«Такие родители, — мелькнула тогда догадка, — для своего раскормленного тюфячка в лепешку расшибутся». Теперь эта мысль стала обрастать всякими существенными для данного случая подробностями. Нельзя ли у этих Столбовых собраться?
Алешка постоянно увязывался за Венькой на стадион, не против был поорать в вагоне метро: «Динамо»? Не-е-т! «Ливерпуль»? Не-е-ет! «Спартак»? Да, да, да! В Союзе нет еще пока команды лучше «Спартака»!»
Как-то после одной из «фанских» встреч Венька напросился к Столбовым в гости, хотел своими глазами оценить великие возможности, которые мог подарить этот дом. И старался, обольщал маму-актрису.
— О, этот ваш фильм «Оазис в пустыне»! Это шедевр! Это смелая попытка смешения жанровых и драматургических структур! Какое воссоздание среды, человеческих характеров, взаимоотношений, атмосферы времени!
Пыжова посмотрела на него с изумлением, а когда он принялся беззастенчиво нахваливать исполнение ею главной роли, то и вовсе прослезилась:
— Ах, мальчик, как тонко ты чувствуешь искусство!
— Вы были просто божественны! Вы превзошли себя! Какая яркая напряженность! Какая трансформация характера от комического гротеска до высот трагедийного звучания! — Венька немало потратил времени, чтобы заучить фразы из газетных рецензий, как стихи из школьной программы, и теперь уверенно завоевывал симпатии и доверие.
— А в театре, в театре ты меня видел, мой мальчик? — с восторгом умиления спрашивала актриса.
И юный обольститель, не задумываясь и не теряясь, сообщал, в какой «неописуемый экстаз» привел его спектакль, который он никогда не видел и о котором впервые услышал от самой Пыжовой в школьном коридоре.
— Алешенька, я давно мечтала, сынок, о таком друге для тебя! — красивым грудным голосом пела мама-актриса. — Ах, Вениамин, Вениамин, я буду рада всегда видеть вас в нашем доме…
Прибаукин улыбался, и хотя вполне добился успеха, все же не останавливался — ему понравилось завоевывать:
— Ну, что я такое? Вот ваш Алешка… Я дилетант, невежда, а он… почти профессионал… И какой умница!..
Прибаукин понимал, что никакая мать, а эта тем более, не устоит перед похвалами сыну. Трудно предположить, насколько затянулась бы эта беседа, если бы Алешка, такой добродушный, вдруг не взбесился.
— Кончай травить! — заорал он неожиданно. — И ты, ты тоже мотай достигать высот трагедийного звучания!
— Боже! — воздев холеные руки к высокому лепному потолку, воскликнула Пыжова. — Когда же наконец канет в небытие этот подростковый возраст?!
Вениамин задушил в себе улыбку и стал поспешно прощаться, почтительно раскланиваясь…
4
Вскоре компания собралась у Столбовых. Венька приказал всем не возникать, то есть вести себя благовоспитанно. Это входило в его планы дальнейшего завоевания.
Смотрели фильмы, отснятые семейством Столбовых в поездках по стране и за рубежом. Слушали музыку, записанную на отличной японской аппаратуре, танцевали.
Венька, пообещав праздник, поражал всех необычными яствами. Строгал яблоки, парил их в эмалированной кастрюлечке, добавлял варенье, мороженое, которое заботливо прихватил по дороге, и получалось нечто воздушное, великолепное. Фруктовые коктейли искрились в хрустальных бокалах и странно возбуждали, даже пьянили. Хотелось сидеть близко друг к другу, смотреть в глаза, шептаться, молчать, танцевать при свечах. Так Венька и задумывал, невидимыми, но вполне реальными нитями соединяя своих.
Для хозяина дома пригласили Машу Кожаеву. Она Алешке нравилась, Венька и это успел заметить. Маша пришла с радостью. Венька знал: она пытается восстановить прежние дружеские отношения с Клубничкиной. Пока Маша Кожаева не уехала с родителями в Париж, они жили в одном дворе, ходили в один детский сад и в первых классах сидели за одной партой. Но теперь Дубинина не подпускала Кожаеву к Клубничкиной, словно Клубничкина за эти годы превратилась в личную собственность Олеськи. Хитрый Венька все учитывал.
