Так, предполагают, родилось огниво — первое удобное средство для добывания огня.
В старых ружьях для поджога пороха тоже стояло огниво, и они походили на плохие зажигалки. Кремень был зажат в курке и при спуске бил по железу. Если не случалось осечки, искры поджигали порох. Но встречаются порою странные огнива.
Одному коммерсанту пришлось побывать на пороховом складе. Коммерсанта проводят в комнату, просят посидеть, пока выпишут пропуск.
Через пять минут приходит комендант и говорит:
— Прошу извинить за маленький обыск. Ну-ка покажите ваши карманы.
Коммерсант выворачивает карман.
— Огниво, — возмущается комендант. — К пороху — и с огнивом. Давайте огниво. А что это такое?
— Это ключ.
— И ключ давайте.
— Это от моей квартиры ключ.
— Давайте, вам говорят… В другом кармане что?
— Кошелек.
— Кошелек на стол.
— Не отдам.
— Говорят вам, кошелек на стол!
— Там одна мелочь.
— Вам, как видно, жизнь недорога, — злобно шепчет комендант и почти вырывает у него кошелек.
— А теперь снимайте сапоги.
Коммерсант трусливо разувается.
Он шагает к складу в шлепанцах и брюзжит:
— У меня тут зуб золотой во рту остался. Может быть, и зуб прикажете вынуть?
— Ваши ценности нам не нужны, — поясняет комендант, — и не их мы ищем. Мы отобрали у вас все, что случайно может стать огнивом. Ненароком уроните ключ на камни — вот вам и искра. Разроняете монеты — опять искра… Сапоги у вас на железном ходу — это уж настоящее огниво. Чиркнете каблуком по камню, словно конь копытом по мостовой, — целый фонтан искр. А у нас тут такое место, что малейшей искры достаточно, чтобы все взлетело в воздух.
Похитители молнии
Стоял кирпичный сарай с подвалом внизу для угля и цистерной вверху для воды. У сарая были толстые, добротные стены в тридцать сантиметров толщиной, высотою метра в четыре.
Но она сорвала с фундамента стену и цистерну, выворотила из земли подвал и швырнула все это метров за семь в сторону. Тридцать тонн кирпича перелетело с места на место. Такая в ней сила.
Кто она?
Искра. Молния.
Повадки молнии хорошо известны, и ученые неплохо разбираются в ее причудах.
Известно, что молния ищет себе легчайший путь и что в воздухе молнии двигаться трудно, поэтому она выбирает высокие предметы: башни, каланчи, колокольни.
Но вот приходит из района загадочная весть: доносят, что молнии действуют не по правилам. Повадились молнии бить в овраг.
Электрики всполошились. В самом деле, что заставляет молнию бить в глубокий и узкий овраг, если кругом сколько хочешь холмов и высоких деревьев? Стали бурить кругом землю и рассматривать породу. И вот что выяснили. Кругом оврага залегла сухая почва, которая с трудом проводит электрический ток.
Это трудный путь для молнии. А под дно оврага острым пиком выходил водоносный слой, пропитанный соленой водой. Он прекрасно проводит электрический ток. Сюда и ударяла молния, выбирая кратчайший путь.
Нечего было и волноваться. Молния и тут поступала по правилам: она била в «подземную колокольню».
Сто девяносто лет назад русский академик Рихман провел от громоотвода провод себе в комнату и стал извлекать из него искры.
Но внезапно из провода, «без всякого прикосновения, вышел бледносиневатый огненный клуб, с кулак величиною, шел прямо ко лбу г. профессора, который в самое то время, не издав ни малого голосу, упал на стоящий позади него сундук. В самый тот момент последовал такой удар, будто бы из малой пушки выпалено было…»
Ломоносов писал: «Первый удар… пришел ему в голову, где красно-вишневое пятно видно на лбу; а вышла из него громовая электрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, а не прожжен… Умер господин Рихман прекрасною смертию, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет».
