Юри понял, что тётя хочет показаться гостям в наилучшем свете. Хочет выставить напоказ свою доброту и щедрость по отношению к бедному, оставшемуся без семьи мальчику.
Её лицемерие было отвратительно, и Юри не произнёс ни слова в ответ… Он смотрел не отрываясь в свою чашку, стиснув в кулаки лежавшие на коленях руки. До чего же неловко и противно было ему чувствовать себя главным действующим лицом во всей этой комедии.
Когда стало ясно, что ответа не дождёшься, тётя Эрна похлопала Юри по плечу и сказала:
— Он у меня очень стеснительный. Но ничего, мы исправимся. Не правда ли?
Наконец Юри оставили в покое, разговор завертелся вокруг событий и новостей на комбинате, где работала Эрна Казук. Вспомнили о чьём-то обмене квартир и вновь заговорили о молочном комбинате. Затем под обстрел их языков попал некто Куремаа, лишь недавно назначенный главным инженером комбината.
— Тьфу, даже страшно подумать, каким типам ты должна подчиняться! — с презрением произнесла тощая гостья. Подняла чашку, отпила глоточек кофе и продолжала: — Его отец был в нашем доме дворником. А этот Куремаа бегал сопливым мальчишкой… А какая у них стояла грязища! Ужасно! Подумайте только, они даже мыла не покупали. Дескать, не было денег! Старуха ходила к моей прачке, выпрашивала кусочек. А теперь этот мальчишка Куремаа — вдруг главный инженер! Прямо досада берёт, как подумаешь…
Тощая гостья тяжело вздохнула и, чтобы немного успокоиться, вновь отхлебнула глоточек кофе. Как видно, эта тема разговора чрезвычайно взволновала тощую гостью — от её сдержанности не осталось и следа. Она вновь с наслаждением начала в самых неприглядных красках описывать детство главного инженера.
— Этот Куремаа, говорят, крупный партийный работник, — не то спрашивая, не то утверждая, произнесла тучная гостья и вновь начала постукивать об пол носком туфли.
— А то как же. Как же иначе его назначили бы главным инженером? Разве он мог соответствующий институт кончить?! Как же! Ждите!
Всё тревожнее бьётся сердце Юри. Кажется, словно какая-то мутная волна с шумом ворвалась в комнату и теперь плещется возле стульев и шкафов, с каждым словом поднимается всё выше и выше, становится всё грязнее и отвратительнее.
— С малых лет уродуют детей! Кроят на свой манер, принуждают… — продолжала возмущаться тощая гостья.
— Нацепят на шею красный галстук — и кричи «ура»!
Произнеся последние слова, женщина поверх чашки взглянула на Юри. И мальчик почувствовал, что вторая гостья и тётя Эрна тоже так и мечут в него осуждающие взгляды. Грязная, мутная волна захлестнула его с головой, и казалось, вот-вот задушит.
Мальчик поднял голову, выпрямился и заговорил:
— Наш классный руководитель тоже член партии. Его все уважают. Он прекрасный человек!
Тучная гостья затряслась от беззвучного смеха.
— Вы слышали! — еле выговорила она, колыхнув плечами. — Вот оно, теперешнее воспитание! Только и умеют грубить старшим!
Толстуха с трудом перевела дух. Наступившей паузой проворно воспользовалась другая гостья. Она презрительно скривила губы и сказала с издёвкой:
— Ну конечно, ты, деточка, и есть тот самый судья, который призван решать, что он за человек. Прекрасный или премерзкий.
Тут Юри поймал на себе взгляд тёти Эрны. Глаза её были холодны и враждебны.
— Нехорошо возражать старшим. Разве этому тебя учат в школе?
— А если то, что говорят старшие, неправда! — воскликнул Юри и вскочил с места. — Мама всегда говорила, что…
— Что говорила твоя мать, это нас не интересует, — отрезала тётя Эрна. — И эту красную… Тебе незачем дома на шее таскать. Если в школе заставляют, там и носи, а тут нечего, не смей…
— Никто меня не заставляет! — перебил её Юри, еле сдерживая подступившие к горлу слёзы. Однако голос мальчика звучал твёрдо и спокойно. Глаза смотрели прямо в лицо тётке. Точно так, как в тот момент, когда он сказал ей про красные ворота.
— Никто не заставляет! — повторил Юри гордо. — Я сам хочу!
