не говори. Нам самим ещё ничего не известно. Понял?
Антон закивал головой и, переполненный гордостью, быстро побежал к своему подъезду.
— Не надо! — выкрикнул я. — Она не от них убежала, а с киностудии. Сейчас Аделька в новом фильме снимается!
Я очень хорошо сделал, что назвал лису по имени. Все сразу убедились, что я их не обманываю, и вручили мне поводок и лису. О такой удаче можно было только мечтать. Я поспешил с лисой к ребятам. Даже не стал пережидать дождь, который разошёлся. С Аделькой под дождём гораздо лучше идти: на тротуарах совсем нет прохожих. Они стоят, ёжась, в дверях магазинов и в подъездах домов и не ахают, видя лису на поводке.
Октябрята и Степан Григорьевич прятались от дождя всё в той же телефонной будке. И как они только там поместились! Даже дверца не закрывалась. Увидев меня, октябрята выскочили из будки, и мы все вместе, мокрые, но ужасно довольные, поспешили к проходной киностудии. По дороге я рассказал, как мне отдали в цирке лису.
— А Павлик всё ещё её ищет… — вздохнула Оля.
Мы передали лису администратору съёмочной группы, который ждал нас у проходной. Он тут же позвонил Нине Петровне, что с лисой всё в порядке.
Мы пошли обратно к тому месту, откуда Павлик убежал за лисой. Вдруг он вернулся и ждёт нас там? Но у телефонной будки никого не было.
— Поедем домой. Может быть, Павлик дома, — сказал Степан Григорьевич, — может, он уже сам нас ждёт.
Это предположение подбодрило ребят, и мы поехали домой. Гоша пошёл к Степану Григорьевичу за своим Кубариком, а мы с октябрятами побежали узнать, пришёл ли Павлик. Около дверей его квартиры я сказал:
— Ребята, я зайду один, а то наше появление может показаться подозрительным, если Павлика нет дома.
Октябрята спустились вниз.
— А, это ты, — узнал меня отец Павлика, — а твоего соученика нет дома. Носится где?то. Скажи, у тебя есть режим дня? Ты его выполняешь?
— Придерживаюсь, — пробормотал я. Мне было совсем не до праздных разговоров.
— Послушай, Пётр… — Сергей Никодимович привлёк меня к себе за пуговицу пальто и доверительно сказал: — Повлиял бы ты на моего оболтуса. Ужасно безалаберным стал! Раньше пятнышко где увидит, сейчас же сотрёт, а теперь… Вон посмотри, что после себя на столе оставил. И пахнет как?то неприятно. И что он только тут делает?!
Я посмотрел на письменный стол Сергея Никодимовича и еле сдержал улыбку. На середине стола валялся раскрытый портфель Павлика, а из него, извиваясь по всему столу, вылезала та самая копчёная верёвка, которой Павлик собирался заманить в ветлечебницу пса Буяна.
— Вот ты даже хмуришься, — заметил Сергей Никодимович.
— Он убрал бы всё, — сказал я, — просто не успел. У него сегодня ответственное поручение.
— По части шефства? — спросил Сергей Никодимович.
Я кивнул головой (в конце концов, это так и есть) и поспешил распрощаться. Октябрята даже не стали спрашивать меня, дома ли Павлик. И так всё было ясно.
На улице дул сильный ветер. Кругом под ногами белели лужи, а по тёмно?серому небу медленно ползли большие, тяжёлые тучи.
— Сейчас дождь пойдёт, Павлик весь промокнет. На нём одна курточка, — подумала вслух Олечка.
— Она непромокаемая, — постарался я успокоить Олечку.
— Искать его нужно, — решительно заявил Вадик, — он ведь не знает, что мы нашли лису.
— Нужно, нужно! — зашумели октябрята.
А Светка смущённо сказала:
— Меня не пустят, уже поздно.
— И меня не пустят. Меня, наверное, уже сейчас ругают, — сказал подошедший со своим Кубариком Гоша и обратился ко мне: — Тебя Степан Григорьевич зайти просил, он за Павлика волнуется.
— Идите все домой и будьте спокойны: Павлик наверняка скоро придёт. Вон какая погода, — сказал я октябрятам и побежал к Степану Григорьевичу…
— Павлика нет. Что же делать?
— Подождём немного, — сказал Степан Григорьевич. — Если не придёт до десяти, обратимся в милицию.
Я попросил Степана Григорьевича разрешить мне погулять с Арсом, пока не хлынул дождик, и вышел с ним во двор. Во дворе было неуютно, и мы пошли в парк. Обошли несколько дорожек и оказались за кинотеатром, возле нашего шалаша. Вдруг Арс насторожился. Из шалаша слышалось чьё?то всхлипывание.
