— Какой же ты очаровательный в этих нарядах, и правда красивее всех! — воскликнула госпожа Бартолотти с искренним восторгом. — Сроду не видала такого красивого мальчика!
Она взяла Конрада за руку, чтобы подвести его к зеркалу в прихожей.
— Идем, посмотрим в зеркало, и сам увидишь, какой ты красивый.
— Нет, спасибо, — произнес он, — Семилетние мальчики должны смотреть в зеркало только тогда, когда моют уши и чистят зубы, а то станут высокомерными и самовлюбленными.
— Извини, — прошептала госпожа Бартолотти и вдруг вспомнила о малиновом мороженом, — Господи, мороженое растаяло!
Глава третья
Она вытащила мороженое из сумки, побежала на кухню, разодрала коробку и высыпала все, что в ней было, на стеклянное блюдо. Потом достала из кухонного серванта банку с длинными тонкими вафлями и повтыкала их в мороженое. Вышло что-то очень красивое — словно ежик с длиннющими иголками. Госпожа Бартолотти взяла блюдо с мороженым ежиком и понесла в гостиную, где остался Конрад.
— Посмотри, что у нас есть, — сказала она. — Это страшно вкусное лакомство, оно тебе понравится.
— Разве мороженое едят не только летом? — спросил Конрад.
— Что ты! — воскликнула госпожа Бартолотти. — Мороженое едят всегда. Мне оно больше всего нравится зимой. Особенно, когда идет снег.
— А разве мороженое едят не на десерт? — спросил Конрад.
— Извини, сердечко мое! — воскликнула госпожа Бартолотти. — Я совсем забыла, что ты голодный. Я сейчас дам тебе хлеба с ветчиной, сварю яйцо всмятку и к нему соленый огурчик, хорошо?
— Я не голодный, — ответил Конрад. — От питательного раствора в течении двадцать шести часов чувствуешь себя сытым. Я просто не уверен, можно ли есть мороженое на пустой желудок.
— Тьфу, черт его побери! Что ты все время спрашиваешь, что можно и когда можно?
— Но семилетний мальчик должен же спрашивать, что можно и когда можно! — ответил Конрад.
— Я вообще не знаю, что можно семилетнему мальчику, а что нельзя! — в отчаянии воскликнула госпожа Бартолотти.
— Ну, так я сегодня не буду есть мороженое, — сказал Конрад, — А до завтра вы узнаете, когда его можно есть, хорошо?
Госпожа Бартолотти кивнула, хотя не имела представления, у кого она об этом узнает. Она была растеряна и из-за растерянности съела все мороженое вместе с вафлями, от чего у неё раздулся живот и заболело горло.
Конрад все время сидел напротив и смотрел, как она ест. Несколько раз госпожа Бартолотти переставала есть, подносила ему под самый нос ложечку мороженого или вафлю и предлагала хотя бы попробовать эти лакомства, но он каждый раз качал головой.
Когда госпожа Бартолотти наконец справилась с мороженым, Конрад спросил, чем бы он мог помочь в домашней работе. Может вымыть посуду или подмести пол, вынести мусор?
— А тебе нравится такая работа? — спросила госпожа Бартолотти.
— Нравится ли? Я не знаю, — ответил Конрад. — Но семилетний мальчик уже умеет такое делать и должен помогать матери.
— Да, да, конечно, — согласилась госпожа Бартолотти, но потом заметила, что ведро не совсем полное, пол покрыт еще не очень толстым слоем пыли, а среди посуды есть еще несколько чистых тарелок, ложек, чашек и кастрюль, поэтому пусть лучше Конрад поиграет в новые игрушки.
Конрад взял коробку со строительными кубиками, открыл её и начал рассматривать.
— Очень хорошие кубики, такие красочные, — сказал он.
Госпожа Бартолотти облегченно вздохнула.
— Из них можно соорудить башни, паровоз, ратушу и даже самолёт, — пояснила она.
Конрад закрыл коробку, взял её под мышку и спросил:
— А где же мне играть?
— Как где? — переспросила госпожа Бартолотти, ничего не понимая.
— Я спрашиваю, где мой уголок, в котором я мог бы играть?
Госпожа Бартолотти сроду не слышала про какой-то уголок. Конрад объяснил ей, что у детей есть или комната, или свой уголок. А поскольку в жилище госпожи Бартолотти нет детской комнаты, то пусть она ему покажет какой-нибудь уголок, где он может играть.
Госпожа Бартолотти задумалась. У неё была гостиная, рабочая комната, спальня, кухня, прихожая и ванная комната, и каждая из них имела по четыре угла. Значит, всего двадцать четыре угла. Она полагала, что Конрад может играть в любом из них. Либо во всех двадцати четырех.
— И посредине комнаты ты тоже можешь располагаться, — сказала она.
— Большое спасибо, но мне достаточно одного угла, сказал Конрад.
— Ну, так выбирай себе его сам.
— А где я меньше всего буду мешать? — спросил мальчик.
— Кому мешать?
— Вам!
— Ты вообще мне не мешаешь. Ну, нисколечко! По мне, так играй хоть по всей квартире.
— Тогда я расположусь тут. — Конрад показал на угол между окном и дверью в прихожую. — Можно?
Госпожа Бартолотти кивнула. Конрад положил на пол коробку, открыл и снова оглядел кубики.
— Я накупила еще много и других игрушек! — сказал госпожа Бартолотти. — Вот посмотри. Медвежонок, кукла и книжка с картинками…
Конрад перебил её.
— По-моему, семилетнему мальчику лучше и разумнее не менять часто игрушки, а какое-то время все свое внимание сосредоточивать на одном, а то он станет слишком нервным, если будет хвататься за все сразу.
— Извини, я об этом не подумала, — озадаченно пролепетала госпожа Бартолотти.
Но потом она все-таки положила в угол между окном и дверью в прихожую все купленные игрушки. И куклу, которая умела говорить «мама», тоже. Конрад посмотрел на куклу и спросил:
— Это мне?
Госпожа Бартолотти кивнула.
— Но я же семилетний мальчик! — сказал он.
— Разве кукла, которая умеет говорить «мама», плохая игрушка для семилетнего мальчика? — спросила госпожа Бартолотти.
— В куклы играют семилетние девочки, — объяснил Конрад.
Госпожа Бартолотти подняла с пола куклу и сказала:
— Жалко, она такая красивая!
Она поправила белокурые волосики куклы, пощекотала животик и решила подарить ее девочке, которая жила этажом ниже. Девочку звали Кити.
Конрад ставил кубик на кубик. Он строил высокую башню.
— Слушай, Конрад, — начала госпожа Бартолотти. — Мне надо немного поработать. Выткать хотя бы три сантиметра ковра. Ты останешься тут или пойдешь со мной в рабочую комнату? Тебе, наверно, скучно будет одному?
Конрад как раз начал строить вторую высокую башню.
— Нет, спасибо, — ответил он, — Я останусь тут. Я так и думал, что у вас есть какая-то профессия и вы работаете. Нам сказали, что большинство матерей теперь работают. И что есть дети, которые живут у бабушек или ходят в сад, и что есть еще и так называемые «замкнутые дети».
— О господи! — тихо пролепетала госпожа Бартолотти, еще более озадаченная.
Она пошла в рабочую комнату, села к станку и принялась вплетать в ковер ярко-красные, бледно-сиреневые и ядовито-зеленые нитки, совсем забыв об удивительном мальчике, который сидел в углу её гостиной. Когда госпожа Бартолотти ткала ковры, то всегда думала только о них и больше ни о чем. Может, поэтому они и выходили у неё такие красивые.
А раз госпожа Бартолотти думала только о ковре, то она и не замечала, как быстро проходит время. Вдруг, перед ней появился Конрад. Госпожа Бартолотти глянула сначала на мальчика, потом на часы и увидела, что уже вечер.
— Господи, ты, наверно, голодный! — испуганно воскликнула она.
— Только немного, — ответил Конрад. Он объяснил, что пришел совсем не потому. Он хотел петь, но, к сожалению, не имел никакого представления, что поют семилетние мальчики. К этому он совсем не подготовлен. Или, может, его и готовили, а он был не очень внимательным.
Госпожу Бартолотти его слова заинтересовали.
— Скажи-ка, а как же тебя готовили? Как это происходит. И кто тебя готовил? — спросила она.
Конрад молчал.
— У тебя там был учитель? Или тебя готовили рабочие? А ты все ли время был такой сморщенный? Извини, я хотела… хотела сказать… такой сухой, как до питательного раствора?
Конрад продолжал молчать.
— Тебе неприятно об этом говорить?
Наконец он сказал:
— Я должен говорить об этом только в случае крайней необходимости. А это крайняя необходимость?
— Нет, такой необходимости нет! — ответила госпожа Бартолотти.
Потом начала вспоминать, что она пела в детстве.
Самой первой она вспомнила песенку: «Кто прикатил на вокзал этот сыр?» — но больше не знала ни одной строчки. Тогда вспомнила: «Мой попугай, господин, ест только марципаны» — и снова дальше забыла.
Потом госпожа Бартолотти вспомнила:
А вот идет Лолита,
Вся в шелках летом,
Вся в мехах зимой,
сладкая, как изюм.
Но вдруг спохватилась, что все это не детские песенки, а модные куплеты, которые взрослые пели, когда она сама была еще ребенком. Наконец она вспомнила настоящие детские песенки: «На озере Чад двенадцать девчат купают утят», «А на дне, а на дне ловит баба окуней», «В кондитерской я и ты съедим все торты».
Госпожа Бартолотти допевала одну песенку и начинала другую, и становилась все веселой. Запела она также «Солдаты за погребом стреляют горохом».
А когда завела песню про господина Маера и его тетку и дошла до слов: «Приплелся господин Маер ночью домой», то заметила, что Конрад все больше бледнел. Но подумала: «Следующий куплет еще смешнее, он его наверняка развеселит». Поэтому запела:
И в миг на канистре
вверх он взлетел.
Подумали французы:
«Наверно, цеппелин!»
Быстро за винтовки
схватились они,
и выстрелами сбили
сердешному штаны.
Конрад побелел, как стена. Госпожа Бартолотти увидела, как он побелел, и, чтобы отвлечь его, запела: «Сидит господин в туалете, играет марш на кларнете».
Тогда Конрад заплакал.
— Конрад, что случилось? — Госпожа Бартолотти вскочила со скамеечки, вытащила платок из кармана штанов и вытерла мальчику слезы.
Он, всхлипывая, произнес:
— Я плачу, потому что не знаю, что мне делать. Семилетний мальчик должен внимательно слушать, когда его мать что-то говорит, рассказывает или поёт. Но семилетний мальчик должен немедленно перестать слушать, когда говорят, рассказывают или поют что-то непристойное.
— Разве я пою что-то непристойное? — перепугалась госпожа Бартолотти.
Конрад кивнул. Госпожа Бартолотти поклялась, что никогда больше не будет говорить и петь ничего неприличного. И Конрад перестал плакать.
Неожиданно в дверь позвонили. Не так, как звонят разносчики денежных переводов или пожарники, а легонько, трижды кряду, как звонил аптекарь Эгон. И правда, была суббота, день их дружбы.
— Ох, это Эгон, я совсем забыла о нем! — воскликнула госпожа Бартолотти и бросилась к дверям. По дороге она ударилась локтем о шкаф, который стоял в прихожей, и хотела выругаться, но сдержалась, чтобы Конрад снова не заплакал.
Господин Эгон был в черном костюме и сером галстуке. В руке он держал букет фиалок.
— У меня есть два прекрасных билета в оперу, — сказал он.
— А у меня есть приемный ребенок, — ответила ему госпожа Бартолотти.
— Второй ряд, первый ярус, середина… — продолжал господин Эгон, но вдруг замолк, вытаращив глаза на госпожу Бартолотти, и спросил. — Как? Что?
В этот момент в прихожую зашел Конрад. Он подошел к господину Эгону, поклонился ему, подал руку и поздоровался.
— Добрый день, господин!
— Это мой сын, — произнесла госпожа Бартолотти. — Ему семь лет, и звать его Конрад.
Господин Эгон побледнел. Еще сильнее, чем Конрад от непристойных песенок. Госпожа Бартолотти почувствовала, что ему надо объяснить. Но не хотела ничего объяснять перед мальчиком, поэтому сказала:
— Конрад, лапочка моя, наверно, по телевизору показывают детскую программу.