Была и козырная карта в его игре. Венька надеялся, что Кожаева расскажет «умникам», как провела время с Прибаукиным и его друзьями. Этого больше всего хотелось Веньке, и он чистил для Кожаевой апельсины, называл Мадонной и всячески обхаживал. Он всегда знал, что делает.
Все так и сложилось, как он задумал. Простодушная Маша Кожаева, не подозревая своего участия в интригах, рассказала Киссицкой и Холодовой о Венькиных коктейлях, о танцах при свечах и о фильмах, которые снимали в поездках Столбовы. И, что поделаешь, ничто человеческое оказалось не чуждо нареченным Цицерону и Сократу, не устояли они против прибаукинской хитрости. Они привыкли быть самыми умными и самыми способными в классе. Но и во всем другом, они считали, имеют право быть первыми. Пусть Дубинина и Клубничкина выглядят старше и дружат с мальчишками из старших классов. Старшие их не касались. В своем же классе все мальчишки, которых они выделяли, всегда были в их компании, с ними и ни с кем больше.
Киссицкая, не медля, собрала у себя Игоря Пирогова, Валерика Попова, Славу Кустова и Холодову, из-за которой Славка окончательно потерял голову. Позвали и Машу Кожаеву. Живя в Париже, Маша путешествовала по Италии, Турции, Голландии, отовсюду привезла интересные книги, записи, диски и занятно рассказывала обо всем, что видела. Но главное, Киссицкой не терпелось показать Кожаевой, как, в отличие от Прибаукина и Дубининой, общаются люди их круга. Пусть сравнит и доложит Прибаукину.
В тот вечер они говорили о передаче мыслей на расстоянии, об экстрасенсах, о спиритизме, об общении с душами усопших и о переселении душ. В последнее время это многих занимало, и они искали литературу, расспрашивали всех, кто хоть что-то знал об этом. Игорь рассказал о гипнотизере, который на глазах у большого зала совершал чудеса. Знакомые его родителей видели, как этот человек внушил всем, кто пожелал выйти на сцену, что они находятся в саду с апельсиновыми деревьями и никто их не видит. Немолодая женщина вдруг вскочила со стула, бросилась к предполагаемому дереву, буквально сдирая с его веток апельсины и жадно заталкивая их в воображаемую сумку. Парня, едва умевшего играть на пианино, гипнотизер заставил представить себя Листом и исполнять сложнейшие музыкальные произведения. Девушка под гипнозом возомнила себя англичанкой, бойко говорила по-английски, а вопрос, произнесенный на ее родном, русском языке, не поняла.
— Подкорка наша дремлет! — с восторгом заключил Игорь, — Если ее разбудить, раскрываются потенциальные возможности. И они огромны! Разуверившемуся в себе музыканту можно втолковать, что он гений. Язык учить не так, как мы долбим. Лечить болезни, пьянство и всякое свинство, вроде этих апельсинов…
Маша Кожаева, которая давно и всерьез увлекалась биологией и прочитала какие-то французские книжки, стала рассказывать об экстрасенсах. Маша утверждала, что сенсы способны не только передавать биоэнергию и лечить ею, но еще и чувствовать структуру всей Земли, обнаруживать «биопатогенные» зоны, несущие болезнь и неприятности людям. Уверяла, что некоторые — их называют «духовными астронавтами» — ощущают весь океан мирозданья в целом и знают, что у нашей старушки-Земли чудовищная аура. Она пропитана низменными человеческими инстинктами и думами. Такое осквернение Земли то же преступление, как и загрязнение воздуха, но только с этим пока еще не ведется борьба, потому что не все верят.
— Может, и правильно делают, что не верят? — усомнилась Холодова. — Бредятина все это.
— Вот-вот, — отозвалась Маша. — Один француз приблизительно так и пишет: мою бессмыслицу понять нетрудно, если вы уделите ей такое же внимание, с каким относитесь к чтению списка танцовщиц.
Игорь настолько внимательно слушал Машу Кожаеву, что хозяйка дома заволновалась, села за пианино, взяла несколько аккордов и заиграла Листа, бросив вскользь:
— Кстати, о гипнозе, исполнять Листа довольно сложно.
Холодова посмотрела на подругу насмешливо. Она сразу разгадала хитрость Киси, но промолчала. Киссицкая, перехватив ее взгляд, не решилась дольше утомлять всех своей игрой. Ей достаточно было вернуть себе общее внимание.
