— Что ты, — засмеялся Витя. — В нашем учебном заведении обычной школой и не запахнет. Мы эту школу даже школой не назовем. Она будет невидимая.
— Значит, все будут сидеть в погребе?
— Да нет же. Неприметная она в том смысле, что ребята сами собой, незаметно будут втягиваться в изобретательские дела. Чтобы всем было интересно, мы объявим большой лагерный конкурс на лучшее применение крошки моторчика и в моделях и в наглядных пособиях. Да еще назначим премии. А предложения пусть они дают с девизами. Например, приносит в штаб конкурса кто-нибудь свою модель, ставит ее на стол, а на модельке изображен девиз, то есть значок, цифра, буква, слово. А кто скрывается под девизом, станет известно, когда распечатают конверт, на котором тоже есть такой девиз. Тут уж не подкопаешься: мол, он получил премию за милые глаза или по знакомству. Все одинаковы, все равны. Пусть модели говорят сами за себя. А придет время, конверты торжественно вскрывают, и выясняется, что, например, лучше всех задачу решили не старые изобретатели вроде нас с тобой, а группа тихонь девчонок или Артур Тортиков!
— Может, тогда не устраивать закрытого конкурса? — сказал было Мишка.
— Струсил? Оробел? — засмеялся Пуговкин. — Ну нет, приятель, отступать нам некуда. Я поговорил с начальником лагеря, и он уже наметил из двух вожатых и киномеханика жюри конкурса.
— А что, жюри — это от слова «журить»? — спросил Мишка друга, зная, что он БЭС, как БСЭ.
— Никто укорять тебя не собирается. Это словечко иностранное, означает группу судей, которые определяют, кто какое место занял при соревнованиях и состязаниях. Вот только нам с тобой бы в этом конкурсе с девизами не участвовать.
— Вот те раз! Соперников испугался? Сдрейфил? Что ж, все станут изобретать, а мы эти дни будем сидеть сложа руки? — разозлился Ромашкин. — А я-то размечтался нарисовать в виде девиза на своих моделях ромашку, а на твоих пуговку…
— Ну, подобные значки — такой прозрачный намек, что за ним и слепой разглядит и тебя и меня. Уж если взять девиз, то чтоб и комар носа не подточил. Начерти на моделях хотя бы знак вопроса иль изобрази слона, самолет, глаз, луну, треугольник, мышь. Вот тогда пусть попробуют разгадать, кто скрылся за этими значками. Но нам девизы не нужны. Мы с тобой станем, — сказал важно Пуговкин, — ка-та-ли-за-то-ра-ми!
— Чем, чем? — переспросил Мишка.
— Катализаторами. Они в ходу у химиков. Это особые вещества — ускорители химических превращений. Сами они остаются вроде неизменными, но в их присутствии все химические изменения убыстряются во много раз.
— Мудришь ты, Пуговкин! Сказал бы проще: ты и я будем инструкторами по моторчикам. Так, что ли?
— Ну так… — согласился Витька.
— Тогда держись. Отберу я себе группу девчат — есть среди них бойкие и толковые, — и мы обставим по моделям твоих мальчишек. Идет? Согласен?
Не согласиться Пуговкин не мог. Не в его правилах было увиливать от вызова, даже если этот вызов делал лучший его друг.
Друзья ударили, как водится при споре, по рукам и разошлись.
Мишка первым делом направился повидаться с Катей Пончиком. Как-то само собой получилось, что они последнее время стали встречаться чаще. Такие встречи не остались незамеченными. Однажды Пуговкин внимательно пошмыгал носом возле Мишки и, усмехнувшись, заявил:
— Пахнет… И давно пахнет…
— Чем пахнет? — удивился Ромашкин.
— Маслом. Жареным или вареным маслом. Ведь пончики приготовляются на масле. Ну, а ты стал что-то очень часто видеться с Пончиком, отсюда и запах масляный…
Девочки высказались иначе. В присутствии Кати Нюша и Нелли словно невзначай заговорили, что ромашка симпатичный цветок, вот только, когда гадаешь, всегда дает разные ответы…
Но Мишка и Катя от таких насмешек не перестали дружить. Наоборот, их дружба, выдержав первые испытания, стала крепче и уверенней.