— Вот хорошо! — сказал мальчик и резво побежал в гостиную.
Госпожа Бартолотти крикнула ему вслед:
— Сначала вытащи верхнюю кнопку, потом нажми третью снизу, затем…
— Спасибо, я знаю! — крикнул Конрад из гостиной. — Нас учили пользоваться телевизором!
Госпожа Бартолотти пошла с гостем на кухню, дала ему сигару, другую взяла себе, поставила воду для кофе и начала рассказывать о своем приключении. Когда вода закипела, она закончила рассказ, но даже когда она разлила кофе в чашки, господин Эгон еще не поверил ее словам. Убедила она его только тогда, когда показала пустую банку, пустой пакетик из-под питательного раствора, документы и письмо.
— Какая скверная история, — сказал господин Эгон. — Очень скверная.
Госпожа Бартолотти кивнула. И ее гость внимательно смотрел на черные блестящие носы своих лакированных туфель.
— Вы все тут? — послышался в гостиной голос из телевизора.
— Да-а, — нерешительно произнес Конрад, и по меньшей мере сто детских голосов в телевизионной студии крикнуло: — Да-а!
Господин Эгон по-прежнему не сводил глаз со своих туфель.
— Скажи же еще что-нибудь, Эгончик, — попросила госпожа Бартолотти.
— Отошли его назад, — тихо произнес господин Эгон.
— Как тебе не стыдно! — сказала госпожа Бартолотти еще тише, схватила его за руку, вытащила из кресла и повела через кухню и прихожую к дверям гостиной. — Посмотри, — прошептала она.
Господин Эгон заглянул в гостиную и увидел на экране пластмассового крокодила с зеленой чешуей, красными блестящими глазами и синим хвостом, который подкрадывался к невинному, беззаботному мальчику в красной шапочке. У мальчика была деревянная голова.
А на стуле перед телевизором господин Эгон увидел Конрада в голубой шапочке с золотым колокольчиком. Глаза у него были широко распахнуты, рот раскрыт, уши красные, как свекла, русые волосы, которые выбились из-под шапочки, взлохмачены, а указательный палец правой руки прижат к кончику носа. Необычайно красивый, милый, беззащитный ребенок.
— Ну? — спросила госпожа Бартолотти.
— Нет, — пробормотал господин Эгон и сокрушенно покачал головой, — Этого мальчика нельзя отсылать назад!
— Конечно же! — произнесла госпожа Бартолотти.
На экране мальчик с деревянной головой в красной шапочке, который оказался не таким беззаботным, убил пластмассового крокодила и сто детей в студии заверещали, как обезьяны. Конрад убрал палец от носа и сказал:
— Бедный крокодил, бедненький, как мне тебя жалко!
Потом поднялся и выключил телевизор. Еще не успел крокодил выпрямить все четыре лапы, как изображение исчезло.
— Тебе такое не нравится? — спросил господин Эгон. (Он в детстве тоже не любил таких представлений).
— Надо сочувствовать животным! — ответил Конрад.
— Но это же Крокодил, Конрад! — воскликнул госпожа Бартолотти. — Крокодил — плохое животное, он ест людей со всеми косточками и потрохами!
— Этот крокодил в телевизоре хотел только спать, — возразил Конрад. — А этот в красной шапочке разбудил его, потому что вопил во все горло.
— Но ведь крокодил подло подошел сзади! — воскликнула госпожа Бартолотти. (Она в детстве очень любила такие представления).
— По-моему, животные не знают, что означает подло подойти сзади, — сказал Конрад.
— Да, но… — пробормотала госпожа Бартолотти.
— По местности, где живут хищные звери, этот, в красной шапочке, вообще должен ездить только в закрытой машине, — сказал Конрад. — Так намного безопаснее и для крокодила, и для него самого.
— Да, но… — снова пробормотала господин Бартолотти.
— Никаких «но»! — воскликнул господин Эгон, и в голосе его зазвенела бурная радость. — Ни каких «но»! Мальчик правду говорит! Вообще он, для своего возраста, необыкновенно умен!