Киссицкую не сильно волновало загрязнение психической атмосферы Земли, зато не терпелось потанцевать с Игорем. И Игорь танцевал с нею. Подсел, когда пили чай. Все шло, как Оле хотелось: велись умные разговоры, Игорь от нее не отходил, всем все нравилось. И Дубинина с Клубничкиной, как и было задумано, узнали об этом!..
Класс с головой погрузился в нехитрые «игры» и совершенно перестал заниматься.
Завуч Виктория Петровна чувствовала, что страсти бурлят. От ее вездесущего взгляда не ускользнуло, что Пирогов дурачится на уроках ради Дубининой, а Киссицкая в такие моменты особенно зорко следит за Пироговым. Кустов из-за Холодовой не вылезает из троек, хотя раньше был отличником. Попов, самый примерный мальчик, вздыхает возле Клубничкиной, а из-за этой девочки, так она считала, уже пострадал любимый ее ученик, Саша Огнев, которого родители забрали в другую школу. Но больше всего ее тревожили отношения Прибаукина с Тесли.
Однажды, внезапно явившись на географию во время учебного фильма, Виктория Петровна увидела в темноте, что Прибаукин обнял и поглаживает Юстину. От возмущения завуч вскочила с места, бросилась зажигать свет, закричала: «Развратники! Мелкие развратники!» Никто ничего еще не сообразил, а она, задыхаясь от волнения, приказывала, чтобы явились родители Тесли и Прибаукина, и, хлопнув дверью, поспешно удалилась.
Юстина сидела красная, низко опустив голову, но географ погасил свет и принялся снова показывать свое учебное кино. Венька же и на этот раз не растерялся. Все видели, даже в темноте, как он снова обнял Юстину за плечи и громко, чтобы все слышали, сказал:
— У нас любовь. Мы, дружбаны, не можем сдерживать свои чувства, извините. Вопрос считаю закрытым.
Кому-то это было безразлично, а некоторые девчонки тайно завидовали Юстине.
Родители Прибаукина и Тесли в школу не пришли. У Прибаукиных из-за маленькой сестренки телефон часто отключали, а мать Юстины оказалась в очередной командировке. Все могло забыться, но Виктория Петровна не умела вовремя сдержать себя, ей не терпелось узнать, как далеко зашли отношения у Тесли с Прибаукиным? Завуч всегда чувствовала себя особенно ответственной за все, что происходило в стенах школы. И она намекнула Ольге Яковлевне, что неплохо было бы выяснить, «что там у юной пары»?
5
Ольга Яковлевна не настолько была глупа, чтобы не понимать, как плохо ведет она уроки физики. Путается в определениях, то и дело сбивается, объясняя урок, не может получить нужного результата в опытах. И она всячески задабривала Викторию Петровну. Заигрывала она и с учениками, пытаясь стать для них своею, доверенным лицом. После уроков она приглашала ребят в крохотную комнатушку-лабораторию позади кабинета физики, позволяла там покурить, обсудить школьные сплетни, посмеяться над Викторией. Все без лишних церемоний, по-братски, намного ли она была старше их?..
Ребята охотно к ней потянулись, а кое-кто из девчонок доверил ей и личные тайны. Но без конца перемывать косточки друг другу и учителям скоро ребятам наскучило. Ничего любопытного Ольга Яковлевна не знала, и постепенно теплые отношения угасали. Да еще все более очевидным становилось, что многое из сказанного доверительно Ольга Яковлевна докладывает завучу, выслуживается.
Как-то, зазвав к себе в лабораторию Прибаукина, классная вроде бы невзначай поинтересовалась: что же произошло на географии?
Венька взорвался:
— На географии, — процедил он сквозь зубы, — ровно ничего не произошло! Хотя ужасно хочется, чтобы что-то произошло. Я за свободу любви, а ты, Аленка? — Он впервые обратился к учительнице на «ты» и в глаза назвал ее Аленкой.
Ольга Яковлевна вспыхнула, заметалась, ударила Веньку по щеке и сама себя испугалась. От неожиданности Венька пошатнулся, но устоял, сказал, посмеиваясь:
— Нехорошо бить детей. Телесные наказания в школе давно уже осуждены общественностью, — и вышел из лаборатории, оставив Ольгу Яковлевну наедине со своими горькими мыслями.
На следующий день Прибаукин не подавал виду, что между ним и Ольгой Яковлевной что-то случилось. Ольга Яковлевна тоже будто не хотела ни о чем вспоминать. Вызвала Прибаукина к доске, поставила ему «четверку» хотя Венька отвечал невпопад, даже на наводящие вопросы. По физике он так отстал, что и при хорошем-то учителе вряд ли смог бы догнать товарищей.
И теперь все еще могло обойтись, если бы не Виктория Петровна. Как, действительно, удавалось ей поспевать к месту всех школьных происшествий?!
На переменке она придралась к Юстине:
— Опять распустила волосы! Начинается все с распущенных волос, а кончается распущенным поведением. Свободной любви им захотелось, ишь чего! Есть с кого пример брать…
Подумав, что Виктория Петровна намекает на поведение ее матери, которая разошлась с отцом и привела в дом молодого мужа, Юстина будто вросла в пол. Виктория Петровна могла растоптать кого угодно. Ответить ей Юстина не умела, и завуч именно поэтому приставала к Тесли больше, чем к остальным. Однако из того, что сгоряча прокричала Виктория Петровна, стало ясно, что Ольга Яковлевна все же донесла завучу на Прибаукина. Откуда же иначе это упоминание о свободной любви?..
Венька на переменах вечно мотался где-то по школе со своими «фанатами», но как только узнал обо всем, пришел в ярость. Опрометью бросился он к кабинету физики и вдруг вернулся. Объяснил:
— Время не вышло. Подождем. Когда у нас физика?
На физике, которая оказалась последним уроком, Прибаукин тянул руку выше всех.
— Я так хочу ответить, так хочу…
Ольга Яковлевна его не вызывала, чувствовала недоброе. Но Прибаукин мешал ей, и она не выдержала, сдалась. Медленно поднялся Вениамин со своей парты, как всегда неторопливо, проплыл к доске и, неожиданно резко повернувшись к Ольге Яковлевне, размахнулся и со всего маху… нет, не ударил, сделал вид, что бьет по щеке. Рука проскочила мимо, но все увидели страх в глазах учительницы.
— Не обижайся, Аленка, — в наполненной ужасом тишине сказал Прибаукин. — Ты преподала мне урок, я его запомнил и ответил тебе. Теперь все о’кей, мы квиты. Учителей не полагается бить по щекам, но и учеников тоже не полагается…
Ольга Яковлевна заплакала в голос и, обхватив голову руками, выбежала из класса. Тишина продержалась еще секунду и взорвалась невообразимым шумом. Все вскочили со своих мест, зашумели, перебивая друг друга. Большинство поддерживало Веньку, оправдывало его. Говорили, что Ольга и вправду двуличная. Вызывает ребят на откровенность, а потом все доносит Виктории. И учит плохо. Но Маша Кожаева не соглашалась. Она защищала Ольгу Яковлевну, говорила: «Подумайте, каково ей теперь? Подумайте!» И Кустов тоже жалел классную, говорил, что Виктория ей не простит, если узнает. Как она будет все объяснять Виктории?
И тут, как всегда, Холодова расставила все по местам:
— Ничего она объяснять не станет. Скажет, что мы сорвали урок. Подумаешь! Разом больше, разом меньше, какая невидаль! И вообще пошли отсюда поскорее. Дел по горло, а мы тут развели детский сад. Это ты, детка, — обратилась она к Вениамину, скривив рот в иронической усмешке, — запутал всех в вопросах своей свободной любви, — и ушла, помахивая портфелем.
В тот день шел ужасный дождь. Несколько ребят во главе с Прибаукиным забрели в подъезд, чтобы обсудить, как Венику вести себя дальше. Тогда они и попали в милицию.
6
Вечер, которого так настойчиво добивались всем классом, теперь пугал Киссицкую. Будет ли она достаточно привлекательна? Удержит ли подле себя Игоря?
Ей удавалось, не на всех уроках, но все же, сидеть с Пироговым. Не однажды он расшаркивался перед нею и на глазах у всех церемонно целовал руку или переносил портфель из кабинета в кабинет. На переменах Князь, как теперь его величали, охотно вступал в бесконечные философские разговоры и будто ни на кого, кроме нее, не обращал внимания. Но ей случалось все же перехватить странный взгляд Игоря, обращенный к Дубининой. Это постоянно держало Киссицкую в напряжении.