— Знаешь, Пончик, — сказал Мишка Кате, — давай с тобой наладим среди девочек цепную реакцию…
Первоначально Катя ничего не поняла. Но понемногу ей стала ясна мысль Ромашкина. Он хотел, чтобы каждая девочка вовлекла в изобретательство по две подруги. Так камень, падая с горы, ударяется о два, эти два увлекают за собой уже четыре, и лавина разрастается. В физике и химии такое нарастание ударов, толчков от одной частицы к другой и называется цепной реакцией.
Катя пообещала ему поддержку.
Не дремал и Пуговкин.
В первый же вечер ребята долго не могли уснуть в своей спальне. Он стал рассказывать им о моторчике, о конкурсе, о девизах.
— Колоссально! — прервал его голос Тортикова. — Кому нужны твои дохленькие жужжалки мощностью в одну комариную силу?
— Дохленькие? В комариную? — вскипел Пуговкин. — Да ты знаешь, пижон в рассрочку, что эта крохотуля тянет груз весом в шесть-восемь килограммов, то есть почти в полпуда. Да ты сам-то такую гирю еле-еле поднимешь.
— Тогда дай, Пуговкин, нам спать. Хватит на ночь страшные сказки о своем моторчике рассказывать.
— Еще один вопрос, ребята, — сказал Мишка. — Сознавайтесь, кто свистнул у кинономеханика последнюю пару папиросок. Из взрослых курит он один, значит, это дело кого-то из ребят.
— А может, из девчат? — предположил Артур.
— Ну, нет уж. Девчата наверняка не брали, а вот у нас в комнате чувствуется, что кто-то папиросой порой балуется.
— Давайте спать, — послышались сонные голоса, и наступило молчание.
Утром наши друзья, как всегда, вдвоем отправились за содействием к дяде Сереже. Они бывали у него частенько — то за материалами, то за инструментами, то просто за советом.
Пока шефы приобретали моторчики, друзья вместе с дядей Сережей поразмыслили над небольшим плакатом, который назвали «Может-поможет». После долгих споров они решили на плакате поместить простейшие образцы гибких валиков, без которых было трудно к моторчику подключать модельки. Валики были всякие: из резиновой трубки для ниппелей от колес велосипеда, из пластмассовых оболочек медных проводов, из тугих пружинок, навитых из проволоки на тонкий гвоздь.
Были даже соединительные валики из соломинок — они легко надевались на ось мотора. Тут же на плакате ребята показали способ, как уменьшить блоками скорость вращения двигателя.
Разные по величине блоки оказалось нетрудно сделать из двух пуговиц, на которые надевалось резиновое кольцо, вырезанное из соски. В этих блоках приходилось только шилом, хотя бы из гвоздя, просверливать отверстия по центру. Те же пуговицы могли быть хорошими колесами для моделей всевозможных видов наземного транспорта.
Оформлением плаката занялись три юные художницы.
Потом они написали такое объявление о конкурсе, что раз прочтешь — три раза ахнешь.
Победителям были обещаны в награду и особые грамоты и много премий. Тут говорилось, что моторчик для модели получит каждый желающий, у кого есть предложение, как пустить его в работу.
И всем захотелось повидать и чудо-микродвигатель и попытать свою смекалку в таком необычном деле.
Понравилась ребятам и затея с девизами. Это придавало всему конкурсу некоторую заманчивую таинственность.
Главным консультантом по применению моторчиков был назначен дядя Сережа. Но только он пока запускал мотор от особого трансформатора, выпрямляющего и понижающего ток до четырех вольт.
— На вас, — заметил он, — на первых порах надо столько карманных батареек, что никакой карман не выдержит.