— Арс, за мной! — приказал я металлическим голосом, и мы бросились к шалашу.
На ветках, которые мы с ребятами натаскали, чтобы удобнее было сидеть, лежал Павлик и ревел, как самая настоящая девчонка. Арс узнал его и принялся лизать в лицо.
— Всё пропало, — глотая слёзы, сказал мне Павлик, — я ни за что больше не вернусь домой…
— Успокойся, — сказал я, — лиса нашлась, а о том, что она убегала, Нина Петровна не знает.
— Где нашлась? — перестав плакать, спросил Павлик.
— В цирке. Она, когда выскочила из машины, туда побежала. По старой памяти.
— Какой же я дурак! Осёл! — начал ругать Павлик сам себя. — Не догадался, что цирк близко. Ведь ей, кроме цирка, бежать больше некуда.
— Мы бы тоже не догадались. Это Степан Григорьевич… — признался я. — Пошли! Твой отец уже интересовался, где ты пропадаешь.
Павлик поднялся с веток и сказал:
— Знаешь, Петька, после того, что произошло, я больше не могу быть тайным шефом.
Я хорошо понимал состояние Павлика, но всё же спросил его:
— Почему?
— Потому что тайный шеф должен быть находчивым и ловким, а не таким растяпой, как я.
— Какой же ты растяпа, если у вас произошла авария. — Это же ЧП. Вон ты даже поцарапанный. Лоб себе рассадил.
— Никакой аварии у нас не было. Затормозил шофёр резко, вот и всё, — отмахнулся он и, посмотрев на меня так, как смотрят на своих родителей провинившиеся дети, просительно сказал: — Поклянись, что ты никому меня не выдашь.
— А что такое? — насторожился я.
— Поклянись, тогда скажу, — упрямо повторил он.
— А чем?
— Ну, хоть двойкой в четверти.
Это была наша самая неприятная клятва, но я всё же сказал:
— Если я скажу кому?нибудь то, что ты мне сейчас доверишь, то нарочно завалю в четверти математику.
Павлик посмотрел на меня ещё пристальней и неожиданно заявил:
— Я сам отпустил лису с поводка.
— Сам?! Зачем?
— Чтобы ребята увидели, как ловко и быстро я её поймаю. Ведь тогда во дворе вы поймали лису без меня.
«Вот, оказывается, что заело Павлика». Я ужасно разозлился на него. Столько хлопот и неприятностей причинил. И всё из?за своего неуместного хвастовства.
— Этого я от тебя не ожидал, — сурово сказал я Павлику.
— Я думал, что тут же поймаю лису и все будут рады. Тогда наш авторитет ещё больше укрепился бы. А она ускользнула в подворотню, — начал оправдываться он.
— «Думал», — передразнил я Павлика, — а получилось наоборот. Вместо тебя лису нашли мы.
— Это?то и плохо, — вздохнул Павлик. — Вот если бы вы не нашли лису, а я догадался бы, что она в цирке, было бы всё по?другому.
— Если бы да кабы… — проворчал я. — Раз так не получилось, перестань хоть теперь людей волновать. Пошли домой!
— Хорошо, я пойду, — покорно согласился Павлик, — но я всё равно не покажусь октябрятам на глаза до тех пор, пока не придумаю, как мне восстановить свой авторитет.
— Придумывай скорее, — сказал я Павлику, — а то может случиться так, что мы потеряем не только авторитет, но и самих октябрят. — И я рассказал Павлику про встречу с вожатой у Степана Григорьевича и про пионерский актив, который она собирается провести.
Странные помощники
Как я ни убеждал Павлика, он был уверен, что наши подшефные втихомолку смеются над ним:
«Что это за вожатый? Всех учил, как обращаться с животными, а сам дрессированную лису приманить не смог».
А если бы они ещё знали, что Павлик отпустил лису нарочно, чтобы показать свою ловкость, а вместо этого обнаружил одно неумение, они совсем бы стали его презирать.
Павлика ужасно мучило всё случившееся. И потому на следующее утро, когда я зашёл за ним в школу, своё решение он не изменил.
— Пока не сделаю что?нибудь выдающееся, ни за что не покажусь октябрятам, — твёрдо повторил он.
— Что же ты сделаешь? — спросил я.
— Ещё не знаю, — задумчиво ответил Павлик.
Надеяться на то, что Павлик придумает что?то сам, было смешно. С первого по четвёртый класс он отличный бессменный санитар, прекрасно катается на велосипеде, в медицине лучше многих взрослых разбирается, но насчёт фантазии… с этим у Павлика дело обстоит хуже, чем у второгодников с ученьем. Когда нужно что?то придумать, Павлик только морщит лоб, а сам ждёт, что подскажут другие. Вот почему я понимал, что Павлику нужно помочь. Но, как назло, мне тоже ничего стоящего в голову не приходило.
Мы вышли от Павлика молчаливые. И, не произнося ни слова, дошли до школы. В вестибюле, у раздевалки, висело большое объявление: «Школьный комитет физкультуры проводит осенний кросс юных велосипедистов. В кроссе могут участвовать ребята пятых — восьмых классов. Запись у физоргов».
— Вот что тебя выручит! — хлопнул я Павлика по плечу.
— Ты думаешь? — спросил он меня и неуверенно проговорил: — А если я не завоюю первое место, тогда что?
— Не будешь уверен в своих силах — не участвуй в соревнованиях. Только и всего, — сказал я и тут же добавил: — Но ты обязательно всех опередишь. Помнишь, как ты гонял летом по нашей улице? Точно космическая ракета. Все так и шарахались! Велосипед — твоё второе призвание.
— Жалко, что я не катался в последнее время, — огорчился Павлик.
— Потренируешься и наверстаешь, — заверил я.
Мы побежали искать физорга, и он включил Павлика в список участников кросса.
— Ты объясни октябрятам, почему я не буду приходить это время на сборы, — немного повеселев, сказал мне Павлик, — занят, мол, на тренировках.
— Вот это настоящая уважительная причина, — согласился я.
Но едва мы вошли в коридор третьего этажа, где был наш класс, как увидели у дверей всю звёздочку.
— Никакой конспирации не соблюдают! — ахнул я.
— Так ведь они ещё не знают о нашей отставке, — напомнил мне Павлик и молниеносно сбежал вниз по лестнице, точно что?то забыл в раздевалке.
И чего он всё так близко к сердцу принимает! Сказал бы сейчас ребятам, что сильно ударился, когда шофёр затормозил, и, пока тёр лоб, не заметил, куда делась лиса. Дверца будто бы сама открылась. Вот всё и было бы в порядке. А теперь оправдывайся за него… Я подошёл к нашим подшефным и объявил:
— Павлик пришёл вчера домой, как только мы разошлись. — И неожиданно для себя прибавил: — Он, оказывается, после меня тоже заходил в цирк, но я лису уже увёл.
— Догадался, значит! — обрадовалась Олечка.
Я поморщился, потому что сказал неправду, и тут же поскорее добавил:
— Теперь некоторое время Павлик не будет встречаться с нами. С сегодняшнего дня он начинает тренировки к велокроссу.
— Он будет участвовать в кроссе! — захлопала в ладоши Светка.
— Будет! — подтвердил я. — Он решил… — Я чуть было не проговорился, что Павлик этим соревнованием задумал поднять в их глазах свой пошатнувшийся авторитет, но вовремя удержался и перестроил фразу так: — Он хочет занять на этих соревнованиях одно из первых мест.
— Мы будем помогать ему тренироваться, — не к месту вызвался Гоша.
— Как? — спросил я.
— Будем кормить его во время тренировок, чтобы он не отвлекался на это, — пояснил Гоша. — Я видел в кино, как подкрепляли взрослых гонщиков, когда они соревновались.
— Это делают только на больших дистанциях, — сказал я Гоше, — а на тренировках никто никого не подкрепляет. Устал — остановись и поешь сам.
Но Гоша со мной не согласился и заявил, что после уроков он вынесет из дома пирожки с капустой и бутерброды.
— А я лимонаду принесу, — сказал Бориска, — вчера мама три бутылки купила.
На первом же уроке я передал наш разговор Павлику. После этого он решил тренироваться не у нас во дворе, где его могут увидеть ребята, а в парке, за шалашом. Там и народу сейчас стало меньше, да и велокросс как раз было намечено провести в парке. Вот Павлик и решил объездить все дорожки. Однако когда на другой день я посмотрел план его тренировок, то просто ужаснулся.
Утром, до школы, Павлик наметил себе проезжать два километра. (Это называлось у него разминкой.) Сразу после школы ещё четыре. (Утреннее расстояние он увеличивал вдвое.) Потом Павлик должен был делать уроки, а после них заниматься в парке бегом. Это было нужно ему, чтобы получше укрепить мышцы ног. Тут же после бега он наметил проезжать на велосипеде ещё пять километров. А вечером, перед сном, завершить тренировки контрольным кроссом, во время которого не допускать совершённых днём ошибок и закреплять выявленные достижения.