- А если я плавать не умею?
- Плавать не умеешь? - удивился Судак. - Вот смехота! Да ведь это проще всего - плавать! Войди в воду - сразу и поплывёшь!
- А не утону?
Судак со смеху чуть не захлебнулся. Даже пузыри пустил.
- Да что ты, - говорит, - кто же это в воде тонет? Мы вот, рыбы, всю жизнь в воде живём, и ни одна, слава богу, не утонула!
Вошла Выдра в воду осторожно-осторожно: сперва по грудку, потом по шейку... поплыла, поплыла... да вдруг как кинется на судака!
Еле-еле он от неё ушёл, только из хвоста она ему серёдку вырвала: был хвост лопатой, а стал уголками.
"Ой-ой-ой, - думает Судак, - ни за что не буду с незнакомыми разговаривать, особенно со зверями! Ты им - слово, а они - за хвост! Ишь звери!"
Сказать сказал, а язык-то всё чешется! Поплавал немного - в другом месте к берегу подплыл. Опять нос высунул.
Смотрит - на большом камне Незнакомка сидит, вся в перьях, беленькая, хорошенькая, а сама плачет жалостно-прежалостно: "Чаю! Чаю!"
Жалко её стало Судаку.
- Эй ты, - говорит, - беленькая, хорошенькая! Ты не зверь?
- Да что ты, - говорит Незнакомка, - я, чай, птица! Чай, знаешь, Чайка я!
- А чего же ты плачешь?
- Отчего плачу? Есть хочу, оттого и плачу!
- Есть хочешь? - удивился Судак. - Так зачем плакать? Возьми да поешь!
- Хорошо тебе советы давать! - говорит Чайка. - Я, чай, это и сама знаю! А что взять-то? Взять-то нечего, кроме песка да гальки!
Судак ну хохотать!
- Ох, уморила ты меня, - говорит наконец. - Еды сколько хочешь, а она говорит - есть нечего!
- Где?
- Да у нас в воде! И ракушки вкусные, и червяки, и раки ничего себе, а вкуснее всего... - Тут запнулся было Судачишка, да язык у него сам собой выговорил: - ...вкуснее всего - кой-какие рыбёшки!
И только у него эти слова вырвались - Чайка как взлетит, как ухватит его за спину, за самую середину!
Ну, Судак - он тоже не промах - кой-как извернулся, ушёл. Только плавник спинной ему Чайка изорвала - он у Судаков и по сие время неровный.
Уплыл Судак в море, на глубокое место. Еле-еле отдышался. Сам себя ругает ругательски!
"Так мне, Судаку-дураку, и нужно, - думает. - Ведь знал же, что не годится с незнакомыми разговаривать! Ну уж теперь хоть режьте меня - ни за что не буду! Зарок даю! Ни со зверями, ни с птицами! И к берегу не подплыву! Пусть у меня плавники отсохнут!"
И долго крепился, терпел. Целый день почти. Только уж к вечеру душа не вынесла - опять к берегу подобрался.
"Хоть одним глазком погляжу, - думает, - а говорить - ни-ни!"
Смотрит: что за чудо такое? Сидит на берегу Незнакомец, а кто он - и не понять! Вроде бы птица: нос птичий и посвистывает, да перьев нет! Вроде бы и зверь - да нет: на двух ногах и шерсти мало! Сидит, вечернюю зорьку встречает.
Глядел, глядел на него Судак, а заговорить боится: плавник-то ещё саднит.
А Незнакомец заметил Судака и говорит:
- Добрый вечер!
Судак молчит.
- Что же ты не отвечаешь? - говорит Незнакомец. - Невежливо, брат.
Молчит Судак.
- А-а, ты, наверно, говорить не умеешь, - догадался Незнакомец. Верно, верно, рыбы ведь говорить не умеют! Забыл я, извини!
Обидно стало Судачишке. До того обидно - мочи нет!
- Это мы-то не умеем? - выпалил. - Да мы, если хочешь знать, ого-го-го как умеем! Ещё и тебя научим!
- Да ну? - удивился Незнакомец. - Так что ж ты раньше-то молчал?
- А потому молчал, что я зарок дал - ни со зверями, ни с птицами не разговаривать, а то больно кусаться любят! Ты-то сам что за птица?
- Что ты, - говорит Незнакомец, - какая я тебе птица!
- Тогда, выходит, зверь?
- И не зверь я... Я, как бы тебе понятней объяснить... Человек я.
- Челове-ек? - повторил Судак. - Первый раз слышу! Ну, если Человек тогда ничего.
- Вот и я думаю - ничего, - говорит Незнакомец. - А тебя-то как звать?
- Судак.
- Ну, вот и познакомились, - говорит Человек. - Можем и побеседовать с тобой, пока я снасть налажу.
А сам на палку нитку привязывает.
- И для чего же такая снасть? - спрашивает Судак.