Эти слова окончательно вывели тётю Эрну из равновесия. Её лицо и шея покрылись красными пятнами. Руки вцепились в край стола. Щёки задрожали. Губы её зашевелились, но звука не было.
Наконец тётя поборола себя. Руки отпустили край стола, пятна на лице стали бледнее, к ней вернулся дар речи.
— Вон! — произнесла она очень спокойным голосом. — Вон! И чтобы твоей ноги здесь больше не было!
Странное чувство облегчения охватило Юри. Он с высоко поднятой головой прошёл между стульями в переднюю. Казалось, с его плеч скатился тяжёлый камень и остался лежать на диване. От этого спина выпрямилась, а шаг стал твёрже.
Юри натянул пальто, надел шапку. Возле зеркала на стуле лежал портфель. Мальчик взял его под мышку и направился к двери.
Из столовой донёсся голос тёти Эрны:
— Если ты раскаешься и захочешь вернуться, то двери дома тёти Эрны для тебя всегда открыты.
Юри ступил на порог гостиной, приподнял шапку, поклонился и сказал:
— Счастливого вечера!
Закрыв за собою дверь квартиры, мальчик не переводя дыхания сбежал с лестницы и домчался до первого угла.
Куда-то торопились люди, шли машины, бежали дети. Улицы были полны движения. Каждый прохожий стремился к своей цели.
А у него? Куда пойдёт он? Прямо или налево, или, может быть, назад? Куда ему держать путь? Всё равно куда!
Хотя ему была предоставлена полная свобода действий, Юри понимал, что принять решение трудно. Для этого надо иметь цель. А какая цель у него? Куда ему стремиться? Он не знал.
Свернув по улице влево, Юри увидел парк. «Там можно посидеть и подумать», — решил мальчик и быстрыми шагами пошёл к парку.
Через несколько минут он уже стоял под старыми каштанами. Их листья были ещё крохотными и зябко скручивались в трубочки.
По ещё непросохшему песку парка между толстыми стволами деревьев весело бегали малыши. Кидали пёстрые мячики, мчались на маленьких велосипедах, сновали туда и сюда возле выкрашенного в красный цвет игрушечного домика. Какая-то девчушка в пушистой красной шапочке сидела на корточках и внимательно разглядывала ползущую по травинке букашку.
Няни устроились на скамейках, читали, занимались рукоделием или же ленивым взглядом следили за вознёй малышей.
Жизнь здесь текла уверенно и спокойно. Скоро все эти люди пойдут по домам, поедят, лягут отдыхать.
Не выбирая места, Юри присел на скамейку возле пруда. Положил портфель себе на колени и с силой сжал его ручку.
Сердце мальчика похолодело от страха. Теперь он совершенно одинок. Скоро стемнеет. Где он ляжет спать? Где возьмёт еду? В кармане у него лишь несколько рублей. На эти деньги можно купить две-три булочки. А дальше? Страх мешал ему думать. Широко раскрыв глаза, Юри уставился на зеленовато-серую воду пруда.
7
Малыши уже давно разошлись по домам. Только следы велосипедных колёс на дорожках и несколько забытых формочек для песка на детской площадке ещё напоминали об их пребывании.
Постепенно исчезли из парка и гуляющие: весенние вечера часто бывают сырыми и неприветливыми.
Низко спустившееся солнце вырисовывало на газонах длинные чёрные тени; они, словно гигантские стрелы, упирались в пруд и в сидящего возле него Юри.
Мальчик не помнил, о чём он думал в последние часы. Мысли, словно испуганные зверьки, разбегались в разные стороны. Собрать их воедино у Юри не хватало сил. Кто-то сел на скамейку рядом с мальчиком. Что-то у него спросил. Юри что-то отвечал незнакомцу, но о чём именно шла речь, уже не мог вспомнить.
Мозг мальчика неотступно сверлила одна мысль: надо искать ночлег. Уже сейчас в тоненьком пальтишке холодновато. А что будет, когда солнце попрощается с городом, когда темнота окончательно воцарится в парке?
Куда пойти?
И вдруг словно луч солнца ворвался в тёмное помещение. Страх отступил, даже словно бы стало теплее.
Ведь у него, Юри, есть дом! Там, где они жили с матерью. Там их вещи. Туда и надо пойти. Наверно, ключ внизу у дворника. Если молодой человек, знакомый тёти Эрны, и живёт на кухне — не беда. Места хватит обоим.