А на следующий день у Ромашкина случилось неприятное происшествие. Когда он утром надевал брюки, неожиданно из кармана выпали два окурка. Первым их заметил Тортиков.
— Глядите! Вот кто у киномеханика папиросы стреляет! Хорош дружок — виноватых ищет, а у самого нос в табаке!
И как ни оправдывался бедный Мишка, что он понятия не имеет, откуда к нему попали злосчастные окурки, и как ни уверял Витька, что они оба никогда никаких папирос в рот не брали, все ж многие ребята стали на них посматривать косо. Ведь выходило, что Ромашкин и Пуговкин стремятся на кого-то другого свалить свою вину.
Слухи поползли по лагерю.
После завтрака Мишка поздоровался было с Катей, но она отвернулась. Сурово и хмуро встретил их обычно приветливый дядя Сережа.
— Был у меня тут Тортиков. Значит, если вот уже несколько раз пропадало по паре папирос, то только потому, что вас двое. Вы и бывали чаще других… Нехорошо, очень нехорошо, — сказал он.
День помрачнел. Даже летнее яркое солнце не могло разогнать ту черную, тяжелую тучу подозрений, которая надвинулась на Мишку и Витьку. В дыму двух папиросок горела их изобретательская слава, их дела на пользу всем, их дружба с веселым цехом художниц. Как радужный мыльный пузырь, лопается вся школа изобретателей, конкурс, девизы… А их вечный недоброжелатель Артур Тортиков теперь ликует, гордо ходит во главе ватаги ребят, хвалится и сравнивает себя со знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом.
И положение наших друзей стало очень незавидным. У дяди Сережи они бывали чаще, чем кто-либо из ребят. У Ромашкина обнаружились два окурка. Они первые стали искать виновных. Все, все было, ох, как не в их пользу!
Через день-два ждали приезда начальника лагеря, и тогда должно было состояться обсуждение этого происшествия на совете дружины…
Первым нашелся Пуговкин. Он предложил снова пойти к киномеханику и на месте разузнать подробности пропажи проклятых папирос. У него понемногу созревала мысль, как найти настоящего воришку.
На этот раз дядя Сережа был в лучшем настроении:
— Погорячился я с вами, ребята. Уж больно с жаром Тортиков наговорил мне про вас. А если вдуматься, может статься, что вы тут ни при чем…
— Честное пионерское, мы не брали. Разве мы себе позволим проделывать такие пакости? — разом заговорили ребята.
— Все эти дни, когда были кражи, вы держали коробку на подоконнике? — спросил его Пуговкин.
Дядя Сережа ответил утвердительно — есть такая у него привычка: держать папиросы на видном месте, а окно при хорошей погоде — всегда настежь. Бери кому не лень…
— Тогда тот, кто таскает папиросы, попадется, как мышь в капкан! — воскликнул обрадованно Витька, и он принялся тихо-тихо шептать им о своем плане ловли мышки-воришки.
— Только вы, дядя Сережа, не берите пока свои папиросы из коробки. Заведите себе на время другие… А эти, на окне, пусть будут приманкой, как сало в мышеловке.
План Пуговкина киномеханик одобрил — он давно питал симпатию к нашим любознательным и неугомонным на выдумки друзьям. С разрешения дяди Сережи Витя взял ненадолго пачку папирос. Он что-то с ними проделал, потом положил их обратно так осторожно, словно это была теперь мина или бомба с сильной взрывчаткой, которая должна была неминуемо разорваться, если кто до нее дотронется.
Затем они все осторожно ушли из комнаты, где жил киномеханик, оставив лежать пачку папирос точно на том же месте, где она была все эти дни. И вечером бомба взорвалась! Впрочем, расскажем все по порядку.
На совет дружины были вызваны четверо причастных к происшествию лиц. Тортиков явился, задрав нос, как герой дня. Пуговкин и Ромашкин были чем-то озабочены, и лишь дядя Сережа сразу подошел к Артуру и почему-то спросил:
— А ну, покажи язык. Ты не больной? Так… Все ясно, — и сразу попросил себе слова и стакан воды. Ему дали воду. И многие подумали — небось сейчас дядя Сережа собирается говорить долго-долго, для чего и запасается заранее водой.
