Ещё раз сказала: «Спасибо!» — и стала большой пирог на порции резать, чтобы всем в столовой хватило.
А в совхозе в это время митинг собрали.
Пришли на митинг бабушка Мария Сергеевна, которая двадцать пять лет дояркой работала, а потом на пенсию вышла, Серёжа в наглаженном пионерском галстуке и Таня в новом платье.
Стали в сторонке, стесняются от того, что все на них смотрят.
А к ним разные люди подходят и руки жмут. И Марии Сергеевне, и Серёже, и Тане.
— С чем нас-то поздравляют, бабушка? — спрашивает Таня.
— С тем, что моя дочь, а твоя мама, такая знаменитая теперь. Меня благодарят за то, что я такую дочь вырастила, а вас за то, что не мешаете маме делом заниматься…
— Мария Сергеевна, выступите с трибуны, расскажите про вашу дочь, — просят бабушку разные люди.
— Вы же её сами знаете не хуже меня, — отвечает бабушка и не идёт на трибуну. «Что же это я своей дочерью хвалиться буду? — думает она. — Для меня моя дочь всегда лучше всех. Пусть её чужие люди хвалят. Им со стороны видней. А я послушаю…»
Многие люди поднимались на трибуну, говорили о прекрасной доярке Нине Игнатьевне Брашкиной, мастере своего дела и прекрасном, верном товарище. И сами обещали равняться на неё и работать ещё лучше.
А когда Нина Игнатьевна из Крыма вернулась, вручили ей Золотую Звезду, и Золотую медаль, и орден Ленина.
Полдня ходила Нина Игнатьевна с наградами. А потом переоделась, села на велосипед и помчалась на ферму. Уж очень она соскучилась по своим коровам — по Амбе, Барышне, Балалайке, Тине, Каме…
Подошло время коров доить.
Танки на ферме!
— Танки на ферме! Танки на ферме! — Таня вбежала в комнату и схватила маму за руку. — Пойдём скорей! Пойдём скорей! На нашей ферме танки!
— Ну что ты так расшумелась? — улыбнулась мама. — Я знаю, что на нашей ферме танки. Их установили несколько дней назад.
— Настоящие танки? — спросила девочка.
— Их только так называют. Это совсем другие танки, не такие, как ты подумала. Это просто название такое для огромной цистерны с молоком… Теперь, при машинной дойке, молоко сразу поступает в молокопроводы, а потом в эти танки…
… Многое изменилось за последнее время на ферме. Когда-то Танина бабушка доила коров руками. Потом появились машинные аппараты, Нина Игнатьевна доила уже машиной, но долгое время приходилось ей ворочать тяжёлые бидоны с молоком. Потому что молоко сначала поступало в вёдра, а потом из вёдер его переливали в бидоны, а из бидонов перекачивали в машины и развозили — на молочный завод, в город, в детские сады…
Богател совхоз. Теперь он мог приобрести более современную технику, устроить на ферме молокопровод. Молоко прямо из коровьего вымени поступает в молокопровод и по молокопроводу идёт в танк.
Это — самый мирный танк на земле. Он не двигается и не стреляет. В нём — свежее парное молоко. Из этого танка молоко перекачивается прямо в машину с жёлтой цистерной. На боку цистерны так и написано: МОЛОКО. Бегут эти машины из совхоза по шоссейным дорогам к городу, а потом по городским улицам.
Нет человека, который бы не видел такую машину. И ты её видел, не правда ли?
А Нина Игнатьевна теперь не просто доярка, а оператор машинного доения.
За что тебе спасибо говорят!
Пришла Таня с мамой по делам в соседнюю деревню. Дела были у мамы, а Таня пошла просто так.
Идут по деревне.
Навстречу им мужчина.
Увидел Нину Игнатьевну, поздоровался. А потом сказал:
— Большое вам спасибо, всё у меня теперь хорошо.
— Ну что вы, что вы! Не за что меня благодарить, я свой долг выполняла, — смутилась Нина Игнатьевна.
Идут дальше.
Навстречу им женщина.