- Это я, - отвечает Человек, - врать тебе не стану - рыбки надумал наловить.
А Судак - от большого ума - как захохочет!
- Ры-ы-ыбки? - говорит. - Да как же это ты палкой рыбку ловить будешь?
- Там видно будет, - говорит Человек, а сам на нитку тоже что-то привязал - загогулинку какую-то.
- Хотя верно, - говорит Судак, - у нас в море-океане такая дура-рыба есть, что и на палку клюнет! Не поверишь, какая дура! Камни - и то хватает! Но, - говорит, - если хорошую рыбу хочешь подманить, ты ей...
И пошёл, и пошёл выкладывать: что какая рыба ест, да что особо любит, где ходит, да когда спит, да когда кормится.
Всё выложил. Болтал, болтал - даже самому есть захотелось.
И вдруг видит: перед самым его носом червячок в воде вьётся-извивается, аппетитный, толстый, словно говорит: "Съешь меня!"
Судак его и хамкнул.
Да только проглотить не успел - оказался на крючке.
- Ну, - говорит Человек, - что же мы с тобой делать будем? Уху варить?
А Судак от страха и "мама" сказать не может. Замер.
Жалко стало его Человеку.
- Так и быть, - говорит, - отпущу тебя для первого знакомства. Но, гляди, в другой раз не попадайся!
Снял он Судачишку с крючка и в воду бросил.
Судак как припустится - и "спасибо" не сказал! Обеспамятел от радости, видно.
Но только с этого самого дня стало рыбы в реках-морях заметно убавляться.
И собрались однажды все рыбы на совет.
- В чём, - говорят, - причина? То нас ни зверь, ни птица, ни человек не трогали, а теперь таскают не судом! Признавайся, кто их научил!
Пришлось Судачишке каяться.
- Так и так, - говорит, - я, дурак, проболтался! Делайте со мной что хотите - я всему виной!
Хотели было рыбы его за это смерти предать, да, спасибо, Камбала умнее её рыбы на свете нет - отговорила.
- Этим, - говорит, - горю всё равно не поможешь. И Судак у нас теперь учёный - будет молчать! Вот лучше-ка давайте и мы все вперёд будем язык за зубами держать, чтобы ни люди, ни птицы, ни звери больше никаких наших рыбьих хитростей не узнали.
Так и порешили.
С тех-то самых пор все рыбы воды в рот набрали и ни с людьми, ни со зверями, ни с птицами не разговаривают.
Говорят только между собой.
И то - тихо-тихо.
Ма-Тари-Кари
Жил-был Крокодил.
Нет, нет, это был совсем не тот известный Крокодил, который
ПО НЕВСКОМУ ХОДИЛ!
ведь тот Крокодил, как ты, конечно, знаешь, жил да был, а этот просто жил-был. Это большая разница!
К тому же этот Крокодил ходил мало (он чаще плавал), не курил никаких папирос (и правильно делал, это очень вредно!) и говорил только по-крокодильски.
Словом, это был самый настоящий Крокодил, и жил он в самой настоящей Африке, в большой реке, и, как полагается настоящему Крокодилу, всё у него было страшное: страшный хвост и страшная голова, страшная пасть и ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ! (Только лапки у него были коротенькие, но Крокодил считал, что они СТРАШНО коротенькие.)
А самое страшное: он никогда не чистил своих ОЧЕНЬ СТРАШНЫХ ЗУБОВ: ни перед едой, ни после еды (аппетит у него тоже был СТРАШНЫЙ!), ни утром, перед завтраком, ни вечером, умываясь перед сном... (Умываться он, что правда, то правда, никогда не забывал, но когда живёшь в реке, это не такая уж большая заслуга, верно?)
И неудивительно, что в один прекрасный день (так уж говорится, хотя для Крокодила, поверь, этот день вовсе не был прекрасным!), неудивительно, что в один прекрасный день у Крокодила заболели зубы.
Да ещё как! СТРАШНО!
Заболел-то, правду сказать, только один зуб, но Крокодилу казалось, что болят все зубы сразу. Потому что в зубе и кололо, и ныло, и словно буравом сверлило, и вдобавок стреляло!
Крокодил прямо-таки не находил себе места!
Он кидался в воду и нырял на самое дно, надеясь, что от прохладной воды ему станет полегче, и сначала ему как будто становилось легче, но потом зуб начинал ныть вдвое сильнее!
Он как бешеный выскакивал на берег, на горячий песок, в надежде, что ему поможет тепло, и в первую минуту ему как будто помогало, но потом!..
Он стонал, он кряхтел, он хныкал (некоторые считают, что всё это помогает), но ему только делалось всё хуже, хуже и хуже!
А хуже всего было то, что некому было его пожалеть: ведь он был СТРАШНЫЙ КРОКОДИЛ, и характер у него тоже был СТРАШНЫЙ, и он многих обидел на своём веку, и никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не сказал ни одного ДОБРОГО СЛОВА!