Теперь времена другие.
Не одни громоотводы интересуют людей, Кое-кто пытается прибрать молнию к рукам и заставить ее работать себе на пользу.
Когда физики пошли на штурм атомного ядра, им понадобились искры неслыханной длины и мощности.
Физики начали строить в своих лабораториях электростатические машины такой величины, что в одном разрядном шаре у них мог бы поместиться небольшой гараж. При постройке возникали громадные затруднения.
«Надо ли биться над постройкой гигантских машин, — подумал один ученый, — если могучие электрические машины проплывают у нас над головой? Это грозовые облака. Надо попробовать изловить молнию и направить ее в аппараты для исследования атомного ядра».
Высоко в горах повесили железную сеть для ловли молний. Это был исполинский стальной гамак, висящий между двух горных вершин. Он висел на длинных гирляндах изоляторов, вроде тех, что свисают с мачт электропередачи. Здесь они были такой длины, что их можно было бы перебросить через переулок.
Все же при первом ударе молния с грохотом перекрыла гирлянды и ушла из сети в землю.
Еще в три раза удлинили гирлянды, и молния ринулась в аппарат.
Между разрядными шарами стали с громом скакать электрические искры в восемнадцать метров длиной.
Своенравная молния покорно работала на людей, сумевших ее приручить.
И все-таки скоро пришлось от нее отказаться.
Дело требовало сотен и тысяч опытов, следующих один за другим, и десяток гроз за сезон никого не мог устроить. Физикам некогда было ждать, пока соблаговолит разразиться гроза.
Люди сказали молнии:
— Пока гуляй. Резвись в межоблачных просторах. Но не потому, что мы не в силах тебя поймать, а потому, что не видим в тебе большого толку.
Живопись молний
Заводя разговор о странностях молнии, трудно остановиться, — так разнообразны ее причуды.
Вот еще одна… Впрочем, я тут не ручаюсь за правду. Многие маститые ученые с недоверием качают головой, перелистывая описания очевидцев.
Дело в том, что исстари существуют свидетельства, что молния, поражая человека, иногда оставляет на теле клеймо — фотографию окружающих предметов.
Офицер был сражен молнией в своей палатке. И на лбу его заметили рану, точно повторяющую очертания железной застежки, сдерживавшей полотняную дверь.
Молния ударила в липу, под которой прятался прохожий. И на теле его осталась тонкая гравюра листа.
Мальчик полез достать гнездо и был сшиблен с дерева молнией. На груди у него появилась татуировка: гнездо и птица в гнезде.
Фотография без аппарата, без объектива, без оптических стекол! Да ведь это явная небылица, явная чепуха!
И ученые, по-серьезному изучавшие молнию, подозрительно относились к этим историям и стеснялись переписывать их в свои книги.
Рассказы о живописи молний считались поэтической выдумкой.
Но в последние годы под этой поэтической выдумкой, кажется, стала нащупываться реальная почва.
Возникла новая наука — электронная оптика, изучающая изображения, создаваемые электронными пучками. Теперь каждый, кто видел телевизор, знает, что электронные пучки способны рисовать картины.
В лабораториях появился электронный микроскоп, во много раз более сильный, чем оптический. Заглянете внутрь — и удивитесь: никаких объективов, окуляров, оптических стекол — одна пустая труба. И все-таки эта труба создает увеличенные изображения на экране.
Микроскоп без оптических стекол. Да ведь это бессмыслица, явная чепуха! Но ведь это не оптический микроскоп, преломляются в нем не световые пучки, а пучки электронов. В его трубке линзы, незримые для глаза, неосязаемые рукой, — это магнитные поля, создаваемые катушками, охватывающими трубку. В его трубке электронно-оптическая система, фокусирующая электронные пучки.
Постойте, скажут нам, если так, то, быть может, и живопись молний не такая уж небылица, как кажется. Ведь молния — это тоже электронный пучок. И, быть может, этот пучок выжигает на теле картины.
Но одних электронных пучков недостаточно, чтобы получить изображение, нужна оптическая система; пусть не требуется тут оптических стекол, но нужны магнитные поля, преломляющие пучки.
Световые оптические системы очень часто возникают сами собой в природе. Крона дерева — это тысяча фотографических объективов. Каждый просвет между листьями — простейший объектив. Он отбрасывает на лужайку светлый кружок — изображение солнца. Когда солнце затмевается и начинает казаться серпом, кружки на лужайке тоже становятся серпами. Может быть, и электронно-оптические системы самопроизвольно возникают в природе?
Ученые делают такое предположение. Вокруг молнии, как известно, возникает сильное магнитное поле. Может быть, оно само собой образует электронные пучки, как в электронном микроскопе, и тогда разряд молнии начинает переносить изображения.
Остается последний шаг: проверить догадки на опыте. До сих пор это ученым не удалось. Но проделаны простейшие обнадеживающие эксперименты.
Что такое живопись молний — поэтический вымысел или реальный факт, — будет установлено наукой.
Порукой здесь дерзость человеческой мысли, одним взглядом озирающей микроскоп и молнии, ломоносовская жажда «сближения далековатых идей», одинаково плодотворная для науки и поэзии.
Лилипутская гроза
Нетрудно стать Ильей-пророком.
Мы расчесываем голову гребешком, и в волосах у нас разыгрывается гроза.
Искорки сверкают, как лилипутские молнии, рассыпается треск, как лилипутский гром, не хватает только проливного дождя.
— Ну, — скажут, — не страшна ваша гроза, не испугает и блоху.
Как сказать!..
Воздухоплаватели надували воздушный шар, а он взял и взорвался.
Где причина?
Шар был шелковый, надували его водородом. Водород слегка просачивался через шелк, смешивался с воздухом, образуя гремучую смесь. Эта смесь невидимо окружала шар тонкой газовой оболочкой. Маленькой искры было достаточно, чтобы грянул взрыв.
Воздухоплаватели это знали и соблюдали строжайшие предосторожности.
И все-таки шар не уберегли.
Когда шар надувался, шелковые складки расправлялись, сетка шуршала по оболочке, терлась о шелк, как о волосы гребешок.
Разразилась лилипутская гроза, и гремучая смесь взорвалась.
На заводах приводные ремни трутся о шкивы, и в сухих, теплых цехах на них щелкают искры длиною с ноготь.
Страшно даже подумать, что бы тут было, если бы в цехе оказалась взрывчатая пыль.
Значит, не так уж она безопасна, эта лилипутская гроза.
Охотники за искрами
Люди сами иной раз не ведают, что творят.
Человек гладит кошку и не знает, что ведет радиопередачу — посылает в пространство радиосигналы через радиостанцию из кошачьего меха.
Когда гладят кошку, шерсть ее заряжается электричеством и в густом мехе проскакивают маленькие голубые искры. Всякая электрическая искра вместе со вспышкой света вызывает в пространстве всплеск радиоволн.
Ничего необычного в этом нет. Мы привыкли к запутанным снастям антенн, к тихому свету радиоламп внутри радиоаппаратов и подчас забываем, что радио родилось из искры. Первые радиопередатчики были искровыми, первый радиоприемник, построенный великим русским изобретателем Александром Поповым, принимал сигналы исполинской искры — молнии.
Радиосигналы искр слышны в радиоприемниках, как шорох, треск.
Люди, сами того не замечая, каждым своим движением порождают шум: стучат, скрипят дверьми, шаркают подошвами. Несмолкаемый гул стоит в городах, затихая только ночью. И тогда, в ночной тишине, становятся слышными гудки далеких паровозов, смутный шум проходящих вдали поездов.
Точно так, незаметно для себя, в повседневной своей работе поднимают люди в эфире радиошум. Шумят тысячи «диких» искровых радиопередатчиков, возникающих то там, то сям под руками людей. Сверкнули искорки в штепселе электроплитки — вот вам радиопередатчик, улетает в пространство радиощелчок.
Вспыхнула искра у трамвайной дуги — это уже мощная радиостанция, улетает в пространство оглушительный радиотреск.
Мечется искра у молоточка электрического звонка — кажется, будто завел свою песню в эфире радиосверчок.
Вспышки электросварки, дуги прожекторов, искры в моторчике зубоврачебной машины — все скрежещет, шипит, трещит.
Несмолкаемый радиошум стоит в эфире, затихая только к ночи. И тогда в наступившей тишине из-за тридевяти земель долетают тихие голоса невесть каких далеких радиостанций. А пока не умолкнет радиошум, разговаривать по радио трудно, как вести разговор в комнате, в которой шумят.
Пассажиры в самолете надсаживаются из последних сил, чтобы перекричать рев мотора.
Но и радиоразговор вести с самолета не легче.
Попробуйте поговорить, если в каждом цилиндре мотора потрескивают искры, если каждый цилиндр — это искровая радиостанция. Шестнадцать цилиндров — шестнадцать радиостанций в одном моторе работают наперебой, подымая в эфире радиорокот, нестерпимый, как моторный рев.
Придется поставить на аэродроме мощную радиостанцию, чтобы перекричать эту радиошумиху.
Моторостроители ломают голову над конструкциями глушителей; эта же забота гложет и радистов: как бы заглушить радиошум?
Объявляются охотники за искрами.
Они обшаривают вдоль и поперек все электрохозяйство самолета в поисках всего, что искрит. Они выслеживают искру за искрой и, пускаясь на разные хитрости, стараются их погасить.
Не всюду это возможно, особенно в моторе.
Искры в цилиндрах подгоняют мотор, как нервные толчки подгоняют сердце. Без искры мотор не пойдет.
Тут приходится действовать иначе. На запальные свечи надевают железные колпачки, на провода натягивают железные чулки, похожие на рыцарскую кольчугу. Броня непрозрачна для радиоволн, как глухой железный колпак непрозрачен для света.
Заглушить мотор — это еще полдела. Самое трудное остается впереди. Кругом аэродрома десятки «диких» радиопередатчиков — в домах, на фабриках, на заводах. Они много слабее радиостанции самолета, но зато шумят под самым ухом, а самолет летит далеко, и его радиостанция слышна не громче комариного писка.
Снова направляются по следам искр неутомимые радиоследопыты. На груди у них специальные приборы — радиопеленгаторы. Это радиоприемники с особой антенной. Радиосигналы в них слышнее всего, когда антенна направлена прямо на радиопередатчик.
Они ведут инженеров прямо на источник помех, как магнитная стрелка ведет на север.
Они приводят инженеров на фабрики и заводы, в жилые дома. Инженеры ищут, глушат и гасят искры.
Раз пришли инженеры в маленький домик, подправили проводку, заглушили звонок. Шумы не затихли.
Снова пришли обшаривать дом. Будто бы действительно шуметь нечему.
Тогда инженеры спрашивают:
— Нет ли в доме мальчика лет тринадцати?
— Как же, есть, — отвечает женщина. — Только сейчас убежал во двор.
Инженеры говорят:
— Передайте ему, чтоб не баловался с электричеством. Он мешает нам работать.
И помехи прекратились.
Искра-химик
Электрическая искра решает сложнейшие задачи химии, например помогает добывать из воздуха удобрения для полей.
Когда стала ощущаться нехватка в селитре, ученые стали думать над тем, как готовить ее на заводах.
За сырьем далеко ходить не нужно, — мы с рожденья окружены океаном сырья. Кругом нас воздух, а в воздухе важнейшие части селитры: азот и кислород.
Близок локоть, да не укусишь!