Остановилась женщина. Поздоровалась и говорит:
— Большое вам спасибо, Нина Игнатьевна. Теперь у меня всё хорошо.
— Что вы, что вы… — ещё больше смутилась Нина Игнатьевна. — Я свой долг выполняла, ничего такого особенного не сделала.
Идут дальше. Навстречу ещё одна женщина. И тоже поздоровалась и спасибо сказала.
— За что тебе спасибо говорят, мама? — спрашивает Таня.
И рассказала Нина Игнатьевна, что эти люди обращались к ней за помощью. И она им помогла.
Мужчина, который им встретился, демобилизовался из армии, к отцу приехал. Отец его раньше в другом месте жил. А пока сын в армии служил, отец в совхоз «Красногвардейский» переехал. Не хотели демобилизованного солдата в совхоз принимать, не было у него комнаты. Пришёл он к Нине Игнатьевне, поговорила с ним Нина Игнатьевна, показался он ей человеком хорошим. В армии благодарности от командиров имел. Значит, и в совхозе будет хорошо работать.
Поняла Нина Игнатьевна, что директор совхоза разговаривал с солдатом невнимательно, в спешке. Пошла сама к директору совхоза, рассказала всё, что знала о солдате и о его отце…
— Вот оно что! — всё понял директор совхоза. И стал солдат в совхозе работать.
А первая женщина, которую они встретили, это — жена солдата. Она вместе с ним приехала и очень расстроилась, когда её молодого мужа в совхоз не приняли.
Теперь эта женщина воспитательницей в детском саду работает, вот она и сказала Нине Игнатьевне спасибо за то, что она помогла её мужу на работу устроиться и ещё больше укрепила в ней веру в то, что её муж — хороший человек.
— А вторая женщина за что тебе спасибо сказала? — спрашивает Таня.
Рассказала Нина Игнатьевна и о просьбе этой женщины.
Работала она на птицеферме. Семья у неё, дети. Жили в маленькой комнате. Тесно.
Просила женщина выделить ей квартиру. Пообещали, что дадут, а когда стали распределять, оказалось, что квартир мало, не достанется этой женщине.
Расстроилась она и пришла к своему депутату, к Нине Игнатьевне.
Обратилась Нина Игнатьевна в комиссию, которая распределяет квартиры. Попросила проверить все списки и ещё раз посмотреть, кто больше всего нуждается в улучшении жилья. Оказалось, что в списки попала семья, у которой и комната побольше и детей поменьше, чем у той женщины. Решили этой семье выделить квартиру в следующий раз.
С разными делами и просьбами приходят люди к своему депутату. Всех надо выслушать, каждому помочь.
Вот и говорят люди спасибо за то, что помогла Нина Игнатьевна квартиру получить, на работу устроиться; за то, что новый автобус в совхозе появился, за то, что коровы у неё хорошие, здоровые; за то, что они много молока дают. И другие доярки говорят спасибо за то, что с Ниной Игнатьевной рядом работают, передовой опыт перенимают, учатся у неё трудиться и жить.
И зоотехник, и бригадир говорят Нине Игнатьевне спасибо за то, что она точно выполняет все их указания.
И директор совхоза говорит спасибо за то, что Нина Игнатьевна своей работой другим пример показывает, за то, что своими делами прославляет родной совхоз.
И мы все говорим спасибо Нине Игнатьевне и таким людям, как она, за то, что у нас на столах и сметана, и творог, и сыр, и сладкие сырки, и молоко. Ведь если бы не было молока, то и мороженого дети не имели бы! Ведь и мороженое делают из молока и сливок.
Вот за что говорят спасибо Нине Игнатьевне Брашкиной.
Лев Валерианович Куклин. Порядок на борту!
Откуда корабельщики пошли
Поначалу-то ты, дружок, меня послушай…
А расскажу я тебе одну стародавнюю историю. Мне её бабушка вместо сказки на ночь нашёптывала. Ей эта сказка не сказка, быль не быль от прадеда моего досталась. Прадед-то мой Василий из поморов был, сам корабельщиком подряжался, по реке Северной Двине лес корабельный сплавлял, судёнышки деревянные строил. А как эта история к нему попала — никто уж и не упомнит.