Звери и птицы, правда, сбежались со всех сторон, но они стояли поодаль и только удивлялись, глядя, что вытворяет Крокодил. А удивляться было чему, потому что Крокодил и вертелся, и метался, и стукался головой о прибрежные скалы, и даже пробовал попрыгать на одной ножке. Но всё это ему ни капельки не помогало!
И вдобавок лапки у него были такие коротенькие, что он никак не мог даже поковырять в зубах (хотя, если бы и мог, это бы ему мало помогло!).
И наконец бедный Крокодил в отчаянии растянулся под большим-пребольшим бананом (под маленьким он бы не поместился) и заревел в голос.
- Ой-ой-ой! - плакал он басом. - Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Бедный я Крокодил!
Вот поднялось веселье!
Звери и птицы хохотали и прыгали от радости; одни кричали: "Так тебе и надо!" - другие: "Ага, попался!"
Мартышки даже швыряли в него камешками и песком, а особенно веселились птицы - ведь у них-то не было никаких зубов!
Тут Крокодилу стало так больно и обидно, что из его глаз покатились слезы - СТРАШНО большие слезы!
- Глядите! Крокодиловы слезы! - крикнул пёстрый Попугай и расхохотался первым.
За ним засмеялись те, кто знал, что означают эти слова, а там и все остальные, и вскоре поднялся такой шум и хохот, что маленькая птичка Тари хорошенькая беленькая птичка, ростом побольше голубя и поменьше пигалицы прилетела посмотреть, в чём дело.
А узнав, в чём дело, она очень рассердилась.
- Как вам не стыдно! - крикнула она своим звонким голоском.
И все сразу замолчали, и стало слышно, как стонет Крокодил:
- Ой-ой-ой! Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Как больно!
- А почему это нам должно быть стыдно? - спросила какая-то Мартышка.
- Стыдно смеяться над бедным Крокодилом! - ответила птичка Тари. - Ведь у него болят зубы! Ему больно!
- Можно подумать, ты знаешь, что такое зубы! - фыркнула Мартышка и скорчила рожу.
- Зато я хорошо знаю, что значит - "больно"! - сказала птичка Тари. - И знаю, что если тебе больно, а над тобой смеются - тебе вдвое больнее! Вы видите - Крокодил плачет!
- Крокодиловыми слезами! - повторил Попугай и засмеялся. Но никто его не поддержал.
- Попугай ты! - с презрением сказала птичка Тари. - Говоришь, а сам не понимаешь, что говоришь! Никакие это не крокодиловы слезы!
- Как же так? Ведь плачет-то Крокодил? - удивился Попугай.
- Эх, ты! - сказала птичка Тари. - Зубы-то у него по-настоящему болят, верно? Значит, и слезы настоящие! Самые настоящие горькие слезы!
- Ещё бы не настоящие! - сказал Крокодил страшным басом и вдруг перестал плакать. - Ой! - продолжал он с изумлением. - Мне кажется... что мне, кажется, стало легче... Нет! Ой-ой-ой! Мне это только кажется!
И он заплакал ещё громче.
- Всё равно мне его не жалко, - заявила Мартышка. - Он сам виноват: почему он никогда не чистит зубы? Брал бы с нас пример!
И она тут же принялась чистить зубы шершавой веточкой дерева Мъсваки это она собезьянничала у людей.
- Да ведь я же, - простонал Крокодил, - я же не знал, что их надо чистить!..
- А если бы ты знал, ты бы чистил? - спросила птичка Тари.
- Если бы знал? Конечно, НЕТ! - прохныкал Крокодил. - Как я могу чистить зубы, когда у меня такие СТРАШНО коротенькие лапки?
- Ну, а если бы ты мог, ты бы чистил? - настаивала птичка Тари.
- Ещё бы! - сказал Крокодил. - Ведь я чистоплотный Крокодил и каждый день умываюсь. Хотя это не такая уж большая заслуга. Для того, кто живёт в реке, - скромно прибавил он.
И тут птичка Тари, маленькая, белая с чёрным птичка, ростом чуть побольше голубя и чуть поменьше пигалицы, сделала такую удивительную вещь, что все ахнули. Она смело подлетела прямо к страшной пасти Крокодила, к самому его носу, и скомандовала:
- Открой рот!
Крокодил послушно открыл пасть, и все снова ахнули и отступили на шаг (не меньше!), потому что пасть у Крокодила была (ты не забыл?) СТРАШНАЯ, а в ней торчали ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ.
Но все ахнули гораздо громче (а многие даже зажмурились!), когда птичка Тари вскочила прямёхонько в крокодилью пасть!
- Смотри не вздумай закрыть рот, а то у нас ничего не получится! сказала она, и Крокодил, разинув пасть ещё шире, ответил: