Едва Джил произнесла «знаете», она запнулась просто потому, что огромный снежок, пролетевший между танцорами, попал прямо в нее и залепил ей рот. Сейчас она не обиделась бы, если бы в нее попали и двадцать снежков; однако с набитым ртом говорить невозможно. Когда Джил выплюнула снег и обрела голос, она почти все забыла от возбуждения. Она просто высунулась из дыры, как могла, и закричала танцорам:
— Помогите! Помогите! Мы зарыты в холме! Откопайте нас!
Нарнийцы, никогда не замечавшие дыры, очень удивились и стали осматриваться. Наконец они поняли, откуда идет голос. Увидев Джил, они бросились к ней, мигом взобрались на бугор и протянули к ней руки. Джил ухватилась за них и вывалилась из дыры в снег. Она поднялась и сказала:
— Давайте откопаем остальных!.. Там трое людей и две лошади. Там принц Рилиан!
Ее окружила толпа, потому что кроме танцоров здесь, было много зрителей, которых она сначала не заметила. Белки посыпались с деревьев, вперемешку с совами. Ежи спешили на коротких лапках, медведи и барсуки шли степенно. А пантера, взволнованно крутя хвостом, присоединилась к обществу последней.
Едва они поняли, что сказала Джил, как развили бурную деятельность.
— Живо за лопаты! — крикнули гномы. — За кирки! — и помчались к лесу.
— Разбудите-ка кротов, им и копать, — сказал кто-то. — А что она там сказала о принце Рилиане?
— Тсс! — прошипела пантера. — Бедная девочка не в своем уме. Шутка ли, столько пробыть внутри холма! Не понимает, что говорит.
— Вот именно, — сказал медведь.
— Да нет, она сказала, что принц Рилиан — это лошадь, — возразил кто-то.
— Нет, не говорила! — дерзко крикнула белка.
— Говорила, — возразила другая, еще более дерзкая.
— Да чт-т-то вы! Это п-п-правда! Какие вы глупые! — говорила Джил, стуча зубами от холода.
Дриада накинула на нее меховой плащ, а один услужливый фавн поспешил в пещеру за горячим питьем. Он еще не вернулся, когда гномы принесли лопаты и заступы, и работа закипела. Тут Джил услышала крик: «Эй, что ты делаешь! Опусти-ка меч!», а потом, «Ну, ну, юноша, полегче» — и даже: «Да, норов у него!» Джил поспешила к этому месту и, не зная, плакать ей или смеяться, увидела в дыре бледное и грязное лицо Юстэса. Он неистово размахивал мечом, пытаясь проткнуть всякого, кто к нему приблизится.
Конечно, для Юстэса последние минуты проходили совсем не так, как для Джил. Он слышал ее крик и видел исчезновение. Как и принц, и Хмур, он думал, что ее схватили враги. Он решил, что дыра ведет в другую пещеру, освещенную каким-то жутким светом и населенную неведомыми злыми тварями. Когда он уговорил Хмура подставить спину и ему, выхватил меч и высунул голову, он проявил большую храбрость. Другие бы тоже так сделали, но для них дверь была уж слишком мала. Юстэс был побольше Джил и не так ловок, вылезал он неуклюже, и обрушил вниз целый сугроб. Когда он смог разглядеть хоть что-то, к нему мчались десятки странных существ; удивительно ли, что он стал защищаться?
— Юстэс! — закричала Джил. — Это друзья! Неужели ты не видишь? Мы в Нарнии. Все хорошо.
Тут Юстэс все увидел, извинился перед гномами (они сказали: «Не за что, не за что!»). Множество коротких волосатых рук протянулось к нему. Джил сунула голову в темный проем и крикнула добрую весть остальным. Когда она снова подняла голову, она услышала, как Хмур сказал: «Бедная Джил! Слишком много перестрадала. Повредилась умом… Ничуть не удивлюсь! Вот всякое и мерещится!..»
Юстэсу тоже принесли теплый плащ и горячий грог. Пока они с Джил медленно пили его, гномы очистили весь снег вокруг дыры, так же весело работая кирками и лопатами, как плясали десять минут назад. Здесь на холоде, при лунном свете, под крупными нарнийскими звездами (они там ближе, чем у нас), среди добрых веселых лиц трудно было поверить, что где-то существует Подземье.
Грог еще пили, когда появилось с десяток заспанных и недовольных кротов. Едва они поняли, в чем дело, они охотно включились в работу. Даже фавны помогали, отвозили землю в маленьких тачках. Белки скакали туда и сюда, медведи и совы давали советы, уговаривали детей пойти в пещеру и поужинать у огня. Но дети и слышать не хотели об этом прежде, чем их друзей освободят.
В нашем мире никто не может так хорошо рыть землю, как гномы и кроты в Нарнии. Правда, они не считают это работой, они любят копать. Очень скоро в холме открылась большая дыра. Из темноты на лунный свет вышло длинноногое созданье в остроконечной шляпе (те, кто не видели кваклей, могли бы испугаться). За ним, ведя в поводу лошадей, следовал принц Рилиан.
Когда появился Хмур, со всех сторон раздались крики: «Да это же квакль! Хмур с Восточных болот! Как поживаешь, старина? А тебя ищут! Лорд Трам издал указ, назначил награду!» Но все смолкли в один миг, едва увидели принца — так замирает шум в классе, если заглянет директор. Все сразу поняли, кто это. Многие звери, гномы, дриады и фавны помнили его, а те, кто постарше — и самого короля в молодости (принц был очень похож на отца). Но его узнали бы все равно. Он был бледен, растрепан, утомлен, в черной пыльной одежде, но что-то было в его лице. Это есть у всех славных королей Нарнии, правящих волей Аслана и восседающих в Кэр-Паравеле на троне короля Питера. Все сразу обнажили головы и преклонили колена. А в следующий миг запрыгали, закричали, стали кувыркаться, целоваться, обниматься, так, что у Джил даже слезы выступили на глазах.
— Ваше высочество, — произнес старший из гномов, — мы просим вас отведать вон в той пещере наш скромный ужин, приготовленный по случаю Снежного Танца…
— Охотно, — ответил принц. — Наверное, ни один принц, рыцарь или медведь не были так голодны, как мы.
И все двинулись к пещере. Джил слышала, как Хмур говорил своим ближайшим спутникам:
— Нет, нет, моя история подождет. Ничего особенного со мной не было. Я хотел бы услышать новости. И не пытайтесь ничего приглаживать, прикрашивать, лучше узнать все сразу. Королевский корабль потерпел крушение? Сгорели леса? Прилетели драконы?
А все громко смеялись и говорили:
— Ах, квакли, квакли…
Дети падали с ног от усталости и голода, но тепло пещеры, огонь очага, отблески, пляшущие по стенам, и деревянный стол, как на ферме, и каменный пол, и разноцветная посуда оживили их. И все же они задремали, пока готовился ужин. А пока они дремали, принц Рилиан рассказывал об их приключениях старейшим зверям и мудрейшим гномам. Теперь все было ясно: и как злая Колдунья (конечно, та самая, что заморозила некогда Нарнию) убила королеву, а потом заколдовала самого принца; и как она вела подкоп под Нарнию, собираясь разделаться с ней и править от имени принца; и как он даже не подозревал, что земля, где он должен стать королем (лишь по имени, конечно), — его собственная страна. Судя по тому, что случилось с детьми, Колдунья была в сговоре со злыми великанами Харфанга.
— А урок из этого, ваше высочество, можно вывести такой, — сказал самый старый гном. — Ведьмы всегда хотят одного и того же, но в каждом столетьи действуют иначе!
Глава 16. ВСЕ ХОРОШО
Когда наутро Джил проснулась, она думала одну страшную секунду, что вернулась в Подземье. Но заметив, что лежит на вереске под пушистым плащом, и увидев, что огонь трещит в очаге (словно его только что разожгли), а в пещеру светит солнце, она все вспомнила и обрадовалась. Ей показалось, что пахнет жареными колбасками. Накануне она прекрасно поужинала, хотя и очень хотела спать, и сейчас ей смутно припомнилось, как гномы толпились у orня с огромными, больше них, сковородками, и жарили колбаски — не школьные сосиски, где сои больше, чем мяса, а настоящие, сочные, румяные. И жареную картошку она ела, и каленые орехи, и печеные яблоки, набитые изюмом, и мороженое, а пила шоколад.
Джил присела и огляделась. Хмур и Юстэс спали неподалеку.
— Эй, вы, вставать не собираетесь? — крикнула она. И услышала сонный голос где-то наверху:
— Фух-фух! Кто это спит до двух? Ух!
— Мне кажется, — сказала Джил, взглянув на большой пушистый ком перьев, громоздящийся на старинных часах в углу пещеры, — мне кажется, это наша Сова!
— Так, так! — зашумела Сова, вынимая из-под крыла голову и открывая один глаз. — Я прилетела сказать принцу то, что сообщила белка. Он уже отправился в дорогу. Вам нужно поспешить за ним. Доброго пути! — И голова ее вновь исчезла.
Больше Сова говорить не собиралась. Джил поднялась и стала искать, где бы ей умыться и как бы позавтракать. Тут в пещеру вошел маленький фавн, цокая козлиными копытцами по каменному полу.
— А, ты проснулась, дочь Евы, — сказал он. — Разбуди сына Адама, вам нужно отправляться в путь. Двое кентавров любезно предложили доставить вас в Кэр-Паравел! — и тихо добавил: — Вы, конечно, понимаете, что это особая, неслыханная честь — ехать верхом на кентавре. Ждать им не пристало.
— Где принц? — спросили Юстэс и Хмур, едва проснувшись.
— Отправился в Кэр-Паравел, чтобы встретить отца, — ответил фавн, которого звали Оррунс. — Корабль его величества вот-вот прибудет в гавань. Кажется, король повстречал Аслана — во сне или наяву, — и тот велел ему плыть назад и обещал, что в Нарнии он увидит сына.
Юстэс встал и вместе с Джил и фавном приготовил завтрак. Хмуру велели пока полежать. Кентавра по имени Облакон, знаменитого целителя, позвали взглянуть на его обожженные ступни.
— М-да! — сказал Хмур не без удовольствия. — Наверное, отрежет мне ногу по колено. Вот увидите. — Но в постели остался с радостью.
На завтрак была яичница с тостами, и Юстэс набросился на нее так, будто не ужинал совсем недавно.
— Знаешь, сын Адама, — сказал фавн, с некоторым страхом посматривая на него, — не стоит так уж сильно торопиться. Я думаю, кентавры еще завтракают.
— Значит, они очень поздно встали? — удивился Юстэс.
— Нет, — возразил фавн, — они встали до зари.
— Значит, они долго ждали завтрака? — снова удивился Юстэс.
— Нет, они начали есть, как только встали.
— Ужас какой! Они столько едят на завтрак?
— Разве ты не знаешь, что у кентавров два желудка, человеческий и лошадиный? И оба требуют еды. Так что они едят кашу, почки, омлет с грудинкой, бутерброды с ветчиной, мармелад, пьют кофе и пиво, потом часок пасутся и снова едят — теплые отруби, овес, а под конец мешок сахару — Вот почему так трудно приглашать к себе кентавра на денек-другой. Очень трудно…
В этот момент послышался топот лошадиных копыт по камням, и дети обернулись. Два кентавра, один с черной, другой с золотой бородой, стекающей на грудь, ожидали их, слегка наклонив головы, чтобы заглянуть в пещеру. Тут дети стали очень вежливыми и быстро кончили завтрак. Никто не назовет кентавра смешным, если увидит его. Они величавы и мудры (мудрости их научили звезды), редко веселятся, еще реже гневаются; но гнев их ужасен, как девятый вал.
— До свиданья, милый Хмур, — сказала Джил, подходя к постели квакля. — Прости, что я называла тебя занудой.
— И меня прости, — сказал Юстэс. — Ты — лучший на свете друг.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — сказала Джил.
— Навряд ли, — ответил Хмур. — Я не очень-то рассчитываю скоро попасть в свой старый вигвам. А принц — он славный малый, но здоровье у него… Наверное, совсем отощал под землей. Того и гляди, свалится.
— Хмур! — воскликнула Джил. — Старый притворщик! Вечно ты ноешь, как на похоронах, а сам, наверное, очень счастлив. Говоришь так, как будто всего на свете боишься, а на самом деле — храбрый, как… как лев.
— Ну, что до похорон… — начал Хмур, но Джил, услышав, что кентавры переступают копытами, очень удивила его: обняла за шею и поцеловала в грязновато-серую щеку; Юстэс пожал ему руку. Затем дети бросились к кентаврам, а квакль, откинувшись на постели, заметил про себя: «Вот уж не мечтал! Хотя я и в самом деле недурен».
Ехать на кентавре — большая честь (а кроме Юстэса и Джил, никто из нас ее не удостоился), но это еще и очень неудобно. Тот, кому дорога жизнь, не решится оседлать кентавра, а скакать без седла — удовольствие маленькое. Особенно — если вы, как Юстэс, не умеете ездить верхом. Однако кентавры держались вежливо и важно и, не поворачивая головы, рассказывали своим всадникам о свойствах трав и корней, о влиянии планет и о девяти именах Аслана. Как больно и тряско ни было детям, они отдали бы все, чтобы повторить это путешествие: снова увидеть поляны и склоны, сверкающие снегом, встретить кроликов, белок и птиц, желающих им доброго утра, подышать воздухом Нарнии и услышать голоса деревьев.
Они спустились к реке, ярко-синей при зимнем солнце, гораздо ниже последнего моста, который идет от городка Беруны, где красные крыши, и квакль перевез их на плоту (именно квакли выполняют в Нарнии почти все работы, связанные с водой и рыбой). А когда они переправились, то поскакали по южному берегу в Кэр-Паравел; и в самый миг прибытия увидели, что яркий корабль, похожий на огромную птицу, скользит по реке. Придворные стояли толпой от дворца до набережной, чтобы приветствовать короля Каспиана. Принц, сменивший темную одежду на алый плащ и серебряную кольчугу, стоял у воды, обнажив голову. Трам сидел рядом в своей повозочке. Дети увидели, что пробраться сквозь толпу невозможно, и попросили кентавров, чтобы те позволили им посидеть у них на спинах еще немного, поглядеть поверх голов — и кентавры милостиво разрешили.
Серебряные трубы заиграли на корабельной палубе, матросы бросили канат, мыши (разумеется, говорящие) и квакли закрепили его на берегу. Корабль пришвартовался. Музыканты, размещенные где-то в толпе, заиграли прекрасный торжественный марш. Мыши подали трап к борту. Джил думала увидеть короля Каспиана; но тут возникло замешательство. Один из лордов, очень бледный, сошел на берег и преклонил колено перед принцем и Трамом. Несколько минут были видны лишь три головы, склонившиеся вместе, но никто не слышал слов. Музыка играла по-прежнему, и все же народ насторожился. Затем на палубу медленно вышли четыре рыцаря. Когда они стали спускаться по трапу, все увидели, что они несут на постели старого короля, бледного и неподвижного. Они сошли вниз. Принц преклонил колено и обнял отца. Король Каспиан поднял руку и благословил сына. Народ закричал «ура», но не очень радостно, ведь что-то было не так. Потом король откинулся на подушки, музыка смолкла, наступила мертвая тишина. Принц уронил голову на носилки отца и заплакал.
Все зашептались и задвигались. Джил увидела, что те, на ком были шляпы, шлемы и капюшоны, обнажают головы. Потом она услыхала шуршание и хлопанье над замком — это приспускали знамя с золотым львом. А после этого медленно и жестоко зарыдали струны и трубы, и от музыки этой могло разорваться сердце.
Джил и Юстэс спустились со своих кентавров (те этого не заметили).
— Хотелось бы мне быть дома, — сказала Джил.
Юстэс молча кивнул и закусил губу.
— Я здесь, — послышался глубокий голос. Они обернулись и Увидели Льва, такого сильного, доброго, золотистого, что все остальное поблекло. Джил забыла об умершем короле и помнила только как Юстэс свалился из-за нее с обрыва, и как она напутала со знаками, и как они часто ссорились. Она хотела сказать: «Прости меня», но не смогла. Лев взглядом позвал их, и склонился к ним, и коснулся языком их бледных лиц:
— Не думайте больше об этом, — промолвил он. — Я не сержусь. Ведь вы выполнили то, ради чего я послал вас в Нарнию.
— Аслан, — спросила Джил, — можно нам вернуться домой?
— Да, — ответил Лев. — Я и пришел забрать вас.
Он широко открыл пасть и дунул. На этот раз они не почувствовали, что летят: им показалось, что они стоят, как стояли, а сильным дыханием Льва сдуло корабль, замок, снег и зимнее небо. Все это уплыло по воздуху, как кольца дыма, и неожиданно они оказались в сиянии полуденного летнего солнца на мягкой траве, среди высоких деревьев, у чистого, свежего ручья. Они вновь были на горе Аслана, высоко над тем миром, где лежит Нарния. Но траурная музыка по королю все звучала, хотя никто не смог бы сказать, откуда идет звук.