Ну, так слушай, как дело было.
Люди в давнишние-то времена сплошь пешими были. Только-только научились лапти плести, когда было им ещё до корабля умом дойти!
Жили это они так, жили, про море слышали, а никогда моря не видывали. И одолело людей любопытство. Сколотили они артель из тех, кто посмелее да побывалее, и послали на край света море повидать, руками его пощупать.
Бабы им напекли пирогов да шанежек, сложили они припасы в свои котомки заплечные, топоры за пояс сунули, отцу-матери поклонились в пояс по обычаю — и тронулись в путь.
Долго ли, коротко ли, про то история умалчивает, только дошла артель до края света. А край света-то — вот он, теперь на любой карте видать: с левой стороны море ледовитое, сердитое и с правой стороны то же море, а посерёдке земля кончается, как у сапога — острым мыском, еле-еле ногу поставить.
Подошёл первый из артельщиков к воде, сложил ладони ковшиком, зачерпнул водицы и попробовал.
— Тьфу! — говорит. — Видно, на всём белом свете жёны опару для блинов одинаково замешивают: явный пересол…
Второй в затылке почесал:
— А дорога-то, братцы, по воде гладкая…
Третий артельщик портянки снял, ноги в воду сунул, сидит, жмурится.
— А обратно, — говорит, — давайте корабль ладить! Пешком не пойду, потому как у меня ноги сопрели…
Ну, артельщики наши — народ мозговитый. Сказано — сделано. Инструмент, понятно, с собой: у кого пила, у кого топор, а у кого и бурав с долотишком.
Да наши-то и с одним бы топором управились. Они топором-то любую деревянную работу сладить могли!
Набрали артельщики матерьялу на небольшой кораблик: где плавник — брёвна плавучие, что на берег выкинуло, а где и живую сосёнку. Ладный кораблик получился, по-нашему — лодья.
До родных краёв уже не пешим путём добирались, а по воде.
С того времени так у нас и пошло: кто смел, тот и умел. А кто умел — тот и рыбку съел.
А корабел-корабельщик — всегда смелый человек, раньше других соль на вкус пробует, раньше других у него топор в руку вскакивает.
А юнга, вроде тебя, несмышлёныша, у нас зуйком называется. Так себе, значит, птенец ещё, не чайка большая, а чаинка малая, желторотик.
Слушай-ка, что бывалые люди говорят, да ума-разума и набирайся!
Далёкий Васильевский остров
— Так вот, живу я в Ленинграде, на далёком Васильевском острове. Ты, конечно, сразу скажешь: стоп! Да я и сам ленинградец, знаю, где Васильевский. Вот он — можно сказать, совсем рядом. На трамвай или на автобус сел — и через полчаса на Васильевском, в Гавани. Какой же это далёкий остров?
А это, братец ты мой, с которого конца смотреть… Ежели для ленинградского парнишки, — так тут ты кругом прав. Действительно, путь не дальний. Ну, а ежели твой ровесник во Владивостоке живёт? Померь-ка по карте, близко ли…
А индийские ребятишки? Они, может, диковинный фрукт манго или орехи кокосовые каждый день жуют, а наш белый снег для них — удивление. И уж Васильевский остров — самый дальний остров будет!
Ясное дело, кокосовых пальм да бананов на моём острове нет — климат не тот. Мой остров другим делом на целый белый свет славится. Чем? А ты сам прикинь-ка: живу я, значит, в приморском городе — Ленинграде, на проспекте имени морского адмирала Нахимова. Мне в окна морской ветерок задувает, гудки корабельные доносит, словно привет с кораблей передаёт… Почему? Да потому, что многие морские корабли-работяги на Васильевском острове построены, и здесь их родина… А по родине, по земле родной везде грустят, всюду её вспоминают — что корабли, что люди.
И есть на моём родном Васильевском острове место, которое я ни на какое другое место в мире не променяю. Стоит там, на Косой линии, здание. А над ним укреплены два ордена, и гордая надпись каждому видна издалека: «Балтийский завод». Самая моя родная надпись!
