- Эй, парень, - шептали они ему на ухо. - Разбогатеть хочешь? Давай, поставь на счастье. Выиграешь! Ей-богу! Хочешь, давай со мной на пару! Я умею, меня этот хромач не проведет...
- А ну вас! Катитесь, - отмахивался от них Ленька. - Знаю я вас. Не на такого напали...
...Погубили его черные детские рейтузы.
Краснощекая тетка несла их, развесив на вытянутой руке, и тоненьким голосом кричала:
- А вот кому рейтузики!.. Теплые... шерстяные... Век носить - не сносить. Рейтузики... рейтузики кому? Дешево отдаю.
Ленька вспомнил, что по его вине сестра осталась без зимних рейтуз, подумал, что, имея большие деньги, он сможет купить и подарить Ляле эти рейтузы, остановился и сказал себе:
"А что - попробовать, что ли? Ведь это только простачки проигрывают, которые не знают всех тонкостей игры, а у меня глаз наметанный, меня на арапа не возьмешь..."
Он вспомнил, что у него есть еще тридцать миллионов сверх той суммы, которую он должен был уплатить своим кредиторам, и решил, что если будет играть, то только на эти деньги.
Зайдя в какой-то подъезд, он откинул полу шубейки, отстегнул булавку, вытащил из пачки потоньше три бумажки по 10 000 000 рублей, зашпилил карман и вернулся на рынок. Несколько минут он стоял в толпе, окружавшей марафетчика, и приглядывался, следил за серебряной стрелкой, которая быстро бегала по размалеванному кругу рулетки. Он заметил, что выигрывают у поднатчиков чаще всего цифры 8 и 12.
"Поставлю на двенадцать", - подумал он.
- Эй, браток, - зашептал ему на ухо какой-то подвыпивший верзила. Давай на пару поставим? У меня пять лимонов есть, и ты пятишник ставь. Выиграем - пополам.
- Ладно, не лезь, - сказал Ленька. - Я и сам поставлю...
- А ну, давай, давай, - обрадовался тот, освобождая для Леньки место у табуретки и довольно заметно подмигивая хозяину игры.
"Ничего, ничего, мигай, - подумал Ленька. - Увидим, как ты сейчас замигаешь".
- Значит... если выиграю, за миллион пять получаю? - спросил он у марафетчика.
- Ручаюсь! - воскликнул тот, выхватывая из-за пазухи порядочный ворох скомканных и засаленных дензнаков.
- Ставлю на двенадцатый номер, - сказал Ленька дрогнувшим голосом.
- А ну, ставь.
Ленька свернул трубочкой десятимиллионную бумажку и положил ее на краешек табурета - против цифры "12".
- Кручу, верчу, деньги плачу! - весело закричал инвалид и действительно ударом толстого пальца раскрутил серебряную стрелку рулетки. Она завертелась с быстротой велосипедного колеса, превратилась в один сплошной, сияющий и колеблющийся круг, потом этот круг стал суживаться, тускнеть, стрелка побежала потише, закачалась, заерзала и остановилась против цифры "12".
- А, черт! - с досадой сказал марафетчик. - Ну что ж, на, получай.
Он вытащил из-за пазухи ворох дензнаков, послюнил палец и, небрежно отсчитав, протянул Леньке пять бумажек по 10 миллионов.
"Ловко я!" - подумал Ленька.
- Еще будешь? - спросили у него.
- Буду, конечно, - усмехнулся Ленька.
- Сколько ставишь?
Несколько секунд Ленька колебался.
- Давай, давай, парень, - шептали ему в оба уха. - Ставь, не бойся. Выиграешь...
Он знал, что нашептывают ему поднатчики, что они нарочно заманивают его, и все-таки этот назойливый лихорадочный шепот возбуждал и подхлестывал его.
- Пятьдесят, - сказал он.
Он опять поставил на "12". И опять серебряная стрелка остановилась у цифры "12".
- Вот бес! - с некоторым даже восхищением воскликнул марафетчик. - С тобой, брат, и играть опасно. Ну что ж, выиграл - получай. Сколько я тебе должен? Двести?
- Нет, не двести, а двести пятьдесят, - сказал Ленька.
- Что ж, на, бери, разоряй инвалида!..
"Да, пожалуй, тебя разоришь", - подумал Ленька.
- Ну, больше не будешь небось? - спросил инвалид, опасливо поглядывая на мальчика.
- Нет, почему? Буду, - сказал Ленька.
- Играешь?
- Играю.
- На сколько?
В руке у Леньки был зажат огромный комок, который даже трудно было держать.
- Вот на всё, - сказал он.
- На двести пятьдесят мильонов?
- Да, на двести пятьдесят.
Толпа ахнула.
"Сейчас обману их, - поставлю не на двенадцать, а на восемь".
Он видел, как жулики переглядывались и перемигивались между собой.
Он поставил на восьмерку. Но стрелка почему-то опять остановилась на двенадцати.
"Эх, надо было за "двенадцать" держаться!" - с досадой подумал Ленька.
- Промахнулся, браток, - с добродушной усмешкой проговорил инвалид, спокойно забирая деньги и засовывая их за пазуху. - Не пепла и тебе, как видно, фортуна улыбается. Еще будешь? - спросил он.
- Да, буду, - сказал Ленька.
Он видел, как из-за спины марафетчика какой-то человек в ватнике и в барашковой солдатской шапке отчаянно мигает ему и качает головой. Он понимал, что его предупреждают: не играй, плюнь, тебя обманывают, но азарт игры уже овладел им, он ничего не понимал, не соображал, не мог остановиться.
- На сколько играешь? - спросили у него.
- На столько же, - ответил Ленька.
- На двести пятьдесят?
- Да.
- Выкладывай деньги.
В руках у Леньки было всего двадцать миллионов.
- Я отдам, не беспокойтесь, у меня есть, - сказал он, похлопав себя по карману.
- Нет, брат, изволь деньги на кон. Этак по карману-то всякий умеет хлопнуть. Может, у тебя там семечки или огурец соленый...
- Пожалуйста... Семечки! - сказал Ленька, торопливо отворачивая полу шубейки и застывшими руками отстегивая булавку. Он вытащил из кармана запечатанную пачку, на которой было написано: "500 млн." У марафетчика и у поднатчиков забегали и заблестели глаза. Человек в барашковой шапке громко крякнул.
Руки у Леньки дрожали, когда он вскрывал пачку.
- Ладно, погоди, не рви, - остановил его марафетчик. - Долго считать. Проиграешь - тогда расплатишься. Я верю. Можешь не ставить. На какой номер играешь?
- Эй, парень, на двенадцатый, на двенадцатый, - зашептали со всех сторон поднатчики.
- На восьмой, - сказал Ленька.
Ему казалось, что серебряная стрелка никогда не остановится. Он перестал дышать. От страха и волнения его начало тошнить.
- Не угадал, - услышал он откуда-то очень издалека голос марафетчика.
Стрелка, покачиваясь, остановилась у цифры "12".
- Еще будешь?
- Да, буду, - уже не своим голосом ответил Ленька.
Он поставил на двенадцатый номер. Стрелка остановилась на шестерке. Он проиграл всю пачку. Он проиграл 20 миллионов, которые были у него на руках.
- Ну, кончил? - весело спросил марафетчик.
- Нет, не кончил, - прохрипел Ленька, доставая из кармана вторую пачку.
Через пять минут он держал в руках пять или шесть бумажек по десять миллионов. Это было все, что у него осталось.
- Давай, давай, парень! Играй! Выиграешь, - уже посмеиваясь, ворковали поднатчики.
Ленька увидел, как за спиной марафетчика человек в барашковой шапке презрительно усмехнулся и как губы его явственно и отчетливо выговорили: ду-рак.
- Играешь? - спросил марафетчик.
- А ну вас всех к чегту! - сказал задрожавшим голосом Ленька. Катитесь... оставьте... пустите меня... жулики!..
В горле у него было горько и сухо, как будто он наелся черемухи или волчьих ягод. Ничего не видя, он выбрался из толпы.
"Дурак... идиот... подлая тварь", - без жалости ругал он себя.
- Рейтузики... рейтузики не надо ли кому? - услышал он пискливый бабий голос. - А вот рейтузики... теплые... зимние... шерстяные...
"Господи, что же делать?! - воскликнул мысленно Ленька. - Пойти домой к маме, все рассказать ей?"
Нет, об этом даже думать было страшно.
Он подошел к решетке набережной... Фонтанка была покрыта грязным льдом. Он представил черную глубокую воду, которая медленно течет и колышется под этим ледяным покровом, и содрогнулся.
...Без всякой цели он бродил часа полтора по окрестным улицам. Было уже темно. Он замерз, проголодался.
На Мучном переулке зашел в маленькую чайную, сел в углу, заказал рисовую кашу, какао, два пирожных.
С мрачной прожорливостью он ел переваренную, темную, как топленое молоко, сладкую кашу, думая о том, что ест он, вероятно, последний раз в жизни. Вдруг он услышал у себя над головой радостный возглас:
- Хо! Кого я вижу?!
У столика стоял и улыбался своей безжизненной нервной улыбкой Волков. Он был в американской желтой кожаной куртке с цигейковым воротником-шалью, на голове его, сдвинутая набекрень, сидела котиковая шапка-чухонка.
- Разбогател? А? - спросил он, протягивая Леньке руку и показывая глазами на пирожные и прочую снедь.
- Да, - мрачно усмехнулся Ленька, - "газбогател"...
- Что же ты меня обманул, Леша? - сказал, присаживаясь к столу, Волков. - Обещал прийти и не пришел. А? Я ждал тебя...
- Мне некогда было, - пробормотал Ленька.
- Работаешь?
- Нет... учусь. То есть учился... Сейчас не учусь уже.
- Выгнали?
- Да, почти выгнали.
- Послушай, Леша, - сказал Волков, заглядывая Леньке в глаза. - Ты чем-то расстроен? А? Правильно? Угадал? Опять что-нибудь стряслось?
Ленька находился в таком состоянии, что любое, мало-мальски теплое и дружеское сочувствие, даже сочувствие такого человека, как Волков, было ему дорого. Он рассказал Волкову все, что с ним случилось.
- Эх, братец... какой ты, ей-богу, - сказал, усмехнувшись, Волков. Разве можно?.. У этих же марафетчиков такие кнопки, шпенечки. Они нажимают на каком номере нужно, на таком стрелка и останавливается.
- Ну их к чегту! - хмуро сказал Ленька.
- Правильно, - согласился Волков. - Послушай, Леша, - сказал он, помолчав и подумав, - ты оба пирожных будешь кушать?
- Бери, ешь, - мрачно кивнул Ленька.
- Мерси...
Волков подхватил грязными пальцами рассыпчатый "наполеон", широко открыл рот и сунул туда сразу половину пирожного.
- Постой, - сказал он, облизывая губы и смахивая с воротника слоеную крошку. - А сколько ты должен этому - своему патрону?
- Какому патрону?
- Ну, хозяину.
- Много, - вздохнул Ленька. - Шестьсот восемьдесят лимонов.
- Н-да. Это действительно много. А у тебя сколько имеется?
- А у меня - ни шиша не имеется. Вот все, что на руках - двадцать четыре лимона.
- И занять негде?
- Негде.
Волков доел пирожное, облизал пальцы и сказал:
- Я бы тебя, Леша, выручил охотно, но, видишь ли, я сейчас временно сам на колуне сижу.
- Я и не прошу, - сказал Ленька.
Волков минуту молчал, сдвинув к переносице тонкие брови.
- Погоди... Сейчас придумаем что-нибудь...
Он вытер о бахрому скатерти пальцы, напялил шапку, поднялся.
- Ладно... Идем. Достанем сейчас.
- Где?
- Неважно где. Беру на свою ответственность. Ты рассчитался?
- Да. Заплатил.
Они вышли на улицу. Волков шел уверенно, поглядывая по сторонам.
- А идти далеко? - спросил Ленька.
- Нет... Тут, совсем близко. Вот хотя бы - в этом доме.
Они свернули под ворота.
- Если спросят, куда идем, - негромко сказал Волков, - говори: в квартиру двадцать семь, к Якову Львовичу. Понял?
Ленька ничего не понял.
- Почему? - спросил он.
Волков не ответил.
На черной лестнице пахло кошатиной. На площадке мигала покрытая толстым слоем пыли десятисвечовая лампочка.
- А ну, нагибайся, - шепнул, останавливаясь, Волков.
- Что? - не понял Ленька.
- Ну, быстро! В чехарду играл когда-нибудь?
- Играл.
- Нагибайся же. Черт! Слышишь? Пока никого нет.
Ленька понял.
Он нагнул голову, ладонями уперся в стену. Волков быстро и легко, как цирковой акробат, вскочил ему на плечи. Что-то хрустнуло, на лестнице стало темно, на голову Леньке посыпалась пыль и кусочки штукатурки.
Он почувствовал, что его затошнило. Что-то внутри оборвалось.
"Кончено", - подумал он.
Волков бесшумно, по-кошачьи, спрыгнул на каменный пол.
- Есть! - услышал Ленька в темноте его радостный, возбужденный голос. Сто лимонов имеем. Живем, Леша. Пошли дальше!..
В этот вечер они свинтили в разных домах Мучного переулка восемь лампочек. В кустарной электротехнической мастерской на Гороховой улице продали эти лампочки по сто миллионов за штуку.
Тут же, на улице, Волков отсчитал и передал Леньке семьсот миллионов рублей.
- Ну, вот видишь, и заработали на твоего хозяйчика, - сказал он, улыбаясь и заглядывая Леньке в глаза. - С гаком даже. И мне, мальчишке, на молочишко кое-что осталось. Просто ведь?
- Просто, - согласился Ленька.
- Завтра пойдем?
- Что ж... пойдем, - сказал Ленька. Его все еще тошнило. И на сердце было пусто, как будто оттуда вынули что-то хорошее, доброе, с таким трудом собранное и накопленное.