Счастливый, что всё так просто решилось, Юри пустился бегом по улице. Учебники и тетради весело подпрыгивали в портфеле. От быстрого движения мальчик согрелся. Заботы отошли в сторону. И в голове стали возникать планы, один лучше другого.
Дом у него есть. Может быть, удастся на лето устроиться на работу. Может быть, с платой за квартиру потерпят — дадут отсрочку… А пока можно и какую-нибудь вещь снести в комиссионный магазин. Например, фотоаппарат — давнишний подарок отца. Вещи матери, конечно, продавать нельзя.
Вот уже и бульвар Раннапуйестээ. Здесь поворот к дому Нээме. А там надо свернуть, если идти к Вирве. Может быть, сходить навестить их. Спросить, что нового произошло сегодня в школе.
Добравшись до угла, откуда были видны окна квартиры, где они жили с мамой, Юри остановился.
Что бы это могло значить?
Окна ярко освещены!
Медленно зашагал мальчик дальше. Ему не хотелось верить в то, что случилось непоправимое, но по мере приближения к дому предчувствие беды усиливалось. Однако Юри решил выяснить всё до конца.
Знакомо щёлкнула калитка, как прежде проскрипела лестница, даже половик возле дверей был тот же — сколько раз Юри вытирал об него грязные ботинки!
Но на дверях уже не висело таблички с именем матери. И это так испугало Юри, что он не смел двинуться с места. Стоял и смотрел на рамку, в которую прежде была вставлена карточка с двумя написанными рукой матери словами: «Эстер Кангур».
Теперь рамка была пуста и словно бы говорила стоящему за дверью сыну Эстер Кангур: «Здесь уже нечего искать».
Сквозь двери доносился громкий разговор и смех. В квартире, как видно, было довольно много народа.
«Ну и что же, — успокаивал себя Юри, — я ведь не собираюсь делать ничего плохого… Ведь здесь наши вещи. Вот и синий почтовый ящик висит на двери… и половик на полу…»
Мальчик поднял руку и надавил на кнопку звонка. Звонок был в неисправности, как и прежде: если нажать прямо, то не получается контакта, а если немного влево, то…
«Трррр…» — послышалось сразу из-за двери.
Смех и шум в квартире прекратились. К дверям приближались тяжёлые гулкие шаги. В следующее мгновение Юри стоял лицом к лицу с незнакомым молодым человеком.
— Что тебе надо, мальчик? — спросил тот, не дожидаясь, пока Юри поздоровается. — Ты, наверное, к прежним жильцам пришёл. Так они больше не живут здесь. Теперь эта квартира моя.
Пока молодой человек говорил, Юри смотрел сквозь открытую дверь в столовую.
С первого взгляда мальчик заметил, что все их вещи целы. Кушетка, стол, стулья, ковёр… Там, где стояли прежде письменный стол и книжный шкаф, на обоях выделялись невыгоревшие прямоугольники.
Круглый обеденный стол был раздвинут и накрыт праздничной скатертью, той самой, которую мама берегла для гостей. За столом сидели несколько молодых людей и девушек.
— Артур, кто там пришёл? Ещё гость? — спросил один из гостей.
— Нет, — ответил молодой человек, открывший Юри дверь. — Тут какой-то мальчик прежних жильцов разыскивает.
— Ну так чего ты там застрял? Нам без тебя скучно! Ведь ты именинник! — закричало сразу несколько голосов.
— И зачем это надо на ночь глядя в чужую квартиру ломиться, — сказал кто-то недовольно.
Молодой человек хотел ещё что-то спросить, но Юри уже не слушал его, он повернулся и выскочил за дверь.
Да, здесь, в его собственной квартире, он был посторонним.
Но что это значит? Неужели и вправду сюда пущены новые съёмщики? Ведь мать внесла квартплату за месяц вперёд. А может быть, это просто знакомые тёти Эрны, её друзья? А как же мебель? Что, если пойти и порасспросить обо всём соседей с первого этажа, например дядюшку Холлмана?
Юри, который как раз дошёл до калитки, обернулся назад и увидел, что нижний этаж не освещен. Наверное, старик Холлман опять уехал в Таллин к сыну.
Медленно передвигая ноги, доплёлся Юри до угла бульвара Раннапуйестээ. Лёгкий ветерок, тянувший с реки, принёс запах краски — в порту яхтклуба ремонтировали парусники и лодки.
Мальчик бросил последний взгляд на бывший свой дом и завернул за угол.
Улица уводила Юри всё дальше от дома. Но увести его от тяжёлых мыслей она не могла. Как ужасно, что в их квартире живут совершенно чужие люди, пользуются вещами, которые так берегли и содержали в таком порядке руки его матери!
Перед Юри вновь встал беспощадный вопрос: куда пойти?
Мальчик осмотрелся. Его окружали тихие вечерние улицы. Надвигающаяся ночь казалась ужасной. Словно огромные пасти, чернели открытые ворота домов. Река плескалась таинственно и жутко.
«Может быть, пойти к Вирве?»
Нет. У них крохотная комнатушка и большая семья.
«Ночью ступить некуда, а не то что лечь», — сказала однажды Вирве.
А к Нээме? К соседу по парте, к другу? У них свой дом. Там должно бы хватить места и для него.
Вновь появившаяся надежда заставила мальчика поторопиться.
Юри забыл о чернеющих пастях дворов, они уже не казались такими таинственными. И встречные прохожие тоже выглядели симпатичнее. Он перестал их бояться.
Окна дома Сайдла были темны. За выкрашенным в зелёный цвет забором мелькал Кааро — огромный серый с рыжими подпалинами пёс из породы овчарок, с ним Юри никак не удавалось установить дружеских отношений. Юри частенько бывал у Нээме в гостях, давал Кааро хлеб с маслом и конфеты, но как только собирался уходить, Кааро так и норовил цапнуть его за ногу.
Поэтому сейчас нечего было и думать о том, чтобы приблизиться к дому. Спущенный с цепи сторож бегал вдоль длинного забора, готовый помешать любой попытке Юри нарушить сон его хозяев.
Юри загремел ручкой калитки, чтобы вызвать Кааро на лай. Может быть, хозяева выйдут посмотреть, что это привело собаку в такую ярость, и увидят незваного гостя.
План в основе своей был правильным, но все усилия Юри оказались тщетными. Очевидно, семья Сайдла настолько привыкла к ночному лаю Кааро, что не обращала на это никакого внимания. Ни в одном окне даже не вспыхнул свет.
Вконец измучившись, Юри поплёлся прочь.
«Куда теперь? Куда теперь?» — неотступно стучали в его мозгу всё те же два слова. Неужели ему больше некуда деться?
Весь вечер мысль Юри лихорадочно работала в поисках выхода из создавшегося положения. Его не оставляла надежда найти хоть какой-нибудь ночлег. Но сейчас он должен был себе признаться: теперь действительно всё. Оставалось лишь обратиться к учителю Роозма, но где он живёт, Юри не знал. К тому же мальчик опасался, что классный руководитель просто-напросто заставит его вернуться к Эрне Казук!
Дорожка оборвалась на берегу под наклонившимися к воде ракитами. Рыбаки сколотили здесь из старых досок скамеечку.
Вода, плескавшаяся на повороте реки, казалась чёрной и густой, словно олифа. В голову Юри пришла странная мысль: если окунуть руку в такую воду, то рука, наверное, будет словно в дёгте вымазана. А с кончиков пальцев этот дёготь станет стекать длинными чёрными нитями…
«Ну и ерунда же лезет в башку!» — Юри усмехнулся своим мыслям.
Держась за руки, мимо него прошли молодой человек и девушка. Юри долго смотрел им вслед. И мысленно видел на их месте себя с матерью. Вот они разгуливают по нескончаемым дорожкам огромного таллинского парка Кадриорг, размахивают в такт шагам руками и разговаривают.
Когда же это было?
Очень, очень давно. Когда их бросил отец.
Они сели на скамейку на берегу моря и смотрели, как ветер швырял на камни волны, как возникали и исчезали на воде белые гребешки пены.
— Не беда, Юри, станем друг другу опорой. И всё будет хорошо.
Так сказала тогда мама.
От этого воспоминания на глаза навернулись слёзы. Деревья, дома и берег реки расплылись словно в тумане.
Юри вытер кулаком глаза и вновь двинулся в путь. Ноги сами собой несли его с одной улицы на другую, наконец внимание мальчика привлекла ярко освещенная витрина.
Это был дежурный магазин.
Юри вошёл в него. Заваленные продуктами полки напомнили мальчику о том, что он зверски голоден. Рука нащупала в кармане монетки.