И каждое утро раскрываю я свой рабочий пропуск и прохожу сквозь проходную. Да меня, если честно сказать, и без пропуска каждый на заводе в лицо узнает, скажут только:
— С добрым утром, Фёдор Васильевич!
А сразу за проходной моя дорога лежит — ни длинная, ни короткая, а вся моя жизнь.
Главная дорога
Моя Главная дорога — это главная аллея Балтийского завода.
Аллея как аллея — ни узкая, ни широкая, не везде деревьями усажена, не везде цветами украшена. Ходят по ней мои товарищи по работе, ездят машины и автопогрузчики. По её сторонам стоят цеховые корпуса, и там тоже мои товарищи-корабелы работают.
А я иду каждое утро от проходной до своего стапеля. И шаги уже давно считать перестал. Когда торопишься — шаг пошире, не спешишь — короче. А в среднем около тысячи шагов выходит. Туда — тысяча, обратно — тысяча. Да…
И хожу я по этой своей главной аллее, как в сказке говорится, ровно тридцать лет и три года. И не было у меня в жизни другой дороги, и не было у меня в жизни другой работы! Каждый день, кроме выходных: туда и обратно. Туда и обратно.
Вот, вроде бы, я и не путешественник знаменитый. А ну-ка, если все мои шаги за тридцать-то три года в одну нитку вытянуть? Получится, я думаю, что земной шар я уже пешком обошёл. И не альпинист я, а ну-ка, если все мои метры сложить, что я на стапель, на борт за свои тридцать три наподымался, да высоту эту измерить? Прикинуть — уж не на одну самую высокую вершину я за свою жизнь вскарабкался…
Вроде бы — и приключений на мою жизнь никаких не выпадало: дорога прямая, знакомая, до камешка изученная, не тайга и не джунгли. А стоит опять спокойно рассудить — так ведь каждый мой корабль, что я начал да со стапеля спустил, — разве не приключение? Приключение, да ещё какое: каждый раз — новое, каждый раз — на особинку!
Вот и выходит: и путешествия, и восхождения, и приключения самые разные — всё укладывается в путь одной моей жизни, рабочей жизни — от проходной до стапеля, по главной аллее, по Главной моей дороге.
Тысяча шагов туда, тысяча обратно…
Краны над стапелем
Своё рабочее место я от проходной вижу сразу — над ним склонились подъёмные краны, как жирафы свои длинные шеи вытянули, и ждут. Весёлые краны, разноцветные. Я их наизусть знаю: вот синий — «десятка», вот жёлтый, спиной повернулся — это «девятка», а красный, на котором тётя Клава, крановщица, в кабинке сидит, — «двенадцатый».
Стоят пока краны, не двигаются, меня ждут. Ждут, потому что краны вместе со мной работают. Это — мои руки. И не только мои, а всех нас — судостроителей.
Корабли ведь на земле собирают, по частям, или, как мы говорим, по секциям. Есть такая игра детская, конструктор называется. Так там тоже из частей разных, из деталек можно что хочешь собрать. Ну, а наш корабельный «конструктор» — гигантский, словно игра для великанов. Кусочек корабля — это голое железо, махина весом тонн в двадцать, а то и в сорок. Попробуй-ка, подыми руками! То-то!
Вот краны и подымают. А мы уж на место ставим, какую секцию куда положено: днищевую — на дно, бортовые — на борты, палубные — на палубу. Каждую секцию надо с крана принять, да повернуть туда-сюда, да осадить, да поставить, да поднажать. Лишнее обрезаем, выравниваем. И ломом, и кувалдой, и домкратом работаем. Поставим, железный лист к другому электросваркой прихватим — так и растёт наш корабль.
Если со стороны на нашу работу взглянуть — так на стройку дома очень похоже. Видел, как дома строят?
Ну вот. У строителей краны, и у нас — краны, только посильнее, конечно. У строителей на доме — леса, и у нас корабль весь в лесах. И снаружи, и внутри. И домостроители дома из отдельных крупных блоков собирают, как мы — из секций.