К общему удивлению, дядя Сережа осторожно вынул из коробки папиросу и молча стал ею размешивать воду в стакане. И тут все увидели, как в стакане появилась лиловая, как школьные чернила, жидкость.
— Дело в том, — объяснил он, — что папиросы из этой пачки, из которой и сегодня пропали еще две штуки, слегка припудрены серым порошком из грифеля чернильного карандаша. Кто такую папироску выкурит, у того станет рот, как грязная чернильница.
А теперь пусть Пуговкин, Тортиков и Ромашкин встанут рядом и разом покажут нам свои языки.
И тут все неожиданно увидели, что у лагерного Шерлока Холмса был такой язык, словно он старательно вылизал с десяток хороших клякс.
И потом раздался взрыв… разумеется, не бомбы или мины, а взрыв хохота. Один Тортиков ничего не понимал до тех пор, пока к его носу не поднесли зеркало.
Через две минуты покрасневший сыщик, чуть не плача, признался во всем.
Завидуя успехам Пуговкина и Ромашкина и боясь, как бы они не раскрыли, кто таскает у дяди Сережи папиросы, он ночью подкинул Ромашкину два окурка и стал всюду позорить друзей. Но не на таковых напал!
— Не рой яму другому, — сказал ему потом Ромашкин, — сам в нее угодишь…
За этакое дело решили было выгнать Тортикова из лагеря. Но тут опять попросил слова дядя Сережа:
— Выгнать его всегда успеете, это дело нетрудное — гораздо труднее проследить, чтобы толчок мозгам, который получил сейчас Артур, не остался бесследным. Пусть он даст свое честное пионерское, что не будет никогда ни курить, ни жульничать. Это во-первых, а во-вторых, пусть он попросит прощения у Виктора и Михаила. И, в-третьих, хватит ему лодырничать, неужели он, например, не мажет придумать что-нибудь дельное для конкурса с микромоторчиком?
Стоит ли описывать тихий виноватый лепет Артура, когда он выпрашивал прощение, когда он давал свое честное пионерское исправиться!
Гораздо интересней вернуться снова к школе изобретателей, к конкурсу и к нашим повеселевшим друзьям.
Мрачные тучи, которые было нависли над их вихрастыми головами, рассеялись, и они с удвоенной силой занялись организацией школы изобретателей.
Снова Мишка стал чаще встречаться с Катюшей. Им надо было вместе напридумать позанятней моделей и утереть нос Пуговкину. Ну, а Тортиков, чтобы побыстрей избавиться от своего лилового языка, пытался даже втихомолку жевать мыло… Но бесполезно — все равно несколько дней его рот был фиолетовым. Он даже временно получил прозвища «чернильница» и «клякса»… Но его взял под свою защиту Витька.
— Посмеялись — и хватит, — сказал он ребятам, — дайте и Артуру спокойно поизобретать…
Многие юные конструкторы тут же потребовали моторчики, но дядя Сережа образумил таким рассуждением:
— Заметьте себе, ребятки, на автозаводах, где изготовляются, например, грузовики, сборку машин начинают не с мотора. Вы покажите сначала мне каркасы своих машин и приборчиков, а потом уже прилаживайте к ним микроэлектродвигатели.
У Ромашкина и Пуговкина настали хлопотливые дни. Они были нарасхват. С ними беспрерывно советовались ребята и поодиночке и небольшими группами. Пока все конструкции держались в тайне, ведь конкурс был с девизами. И все хотели придумать что-нибудь понеобычайней, позанимательней… Задача была трудной — ведь в летнем лагере нет тех мастерских, как при школах или станциях юных техников. Значит, надо было поостроумнее использовать всевозможные скромные средства. Друзья позаботились и об оформлении выставки-конкурса. Помимо красивой вывески у входа, укрепили плакат со стихами Ромашкина: